Не питайте иллюзий. Соединенные Штаты по-прежнему намерены бороться с террористами, которые угрожают нашим гражданам и нашей безопасности, где бы мы их ни обнаружили и какой бы ни была мотивация, оправдывающая их действия. Безусловно, всегда найдутся те, кто будет нас за это критиковать, но это было и остается политикой нашей администрации. «Группу-99» нельзя назвать безобидной: это не борцы за свободу и не защитники бедняков, а террористы.
Мы по-прежнему уверены, что вместе с британскими коллегами обязательно отыщем мистера Дрекселя. А пока его похитителям следует понять: вам не убежать и не скрыться. Мы вас найдем и уничтожим!
Генерал-майор Фрэнк Дорриен в негодовании выключил телевизор. Лживость Хейверса потрясла его так, что даже зубы заныли. Разумеется, таковы почти все политики, но американцы врут виртуозно, они – мастера в деле искажения фактов.
До чего же он их презирает!
Мысли Дорриена перешли к Хантеру Дрекселю, журналисту, из-за которого сказано столько вранья. Соединенные Штаты могли оказаться в почти полной дипломатической изоляции ради человека, который не только сбежал от солдат, рисковавших жизнью ради его спасения, но, судя по всему, был типичным журналистом и думал только о собственном благополучии. Азартный игрок и неисправимый бабник, Хантер Дрексель уехал в Москву, оставив за собой шлейф разбитых сердец, разозленных редакторов и неоплаченных счетов. Такие, как он, не заслуживают спасения, не заслуживают, чтобы отважные, честные, верные солдаты рисковали ради них своей жизнью.
Генерал-майор Фрэнк Дорриен очень серьезно относился к понятию «верность» в любом его проявлении: верность семье, религии (Фрэнк воспитывался в католической вере и считал себя консерватором с большой буквы), своей стране, но превыше всего для него была преданность британской армии. За армию он, не задумываясь, отдал бы жизнь.
И не только свою…
В мире Фрэнка Дорриена каждый делает то, что должен, то есть выполняет свой долг, какую бы форму он не принимал. В последнее время долг повел Фрэнка в довольно неожиданном направлении. Ему пришлось принимать решения, причем не только сложные, но и неприятные, но ни разу он не усомнился в своих действиях. Он никогда не критиковал своих начальников, как и положено солдату.
Армия – это жизнь Фрэнка Дорриена, хотя у него была жена Синтия, которую он любил, были походы в оперу, выращивание роз, церковный хор и книги по истории Византии. Но все это лишь плоды на дереве под названием «армия». Без нее существование Фрэнка превратилось бы в ничто, в бессмысленный ряд дней без порядка, дисциплины и цели.
А какова цель таких, как Хантер Дрексель? Или таких, как «вольнодумцы» из «Группы-99», которые были омерзительными коммунистами еще до того, как начали безжалостно убивать? Или женщин вроде Трейси Уитни, воровки и мошенницы, которая по какой-то непостижимой причине вызывает восхищение у Джейми Макинтоша?
Фрэнк Дорриен уже не в первый раз задумался о безнравственном мире, в котором приходилось работать. О разведке. Никогда еще профессиональная деятельность не носила такого идиотского названия.
И все-таки долг зовет.
– Не хочешь выпить чашечку чая, Фрэнк? – раздался с кухни голос Синтии Дорриен, ободряюще нормальный и здравый.
– С удовольствием, милая.
Однажды все это закончится, и они смогут вернуться к нормальной жизни.
Алтея, тепло укутанная от резкого нью-йоркского ветра в длинную норковую шубу и такую же шапку, поблескивая на ослепительном зимнем солнце бриллиантовыми сережками от Тиффани, погладила рукой, обтянутой черной перчаткой, надгробный камень, ласково провела пальцем по буквам единственного выгравированного на нем слова: «Дэниел», – и прошептала:
– Он мертв, мой любимый. Боб Дейли мертв. Мы его достали.
Было очень приятно наблюдать на мониторе, как взрывается голова англичанина, только это не принесло Алтее облегчения, хотя она так на это рассчитывала. Вот и сегодня она пришла на могилу Дэниела в надежде обрести хоть немного покоя.
Не удалось.
Может, потому, что его здесь нет? Мраморная плита – это всего лишь памятник, под которым никто не лежит. Алтея не знала, где в действительности лежит ее возлюбленный Дэниел, да и похоронен ли он вообще. Они отняли у нее даже это утешение, как отняли все.
«Вот почему я не испытываю облегчения, – внезапно осенило ее. – Капитан Боб Дейли всего лишь начало. Я должна уничтожить их всех. Как они уничтожили меня».
Алтея не понимала, почему из ЦРУ до сих пор никто не позвонил Трейси Уитни. Жизненно важно, чтобы Трейси в этом участвовала, и ее сообщение на этот счет было предельно ясным. Чего же они ждут?
Если этот болван Грег Валтон не начнет в ближайшее время действовать, придется взять дело в свои руки.
Алтея искренне надеялась, что до этого не дойдет.
Ледяной ветер щипал за щеки, и, плотнее укутавшись в шубу, она направилась к ожидавшему ее лимузину.
Хорошо быть богатой.
Но еще лучше обладать властью.
Глава 5
Трейси Уитни смотрела, как мягко падают на землю снежинки за окном, и пришивала метки с именем сына на комплект его футбольной формы: «Николас Шмидт, 9 “Г”». Это уже второй комплект, который Трейси купила Нику после лета. Сын рос не по дням, а по часам, и к своим четырнадцати был уже выше Джефа.
Николас знал Стивенса как дядю Джефа, международного торговца антиквариатом и старого друга матери, и считал своим отцом некоего Карла Шмидта, немецкого промышленника, трагически погибшего во время катания на лыжах, когда Ник еще был в утробе матери. Эту историю Трейси рассказала ему и всем соседям в Стимбот-Спрингс, маленьком городке в штате Колорадо, где они жили почти пятнадцать лет. Но это была ложь: не было никакого Карла Шмидта, а Трейси родила Ника от Джефа Стивенса, мошенника и вора, одного из лучших в своем деле, хотя ей он все-таки уступал.
Отложив шорты, Трейси взялась за рубашку, тоже темно-синюю. Цвета команды будто специально подчеркивали цвет глаз Ника – пронзительно-синих, как у Джефа. Он также унаследовал атлетическое сложение отца, его густые темные волосы и неотразимое сочетание мужественности и обаяния, которое влекло к Джефу женщин, как мотыльков на свет. Трейси не видела его вот уже три года, с тех самых пор как спасла ему жизнь, вырвав из лап психически больного – бывшего агента по имени Дэниел Купер, но вспоминала о нем часто – всякий раз, когда Николас улыбался.
Последняя встреча с Джефом Стивенсом произошла в тот безумный период в жизни Трейси, когда короткий выплеск адреналина вернул ее к опасностям мира, который, как ей казалось, был покинут навеки. Сразу после этого она заключила сделку с ФБР, чтобы получить юридическую неприкосновенность, и вернулась к мирной анонимной жизни в Стимбот-Спрингс. Джеф навестил ее лишь однажды, а потом только посылал короткие сообщения на открытках из разных частей света. Кроме того, он учредил для Ника трастовый фонд с портфелем вложений в несколько десятков миллионов долларов. «Что еще сказать? – писал он Трейси. – Антикварный бизнес процветает. И кому мне все это оставить?»
Джеф знал, что Блейк Картер, старый ковбой, управлявший ранчо Трейси и фактически вырастивший Николаса, был для мальчика отцом куда лучше, надежнее и основательнее, чем он сам. Как и Трейси, он хотел для сына стабильной и счастливой жизни, поэтому пожертвовал собой и ушел в тень, за что она безмерно его уважала.
Иногда ее беспокоило, что ложью было все, что известно Нику о ней и о его настоящем отце, но утешали слова Блейка Картера: «Он знает, что ты любишь его, Трейси. И это единственное, что имеет значение».
Наконец Трейси пришила метки ко всей футбольной форме и аккуратно сложила ее в большую стопку. Подбросив полено в открытый камин, занимавший центральное место в ее гостиной, Трейси плеснула себе бурбона. Теплый, уютный запах сосновой смолы и древесного дыма наполнил комнату, смешиваясь с ароматами корицы из кухни. Трейси удовлетворенно вздохнула: «Я обожаю это место».
Трейси всегда была красавицей, ее отличали изящная фигура, каштановые волосы до плеч и живые умные глаза, которые в зависимости от настроения меняли цвет с болотно-зеленого до темно-нефритового. Пусть она уже не молода, но не утратила опьяняющей притягательности для противоположного пола. Было в ней что-то непостижимое, искра вызова и соблазна в совершенно необыкновенных глазах, не зависящих от возраста. Даже в джинсах, уггах и водолазке, без макияжа Трейси Уитни могла одним своим появлением осветить комнату. Те, кто знал ее получше, вроде Блейка Картера, видели другое: печаль, глубокую, как океан, и по-своему прекрасную. Она была следствием пережитых утрат – любви, надежды, свободы… Трейси все это преодолела, стала сильнее, но печаль осталась с ней навсегда.
Трейси сделала глоток темной обжигающей жидкости, наслаждаясь теплом, которое скользнуло по горлу и разлилось в груди. Конечно, пить сейчас не следовало, рановато, всего четыре часа дня, но после шитья она заслужила глоточек. Кроме того, было ощущение, что уже вечер: сумерки за окном уступали место темноте, сине-фиолетовое небо постепенно меняло цвет на черный. Снег лежал толстым слоем, девственно-чистый, как сахарная глазурь на свадебном торте, лишь кое-где его прокалывали темно-зеленые ели и сосны, протянувшие к небу ветви-руки.
Дом больше всего нравился ей зимой, когда из окон от пола до потолка виднелись покрытые снегом Скалистые горы во всем их великолепии. К этому месту отлично подходил дипломатический термин «блестящая изоляция». И это стало одной из основных причин, по которой Трейси в свое время его выбрала.
Громкий стук в дверь прервал ее размышления.
Трейси улыбнулась: вот вам и изоляция.
Может, ранчо и считалось отдаленным, но Стимбот-Спрингс был маленьким городком, а Трейси – матерью одного из самых недисциплинированных подростков. Направляясь к двери, она мысленно перебирала, кто это может быть: школьный психолог, директор, раздраженная мамаша одной из восьмиклассниц, шериф?
О боже, только бы не шериф! Блейк придет в ярость, если Ник опять устроил какую-нибудь аферу. В прошлый раз он умудрился перепрограммировать компьютеры в школьной библиотеке, и оказалось, что половина учащихся средней школы получили право на компенсационные выплаты. Школа ошибочно выплатила дружкам Ника больше двух тысяч долларов, пока старший библиотекарь наконец-то обо всем не догадался и не вызвал копов.
В тот раз шериф Ривз отнесся к Нику довольно снисходительно, но еще один подобный фокус, и ему придется наказать озорника в назидание другим.
Трейси изобразила на лице самую обворожительную улыбку, открыла дверь, и ее обдало ледяным холодом. Трейси поежилась.
На крыльце стояли двое мужчин, оба в длинных кашемировых пальто, мягких фетровых шляпах и теплых шарфах. Один был ей незнаком, зато второго, к сожалению, она узнала сразу.
– Привет, Трейси.
Агент Милтон Бак из ФБР попытался улыбнуться, но, поскольку давно этого не делал, у него получилась зловещая ухмылка. Кивнув в сторону невысокого мужчины, от холода переступавшего с ноги на ногу, он представил его:
– Это мой коллега, мистер Грегори Валтон из ЦРУ. Можно нам войти?
Спустя пять минут все трое неуклюже топтались возле кухонного стола. Трейси предложила им по чашке кофе. Пальто агенты сняли, но обошлись без любезностей, и скоро стало понятно, что главный тут коротышка из ЦРУ.
– Спасибо, что впустили нас, мисс Уитни.
Лысый, с мягким голосом и безупречно вежливый агент Валтон сразу же понравился Трейси гораздо больше Бака, но, с другой стороны, любой червяк понравились бы ей больше, чем Милтон. Дело в том, что у них было общее прошлое, отнюдь не самое приятное.
– Здесь меня называют миссис Шмидт, – сказала Трейси. – И я никогда не оставлю человека замерзать на пороге, мистер Валтон, даже если вовсе не желаю его видеть.
– Прошу вас, называйте меня Грег.
– Хорошо. – Трейси улыбнулась. – Давайте обойдемся без предисловий, Грег… Зачем вы здесь?
Валтон открыл было рот, намереваясь что-то сказать, но Трейси еще не договорила:
– После того как три года назад я помогла нейтрализовать Дэниела Купера и арестовать Ребекку Мортимер, в бюро мне твердо обещали больше не трогать ни меня, ни моих близких.
– Так оно и будет, даю вам слово, – успокаивающе произнес Грег Валтон.
– Однако вы здесь, на моей кухне. – Трейси насмешливо вскинула бровь и уселась, закинув одну изящную ногу на другую.
Грег Валтон решил, что эта леди не похожа на других, и в который уже раз в присутствии очень красивой женщины поблагодарил небеса за то, что он гей.
– Тема нашего сегодняшнего разговора, мисс Уитни, не имеет никакого отношения к тому случаю или к вашему прошлому. Это вопрос национальной безопасности.
Трейси его слова явно озадачили.
– Не понимаю…
– Возможно, поймете, если потрудитесь выслушать! – рявкнул Милтон Бак.
Трейси отметила, что он по-прежнему поражает чувственной, какой-то надменной красотой. И так же неприятен, как и раньше.
– Мистер Валтон хотел сказать, что мы здесь не для того, чтобы выдвигать против вас обвинения за прошлые преступления.
– Еще бы! Ни драгоценности, ни картины я не воровала! – возмутилась Трейси.
– Мы здесь для того, чтобы потребовать от вас выполнения долга перед страной.
– Да ну? – прищурилась Трейси.
С ее точки зрения, Милтон Бак мог засунуть свои требования туда, где никогда не светит солнце. Три года назад этот ублюдок оставил Джефа умирать, когда его прибил к кресту маньяк Купер в холмах за Пловдивом, в Болгарии, и только Трейси со своим другом Жаном Риццо из Интерпола смогли спасти его и передать преступника в руки правосудия. Хотя, разумеется, затем в лучах славы купалось ФБР, и больше всех хвалили агента Бака.
– Не потребовать, – поправил коллегу Грег Валтон, бросив на него неодобрительный взгляд, – попросить. Мы приехали именно просить вас о помощи, в которой очень нуждаемся.
Трейси с подозрением посмотрела в лицо Валтону, затем бросила взгляд на часы.
– В пять тридцать мне нужно забрать сына. Я смогу уделить вам еще час, но затем вам придется уйти.
Милтон Бак, явно разъяренный, открыл было рот, намереваясь что-то возразить, но Грег Валтон сердито сверкнул на него глазами и произнес:
– Договорились, мисс Уитни. А теперь позвольте рассказать, зачем мы здесь.
В течение следующих сорока минут Грег даже дыхание ни разу не перевел. Трейси внимательно его слушала, облокотившись на кухонный стол, ее кофе сначала сделался чуть теплым, затем ледяным. Как и большинство жителей Америки, Трейси видела по компьютеру ужасную казнь капитана Дейли, совершенную бандитом из «Группы-99», знала про сомнительный рейд в Братиславу; знала, что, несмотря на все усилия правительства, попытка спасти американского журналиста Хантера Дрекселя откровенно провалилась.
Чего она не знала, так это что Хантер Дрексель больше не был пленником «Группы-99», как недвусмысленно объявил президент Хейверс в своем телевизионном выступлении, а по неизвестным причинам сбежал. Не знала она и того, что богатая американка, известная как Алтея, не только руководит «Группой-99» и финансирует ее, но и лично отдала приказ убить Дейли.
– Ого, – покачала головой Трейси, когда Валтон замолчал. – Должно быть, Хейверс выжил из ума. Зачем так откровенно лгать? А что будет, если Дрексель внезапно выскочит где-нибудь, как Эдвард Сноуден, и устроит пресс-конференцию?
– Это будет исключительно неудачно, – согласился Грег Валтон. – Однако будет еще хуже, если начнется глобальная эскалация насилия и убийств, вроде того, что мы наблюдали с капитаном Дейли. Похищения, казни, взрывы. Теперь, когда они переступили черту, возможно все. Мы не знаем точно, насколько велика сеть «Группы-99», но знаем точно, что она велика и постоянно растет, главным образом в местах, где разрыв между богатыми и бедными особенно велик, например в Южной Америке.