– Оставь, – сказал я. – Ночной бриз просто показывает, что тоже любит тебя.
Она рассмеялась:
– Ты неисправимый романтик, Витя.
Утес Прощенных неуклонно приближался.
«Черный айсберг», – подумал я, обернувшись. Казалось, бесформенная махина, весившая больше небоскреба, сама надвигалась на нас, словно устав ждать гостей.
Вскоре мы были на месте. С западной стороны волн было меньше, и нам удалось пришвартоваться без особых проблем. Закрепив цепь на одном из валунов, я протянул Марине руку, помогая выбраться из лодки.
Она с удивлением осмотрела ладонь.
– У тебя кровь.
– Чепуха. Поцарапался, когда банку консервную в поезде открывал, – отозвался я. – Обуйся, и идем. Смотри под ноги.
– Ты так говоришь, будто знаешь тут все лучше меня. Словно это не я, а ты тут живешь, – усмехнулась Марина, надевая босоножки.
«А это так и есть, – подумал я, глядя, как она начинает восхождение. – Потому что сердцем я всегда находился рядом с тобой, дорогая».
Я внезапно поймал себя на мысли, что каждое движение любимой, даже простое, казалось бы, переставление ног, излучало очаровательную грацию и великолепие.
На то, чтобы взобраться на утес, у нас ушло минут десять.
– Как здесь дует, – пожаловалась Марина, обхватив руками локти.
Я осмотрел себя с ног до головы.
– Прости, не подумал, что ночью может быть холодно. А моя грязная майка тебя, к сожалению, не спасет.
– Тогда обними меня.
– Я сделаю это с удовольствием.
Пару минут мы просто стояли, крепко обнявшись, не произнеся и слова. Я чувствовал, как колотится ее сердечко, благоговейно глядя на иссиня-черный небосвод, усыпанный мириадами звезд. Они не просто сверкали в небе, перемигиваясь, будто искры от языков пламени. Звезды мягко плавали, то приближаясь, то отдаляясь, будто концентрируясь в бесформенные хлопья и лоскутья ночи, а затем вновь рассеиваясь, как алмазы, рассыпанные чьей-то небрежной рукой. Глядя на мерцающие хрусталики в небе, я вдруг представил себя летящим сквозь Вселенную, минуя десятки, сотни неизведанных планет.
«Да, я лечу… Лечу, чтобы в итоге сгореть дотла, и все, что от меня останется, – ослепительная вспышка, на мгновенье озарившая небосвод…»
Пронизывающий ветер, яростно завывающий над нашими взъерошенными головами, постепенно утихал, пока не исчез вовсе.
– Тебе больше не холодно? – спросил я.
Мы одновременно улыбнулись.
– Ты волшебник? – шепнула Марина, доверчиво взявшись за мою ладонь своими теплыми пальчиками. – Обнял меня, и ветер прекратился…
– Нет. Просто когда двум сердцам уютно вместе, природа не мешает, а иногда даже помогает.
Взявшись за руки, мы медленно приблизились к громадному корявому дереву, иссушенный ствол которого торчал прямо из расселины в утесе. Бог знает сколько лет этому странному дереву, я даже затруднялся определить его видовую принадлежность. Казалось, оно всегда было таким – мертвым, без единого листочка, со скрюченными ветками, которые напоминали чешуйчатые лапы доисторического ящера. Если бы не легенда, я решил бы, что это дерево появилось одновременно с Утесом Прощенных сотни, а то и тысячи лет назад и в таком виде дожило до сегодняшних дней – древнее, выцветшее, окаменело-выдубленное от ветров, проливных дождей и палящих лучей солнца.
Я осторожно дотронулся до шершавой поверхности твердого, как гранит, ствола.
– Знаешь, что с этим необычным деревом связана одна легенда?
– Нет, – отозвалась Марина. Она даже не посмотрела в мою сторону, все внимание девушки было сосредоточено на краю обрыва.
– Говорят, тысячу лет назад тут жили драконы, – заговорил я. – И этот остров был жилищем одной пары. Прошло время, драконы умерли, и сюда стали приезжать люди. Путешественники и просто любопытные. Сто лет назад ночью здесь оказались молодой человек с девушкой. У них были непростые отношения, и девушка надеялась, что у них все наладится и их чувства обретут новую жизнь. Но все вышло иначе…
Я осекся, видя, как близко к обрыву подошла Марина.
– Представляешь, с какой высоты упала Ирка, – протянула она, с испугом заглядывая вниз.
– Представляю, – согласился я, неожиданно для себя обнаружив, что будь эта несчастная Ирка жива и сейчас стояла бы здесь, я с громадным удовольствием дал бы ей хорошего пендаля, чтобы она вновь улетела вниз.
«Она тебя не слушает», – захихикала тварь, очнувшись от непродолжительной дремоты.
– Закройся, – процедил я, и голос послушно умолк.
– Ты что-то сказал?
Она обернулась, внимательно глядя на меня.
– Витя?
Я кашлянул, прилагая все усилия, чтобы по моему лицу она не смогла прочитать истинные мысли.
– Девушка верила, что они помирятся. Она постелила скатерть, накрыла стол, поставила вино. Но вместо примирения юноша ей сообщил, что они должны расстаться – у него появилась другая. А еще он добавил, что весь этот обед – напрасные траты денег и времени. Он начал спускаться вниз, сказав, что ждет девушку в лодке. Но она не спустилась вниз.
Я выдержал паузу, вглядываясь в лицо Марины.
«Интересно, о чем она сейчас думает? О своей погибшей подруге? О дискотеке, которую сейчас пропускает из-за меня? Или о своем шизанутом бате, который в настоящий момент варит раков со своим сынком-дебилом?!»
(…размажу тебя, парень… чеши отсюда…)
Я содрогнулся, будто этот хрипловато-прокуренный голос прозвучал за моей спиной.
– И что же было дальше?
Впервые за все повествование Марина выглядела заинтригованной.
– Молодой человек напрасно прождал ее в лодке. Девушка не спускалась. Тогда он махнул рукой и поплыл к берегу без нее. А она осталась наверху. Она молча сидела, глядя на собранный стол, на разлитое по бокалам вино, а ветер трепал ее волосы.
Я глубоко вздохнул всей грудью.
– Так девушка просидела почти до утра. А когда за горизонтом заалел рассвет, она прошептала: «Боже, прости меня», затем взяла нож и пронзила себе сердце. Она умерла прямо тут, на вершине утеса. Ее кровь впиталась в трещины, размягчая скалу. И спустя какое-то время, уже после похорон несчастной, здесь выросло дерево. С тех пор это место называют Утесом Прощенных. Ходят слухи, что если поклясться в любви возле этого дерева и чувства будут искренними, то оно может ожить и зацвести. И влюбленные будут счастливы навеки.
Марина медленно обошла ствол, остановившись возле меня.
– Неужели и правда была такая легенда? Я прожила тут всю жизнь… и никогда о таком не слышала!
Я сорвал с порезанного пальца съежившийся пластырь и, скомкав его, щелчком отправил в море. Все равно от него толку ноль.
– Конечно, нет, – мягко ответил я. – Я все сам придумал.
– Сам, – повторила за мной Марина, и от меня не ускользнуло прозвучавшее в ее голосе разочарование. – Мне следовало бы догадаться. Ты всегда отличался специфической фантазией… у меня даже твои стихи сохранились. Помнишь?
Я кивнул.
– Ой, Витя!
– Что?
Марина ахнула, указывая куда-то на небо:
– Кажется, началось! Только что там промелькнула комета!
Я обернулся, вглядываясь в небесно-смоляной купол.
– Вон, вон там!
Несколько секунд ничего не происходило, и мы с замиранием сердца смотрели в небо. Я уже хотел было сказать, что, вероятно, звездопад начнется чуть позже, как внезапно бархатистый небосвод словно рассекли надвое. Марина вновь ахнула, вцепившись в мой локоть.
Это было непередаваемо. Небо вспыхивало и мерцало, как живое, казалось, кто-то огромный и одновременно невидимый швыряет пылающие угли, каждый из которых оставлял за собой радужный шлейф.
– Смотри… какое созвездие, – зашептал я, указывая на небо. – Видишь? Если соединить звезды линиями, получится твое лицо. Ты видишь?
Марина засмеялась:
– Никогда бы не подумала. Такое придумаешь.
«Потому что я люблю тебя», – подумал я.
– Выбирай звезду. Любую, – тихо предложил я.
– И что? – снова улыбнулась она. – Ты подаришь мне ее?
– Я подарю тебе все звезды, – сказал я совершенно серьезно. – И ты это знаешь.
Она прижалась ко мне, и некоторое время мы просто молча стояли, обнявшись.
– Боже, какая красотища! – наконец восхищенно прошептала Марина. – Спасибо тебе!
Я скромно промолчал, предоставляя ей самой по достоинству оценить мои усилия. В самом деле, не каждый день можно стать свидетелем столь потрясающего зрелища.
– Расскажу ведь, не поверят, – продолжала Марина. – А если представить, что каждая звезда – чья-то жизнь?
– На самом деле с точки зрения науки падают вовсе не звезды, – сказал я, решив блеснуть эрудицией. – Вообрази себе комету. При многократном прохождении ее по своей орбите ее ядро распадается, в результате чего появляются мельчайшие частицы. Они врезаются в атмосферу нашей Земли со скоростью более чем 60 километров в секунду. В процессе трения о воздух они сгорают в земной атмосфере, отчего и образуется так называемый «звездопад».
– Да?
Судя по всему, научная справка не вызвала у Марины особого восторга.
«Конечно, – подумал я с недовольством, – куда приятней думать, что это действительно сгорают звезды, а не какие-то гребаные песчинки от ядра кометы…»
– Может, выпьем вина? – предложил я.
Она кивнула, и я, выудив из пакета бутылку, принялся возиться с пробкой. Марина покосилась на мой перочинный нож, но ничего не сказала.
– За тебя, – произнес я, поднимая пластиковый стаканчик.
– За нас, – добавила Марина, и мы, коснувшись нашими «бокалами», выпили.
– А теперь… Держи, – сказал я, протягивая ей бархатистую коробочку. – Надеюсь, с размером угадал.
Марина расширенными глазами смотрела на подарок, и в какое-то жуткое мгновенье вместо своей любимой я увидел ее отца, нагло ухмыляющегося и отвратительно пахнущего потом и табаком. Я протягивал ему руку, а он с презрением смотрел на меня, словно раздумывая – плюнуть мне на ладонь или просто сразу дать в морду…
Рот наполнился слюной, горькой и вязкой, и я почувствовал себя канализационной трубой, пропускающей сквозь себя всякое дерьмо.
Да.
Именно дерьмо.
Дерьмо все это. Дерьмо ваш занюханный поселок, дерьмо ваша лодка, воняющая рыбой, дерьмо ваша «Улыбка», от которой во рту так дерьмово… и вообще. Дерьмо все на свете.
«Сейчас она скажет, что не может принять от меня такой дорогой подарок. Тогда я выброшу это кольцо в море. А потом…»
«А потом – ее, Марину. Следом за колечком», – прошелестел ненавистный голос, и я зажмурился.
– Какое чудо, Витя.
Я открыл глаза, гадая, не ослышался ли я.
Колечко было на ее безымянном пальчике и сидело на нем словно влитое, а прохладный лунный свет играл бликами на благородном металле.
– Оно просто замечательное, – призналась Марина, любуясь подарком. – Это что? Неужели бриллиант?!
Я кивнул, чувствуя, что краснею.
– Спасибо, Витя.
Она чмокнула меня в щеку и перевела взгляд в сторону берега.
– Ну, поехали? Сегодня дождь обещали. Смотри, и ветер усилился…
«Куда поехали?» – заторможенно подумал я.
«На берег, – терпеливо пояснил внутренний голос. – Она пойдет на дискотеку. А ты будешь сидеть на берегу, ждать утреннего автобуса. Пойдет дождь – залезешь под сгнившую лодку, как помойный пес. А вздумаешь припереться на дискотеку, получишь по яйцам».
– Ты не поняла, что означает мой подарок? – тихо спросил я.
Марина беспечно пожала плечами, словно я спросил ее, который час.
– Ты меня любишь, – ответила она после короткой паузы. – Разве не так?
– Я хочу тебя забрать отсюда.
Марина опешила.
– Как это «забрать»? Я тебе что, запасные брюки, что ли?
Я почувствовал, как в висок что-то кольнуло. Будто острие булавки проткнуло тонкую кожу.
– Я не понимаю, при чем тут брюки. Мы любим друг друга. Почему мы не можем быть вместе? У меня есть где нам жить. Мы подыщем тебе институт. У тебя будет работа. Я буду рядом с тобой. А что тебя ждет в этой дыре, Марина?
– Дыра? – возмутилась она. – Я родилась в этой дыре. И я знаю, куда мне поступать. На экономический факультет Политеха, в Краснодаре. И с работой мне папа поможет.
– Не сомневаюсь, – как можно спокойней ответил я, с ужасом ощущая, как внутри меня, медленно расправляя кривые лапы, просыпается нечто уродливое и отвратительное, нечто такое, что можно увидеть разве что в ночных кошмарах. – Вероятно, твой папа и жениха тебе подберет?
– Куликов, ты специально хочешь, чтобы мы поссорились? – холодно спросила Марина.
Она сняла с пальца кольцо.
– Не думай, что, если сделал мне дорогой подарок, тебе все позволено.
При виде того, как она протягивает мне колечко, у меня защипало в глазах.
– Я так не считаю, родная. Я хочу, чтобы ты была счастлива, – пробормотал я, едва сдерживаясь, чтобы не заплакать. – Пожалуйста, надень его обратно.
– Я надену его, если ты будешь честным со мной, – сказала Марина, глядя на меня в упор.
– Разве я когда-нибудь врал тебе? – с недоумением спросил я. Обида выжигала нутро, словно каленым железом.
– Не знаю.
Я зачарованно глядел, как она бесцеремонно перебрасывала мой подарок из ладошки в ладошку, будто в ее руках было не дорогущее кольцо с бриллиантом, которое обошлось мне в девять с половиной тысяч рублей, а обкатанный морем камушек.
– Так ты ответишь? – настойчиво спросила она.
– Конечно. Задавай любой вопрос.
– Я хочу знать правду про твоих родителей. Про твоих настоящих родителей, – подчеркнула Марина.
– Я же говорил тебе.
– Да, ты говорил. Ты рассказывал, что они погибли в аварии. Но у меня другие сведения, Витя.
Я непонимающе уставился на нее.
– Какие у тебя могут быть сведения? И как мои мертвые родители могут повлиять на наши чувства?! Я ничего не понимаю!
Марина вздохнула.
– Твои папа с мамой – никак. На наши отношения может повлиять ложь. Ты подтверждаешь свои слова? Я про аварию, о которой ты рассказывал.
– Солнышко, я…
– Просто скажи, подтверждаешь? – перебила она меня.
Кольцо продолжало прыгать в ее руках, как теннисный мячик на корте. Туда-обратно, туда-обратно. А я пялился на это, как истукан.
– Все ясно. Отвези меня домой, – сказала Марина, и внутри у меня все оборвалось. Перед глазами в тысячные доли секунды пролетели кадры давно минувших лет, которые, как мне казалось, я давно похоронил в самых отдаленных закоулках своей памяти.
– Постой. Я все тебе расскажу, – тихо промолвил я. – Только… я очень тебя прошу. Давай не в эту ночь.
– Папа сказал, что ты сумасшедший, – так же тихо сказала Марина. – И что твой отец был безумен. Поэтому… Витя. Или ты все расскажешь мне прямо сейчас, или мы прощаемся. Я не могу общаться с парнем, если не могу ему доверять.
«Справедливое заявление, как думаешь?» – заворочался внутри меня колючий уродец, и я скрипнул зубами.
Прошлое не хочет меня отпускать. Даже спустя одиннадцать лет.
– Хорошо. Я все тебе расскажу.
Я набрал в легкие воздуха, готовять приступить к повествованию, как неожиданно с моря донесся хриплый крик. Услышав его, я отпрянул, словно получив пощечину.
Это был ее отец.
И он звал Марину, свою дочь.
* * *
– Твою дивизию, – побледнев, пробормотала Марина. – Вот и приплыли. Теперь нам обоим крышка.
– Родная…
– Замолчи, – раздраженно оборвала меня она.
– Марина-а-а-а-аааа!!! – снова заорал Петр Сергеевич.
Лихорадочно роясь в сумочке, она достала мобильник и, глянув на экран, едва не застонала:
– Он мне звонил! А я, дура, забыла снять с беззвучного…
– Идем вниз, – предложил я, взяв себя в руки. – Поговорим начистоту. Я не собираюсь прятаться, как таракан в щели.
– Он наверняка с братом. Они тебя отметелят будь здоров, – фыркнула Марина, начиная спускаться.
«Плохого же ты мнения обо мне», – с горечью подумал я. Одновременно ко мне закралась мысль, что сегодня днем мне стоило громадных усилий, чтобы не ответить старому козлу после того, как тот расквасил мне нос.
Марина.