— И тебя она убивать не хотела…
Положим, сначала хотела. Потом передумала. Возможно…
— А я на нее всех собак спустила… И Баюну Велесовичу досталось… Он уже немолодой, а я…
Да, картинка была та еще! Никогда бы не подумал, что зверь, которым вся Русь почти тысячу лет стращает детей и путников, может так перепугаться и прятаться на вершине сосны.
— Пру танком через всех подряд, — по девичьей щеке покатилась слезинка. — Конечно, меня и папа учил, и бабушка, и дядя Саша… А здесь все слабенькие, необученные толком! Мне дедушка всегда говорил, что слабых обижать нельзя… А я?!
Протягиваю руку и ласково касаюсь плеча. Витька резко разворачивается, утыкается лбом мне в грудь и рыдает:
— Домой хочу!.. К дедушке!..
Обнимаю, прижимаю к себе, нежно глажу по плечам…
Потапыч, мать твоя медведица! Нашел время шутки шутить! Эта чертова коняга и так тебя больше смерти боится! Думаешь так легко утешать девушку сидя в седле, если она твой загривок покидать не собирается? А уж с твоим вмешательством!..
Вылетаю из седла и сдергиваю с топтыгина Витьку. Хлобысть! Командир, естественно, успевает извернуться и прийти всеми четырьмя лапами мне на пузо. Не такая уж она и легкая, скажу я вам! А грунтовка под спиной совсем даже не мягкая. И вообще!..
— Пожалуй, подруга, — сообщает подъехавшая берегиня, — ты его угробишь гораздо быстрее, чем я могла бы мечтать. И без малейшей пользы!
— Я Вас умоляю! — после вчерашнего разгона Баюн обращается к командиру исключительно на «Вы». — Что за подростковые комплексы? — естественно, кот всё слышал. Никакого уединения, сплошная иллюзия. — Можно подумать, что за Вами тянется шлейф из трупов длиной с Млечный Путь! Пришла, увидела, победила! Или убедила! Как вышло, так вышло! И совсем не обязательно падать с медведя!
Витька усаживается мне на живот и ошалело крутит головой:
— А? Я…
— Я Вас умоляю! С момента нашей встречи Вы не убили ни одной инфернальной сущности, не говоря уж о людях! Малькольм фон Зарахатенберг до самой смерти будет хвастаться, что его замок выдержал гнев самой, — кот картинно поднимает лапы, — Хозяйки! На него же ни один дурак напасть не посмеет! А «античных» ваз ему Клаус за неделю десятка два налепит!
— Кто? — не понимает сержантка.
Какая-то она сегодня не сержанистая…
— Клаус Тёпфер! — уточняет Баюн. — Гончар из Вальденбурга. Очень неплохой гончар! Что касается Василисы, — строгий взгляд в сторону берегини, — то её очень даже полезно иногда опускать с небес на землю. А то забронзовеет вследствие повышенной самооценки, а кому нужна бронзовая берегиня? И вообще бронзовая баба? — животный поправляет очки. — Единственное, что не стоило, это гонять пожилого кота по соснам! От этого страдает мой божественный авторитет!
— Я больше не буду, — опускает глаза Витька.
— Я Вас умоляю! Вы полностью в своем праве! Но ради всего святого, сначала оформите соответствующий статус, а уже после этого… И заодно сможете навестить дедушку…
— Какой статус? — не понимает командир.
— Вить, слезь с меня!
Мне тоже интересно, о чем это животный вещает, но уж больно у прапорщика пятая точка острая! Или это я в таком хреновом состоянии?
— Я Вас умоляю! Вы богиня, или просто погулять вышли?
— Стоп! — ну вот, товарищ прапорщик приходит в себя. — С этого места подробнее! Что значит, богиня?
— Я Вас умоляю! — всплескивает руками кот. — В Бараньем… то есть, в Витькаграде, стены строить еще не начали, а три капища Хозяйке уже стоят. Граф Малькольм часовенку в замке переоборудовал и по деревням весть разослал, чтобы церкви переделывали! Скоро Вам по всему графству молиться будут. Священнослужителям объясняют быстро и доходчиво. Пятерых уже повесили. А еще…
— Я же человек!
— И кому это мешает? Тот же Геракл… — Баюн на мгновение задумывается. — Хотя ему помогали! Но буддисты справились совершенно самостоятельно! Гаутама, между прочим, тоже отнекивался и сопротивлялся! Так что, не Вы первая, хотя надеюсь, что Вы последняя!
Витька потрясенно молчит.
— Ну ты, кошак драный, нашел, кого в пример приводить! — бурчит вернувшийся Симаргл. — Этот самый Будда, как только стал сущностью, залез на Джомолунгму, сел в позу лотоса, ушел в нирвану и за полторы тысячи лет ни одного слова не сказал! Так и сидит, словно неваляшка: в плечо ткнешь, а он качается: туда-сюда, туда-сюда…
— Что б ты понимал, собака страшная! — восклицает кот. — Это же его сознательный выбор! Никто не заставляет новую богиню лезть на Эверест! Она вполне может качаться на загривке у Потапыча! Это у нее очень даже неплохо получается!
Витька вскакивает на ноги. Наконец-то! Осторожно поднимаюсь. Товарищ прапорщик уже в полном адеквате и раздает указания. Ох, котяра! Вот кто умеет манипулировать женским настроением! Надо напрашиваться на мастер-класс. А что делать?
Великое Небо
Небо было укутано облаками. Не черными грозовыми тучами, в любое мгновение готовыми обрушиться тяжелыми потоками дождя, больше напоминающего тропический ливень, а нежно-белыми воздушными облачками, мягким ковром расстилавшимися до горизонта. Облачка, как и переливающаяся золотыми сполохами юрта, больше похожая на дворец, говорили о настроении хозяина. Хорошем настроении.
Ну, это ненадолго. Перун тяжко вздохнул и, подав голос, откинул полог:
— Здорово, коллега! Как дела, как жена, как дети, как овцы?
— Сам калека! — подергал жиденькую бородку сидящий на северной стороне дородный старик в засаленном шелковом халате, шитом золотом и с бриллиантовыми пуговицами. — Опять все приветствия перепутал! Откуда у меня жена, дети… Особенно овцы! Я тебе что, Гмерти какой, а?
— А есть разница?! — невинно поинтересовался громовержец. — Тенгри, Гмерти… Что ты — Небо, что он — Небо.
— Чтоб ты понимал, молокосос! Я — Великое Небо! И Синее! Тебя еще и в проекте не было, а копыта коней моих почитателей уже…
Вот из-за этого Перун и не любил ходить в гости к Тенгри. Не того масштаба фигура, не перуновского. Чувствуешь себя не богом воинов, а нашкодившим щенком. А еще хитрый степняк вырядится старым пнем, и проявляй уважение согласно традициям.
— Ладно, ладно, — громовник примирительно поднял руки. — Хотя как ты ухлестывал за Мзекали, я помню! И чем это кончилось…
— Чем кончилось, чем кончилось… — пробурчал Тенгри. — Пришли какие-то уроды и всех крестили, кого не убили! Старого дурака не жалко! И мальчишек Хвтисшвили, в общем, тоже. Но Мзекали, девочка моя… — старик вздохнул.
— Не переживай так, — сочувственно вздохнул Перун. — Семьсот лет прошло.
— А ведь как вчера… А Яшка, паршивец, еще издевался! Мол, я не хотел, само получилось!
— Ну, за глаза-то он иначе говорил, — громовержец отцепил с пояса небольшой бурдюк. — Пить будешь?
— Опять эта твоя… горилка? — с подозрением покосился Тенгри. — А потом будет казаться, что скакунов в моих табунах вдвое больше, чем на самом деле?
— А что тебе не нравится? Много скакунов — хорошо!
— Да? А когда трезвеешь и понимаешь, сколько их есть? — Тенгри недовольно оскалился. — Я, как первый раз твоего зелья нажрался, наутро Кришне морду набил! Думал, он коней спер! Потом с этой дурой шестирукой объясняться замучился!
— Разве Кришне? — усомнился Перун.
— Ну, может, Шиве, — не стал спорить старик, — Или Раме. Они там все на одно лицо! Гадость твоя горилка! Не буду ее пить!
— Так я ж и не предлагаю! — Перун изобразил изумленное лицо. — Я ж вина принес! Саперави! Грузинское, между прочим!
— Не трави душу! — возмутился старик и протянул рог. — Давай! Помянем павших!
Перун разлил вино. Выпили. Повторили…
— И чем у тебя с Кали закончилось? — поинтересовался Перун.
— Да как обычно, — махнул рукой Тенгри. — Только Умай потом лет семьдесят дулась: мол я ее готов на любую шлюху променять!
— А ты не готов?! — усмехнулся Перун.
— Ну не на любую же! — всплеснул руками бог кочевников. — А так, ничто божественное нам не чуждо… Только где же их теперь возьмешь? Прошли времена…
— Не скажи, не скажи, — усмехнулся Перун. — Как тебе такая крошка?
В воздухе повисла голограмма Мекрины. Чертовка была затянута в черную кожу, не скрывающую ни одну особенность фигуры. Прямо как живая. И очень соблазнительная. Только маленькая.
— Хороша! — подергал бородку Тенгри. — Но Мзекали была лучше.
— Ты не объективен!
— Хм… Твоя?
— Если бы, — вздох вышел похожим на всхлип. — Такие теперь только у Яшки водятся…
— Со своими, небось, у него само не получается! — скрипнул зубами кочевник. — А мне соболезнует! Вот подогнал бы парочку таких, и никаких соболезнований не надо…
— Это он при встрече такой чуткий. А за глаза… — Перун наклонился к Тенгри и прошептал ему несколько слов.
— Что так и говорил?!
— Ага!
— Желтой… Ненавижу! — скрипнул зубами кочевник. — Прибил бы! И самого, и всех его уродов!
— А я до сих пор удивляюсь, почему ты ему спустил?
— Спустил?!
Тенгри вскочил, увеличиваясь в росте. Напускная старость слетела словно шелуха. От дородности не осталось и следа. Воин в самом расцвете сил. Мощный, поджарый и бесконечно опасный. С гигантским луком за спиной и мечом на поясе.
— Мои гунны ураганом пронеслись по континенту, смели «вечные империи», украденные этим проходимцем у Юпитера и…
— И утопали несолоно хлебавши, — закончил Перун.
— Эти идиоты вместо того, чтобы омыть копыта коней в Атлантическом океане, тупо передрались за власть, — Тенгри сел обратно, уменьшаясь в размерах, но сохраняя воинственный облик. — Люди, что с них взять. Пока был жив Атилла…
— Сначала твой Атилла порезал твоих же сарматов и скифов, — хмыкнул Перун. — Потом досталось моим роксаланам. А когда он добрался до нужных глоток — уже и аппетит пропал.
— Горилка есть? — рыкнул Тенгри. — Дай сюда! — забрал у собеседника стеклянный штоф и надолго присосался к горлу. — Скажешь, надо было гуннов через Персию пустить? Еще и с Ахурой схлестнуться?!
— Тогда не знаю… — протянул славянский громовержец, — а сейчас там только Яшкины угодья. Тамошние его Аллахом кличут. Проредить бы… Да далеко нам…
— Тоже мне далеко, — пренебрежительно усмехнулся Тенгри. — Куда ближе, чем моим орлам!
— Ну так, — Перун старательно подливал хозяину горилки, — зачем дело стало?
— Кто сказал, что оно стало? — подозрительно взглянул на гостя Тенгри. — У меня всё по плану. Лет через двести родится великий вождь, объединит монголов, объявит поход к Последнему Морю и набьет всем рожи. Кого стрелами не утыкает, как ежиков!
— За двести лет, — Перун сам удивлялся своей изворотливости. И чего его Мокошь тупым производителем считает? — Яшка такую силу наберет, что твоего вождя в ислам обратят вместе со всей армией! Ты знаешь, что у него два камня есть? В Аравии и Иудее!
Тенгри грустно взглянул на Перуна:
— И что ты предлагаешь?
— Я?! — удивился Бог Войны, пробующий силы в ипостаси интригана. — Я ничего не предлагаю! Это ты кричишь про копыта коней твоих подданных.
— Почитателей, — поправил Великое Небо, отхлебывая еще горилки и запивая кумысом. — Подданные у королей. А я — бог! Верховный и почти единственный.
— Хорошо, почитателей, — согласился Перун. — А только бить сейчас надо. Пока его камни слабее Алатыря, и я могу их нейтрализовать.
— Сейчас? — засомневался Тенгри.
Угу, — буркнул Перун. — Такое прощать нельзя! Давай выпьем!
Великое Небо помолчал, поцокал языком, негромко пробормотал: «печенеги не потянут… кипчаки тоже… монголов подымать надо…», снова поцокал языком…
— Так он называл меня желтой рыбой? — уточнил он, упершись в лицо Перуну мутным взором.
— Да! — подтвердил Перун. — И ещё червяком! Земляным червяком!
Тенгри влил в рот очередную порцию горилки и, наклонившись вперед, схватил собеседника за грудки:
— Так он называл меня лягушкой?..
— Да! — громовержец с трудом освободился, хватка у Великого Неба была железная. — И ещё червяком! Земляным червяком!
— Смерть! — взревел Тенгри. — Этот проходимец заплатит за всё! Он проклянет тот день, когда поднял лапу на мою Мзекали! Я ему устрою Армагеддон вперемешку с Рагнареком! Великая степь пройдет через все его земли, не оставив за собой ничего живого, и омоет копыта своих коней в волнах Последнего моря! Я ему покажу земляного червяка!
За откинутом пологом юрты бесновалось почерневшее Небо, покрытое грозовыми тучами. Эпизодически проскакивали молнии, сопровождаемые мощными громовыми раскатами.
— Только пусть твои громилы от Самарканда южнее берут, — торопливо сказал Перун. — И Хвалинское и Скифское моря с юга обходят.
— Зачем? — не понял Тенгри.
— Чтобы с моими не схлестнулись. А то Святослав им наваляет и вся затея насмарку!
— Кто наваляет?! — вскипел Небо. — Какой-то русский князек?! Да мы его…
Перун озадаченно почесал в затылке. Так хорошо всё развивалось и нате вам! Святослав Игоревич, конечно, разобьет диких кочевников, но идея-то совсем в другом! А если не разобьет?!
— Ты собрался ерундой заниматься или Яшке морду бить? — грозно вопросил громовержец. — Он твою любовь убил! Всех приличных девок себе захапал! — Перун попытался создать голограмму Мзекали, но оценил ее реальные стати, и в воздухе вновь возникла Мекрина. Правда, с лицом покойной девы-солнца. — Обзывал тебя всячески!
— Как обзывал? — заинтересовался Тенгри.
— Желтой рыбой. Лягушкой. И червяком! Земляным червяком!
Тенгри вновь вскипел:
— Хорошо! Мы пойдем южнее! Я ему покажу лягушку! Выбью всю его паству, — в гневном голосе бога проскользнули нотки презрения. — Вырежу прихлебателей! Перетрахаю всех его девок! Я…
— Э, погоди! — Перун вновь создал голограмму. — Эта — моя!
Тенгри замолчал, пошатываясь и глядя на собеседника мутными глазами.
— Уговорил, друг, — кивнул он после длительного раздумья. — Эту мы оприходуем вместе. И остальных — тоже. Что мне жалко? Но убивать буду я! Я ему покажу желтую рыбу!!!
Игорь
Компания наша растет и ширится. Начинали втроем с Витькой и Потапычем, оглянуться не успели — уже восемь рыл в наличии. Если лошадей не считать! Скоро на полное отделение наберется. А больше народу — меньше кислороду! В смысле порядка и организации! Опыт службы и уровень боевой и политической подготовки на степень бардака не влияет, только на его характер. Это же азбука!
Симаргл всё время норовит сцапать зазевавшегося прохожего. Баюн от него не отстает, да еще пропадает регулярно. Чертята… эти ладно, их мелкие пакости можно засчитать за практику в диверсионной деятельности. Но еще есть Василиса, всем встречным и поперечным строящая глазки. А так же грудки, ножки и прочие прелести. При ее форме одежды и внешних данных получаются эти действия легко и непринужденно.
Витька смурнеет на глазах. Ох, чует мое сердце, что-то будет! Не смирится прапорщицкое сердце с таким развратом в вверенном ей подразделении!
Накаркал! Командир останавливает медведя:
— Короче так, товарищи инфернальные сущности и к ним приравненные! Встаем здесь и начинаем экипироваться! А то не воинское подразделение, а партизанский отряд сексуально-пожирательной направленности! Рядовой Баюн!
— Я Вас умоляю! — щурится котяра. — Как же можно рядовым, когда я любого полковника за один прием схарчу! Совершенно не по чину!
Что, съела, чудовище?! Западло богам рядовыми быть? И какие ты им звания придумаешь?! Если сама только прапорщик?
— Старшина Баюн! — выкрутилась: старшина — от слова «старший». — Вытащить из будущего комплекты полевой формы для спецподразделений на весь личный состав. Летние. Камуфляж «Ольха». Размеры…
— Я Вас умоляю! Таки я способен самостоятельно рассчитать размеры с учетом необходимой переделки. Я же не рядовой какой!