Ифнесс одобрительно кивнул: «Достойное подражания вложение времени и средств».
«В какой-то мере, — остыл Фролитц. — С другой стороны, Этцвейн упрям и строит загадочные планы. К тому же скуп. Любовно откладывает каждый флорин, без конца пересчитывает монеты, будто их от этого прибавится. Какой музыкант не раскошелится на веселую попойку? Только не Этцвейн! Сидит трезвый, как белая ворона. Вот и поплатился. Я когда-то обещал ему премию в пятьсот флоринов, а теперь решил ограничиться тремястами — в наказание за необщительность, не подобающую музыканту».
«Вы не опасаетесь, что такая воспитательная мера усугубит его бережливость и еще больше отпугнет от участия в застолье?»
«Совсем наоборот: пусть держит ухо востро. Музыкант должен быть благодарен учителю за любую мелочь. Я ему передал весь опыт. Я его сделал, можно сказать — по крайней мере, развил в нем лучшие способности. За худшие наклонности Этцвейн должен благодарить, по всей видимости, некоего хилита Оссо, приходящегося ему «духовным отцом»».
«Я направляюсь на восток и буду проезжать через Бастерн, — вежливо сказал Ифнесс, повернувшись к Этцвейну. — Если мне встретится хилит по имени Оссо, я могу передать ему ваше письмо или устное сообщение».
«Не беспокойтесь, — отказался Этцвейн. — Я сам еду в Башон».
Фролитц резко повернулся на табурете, сердито воззрившись на Этцвейна: «Что? Что я слышу? Мне ты не сообщал о таких планах!»
«Конечно, нет! Если бы я заикнулся о поездке, вы бы мне и трехсот флоринов не дали. В любом случае, я твердо решил ехать здесь и сейчас — и сразу об этом сказал».
«Что будет с труппой? Я уже составил программу, договорился с Лоем! Придется всех пересаживать, да и оркестр без тебя не тот!»
«Я уеду ненадолго. А когда вернусь, платите мне больше — раз я такой незаменимый оркестрант».
Фролитц поднял мохнатые брови: «Незаменимых нет — кроме меня! Что поделаешь — буду играть на хитане и древороге одновременно. И сыграю лучше всех желторотых школяров вместе взятых!» Фролитц стукнул кружкой по стойке: «Тем не менее, чтобы старина Лой не обижался, придется найти тебе замену — опять издержки, опять головная боль! Сколько времени тебя не будет?»
«Примерно три недели».
«Три недели?! — взревел Фролитц. — Ты что, собрался лечить подагру на Ильвийском взморье? Три дня на дорогу в Башон, двадцать минут на дела, три дня на возвращение в Брассеи. Это все!»
«Это было бы все, если бы я летел воздушной дорогой, — возразил Этцвейн. — Но мне придется идти пешком или ехать в фургоне».
«Новый приступ скупости? Чем тебе не нравится гондола? Во что она обойдется?»
«Не меньше тридцати флоринов в один конец».
«Ну и что? Где твоя гордость? Музыкант из «Розово-черно-лазурно-глубокозеленой банды» не путешествует, как собачий парикмахер!» Фролитц повернулся к содержателю гостиницы: «Лой, выдай этому нахалу шестьдесят флоринов авансом, за счет труппы!»
С сомнением почесав лысину, трактирщик направился к кассе. Фролитц взял у него деньги, звякнул столбиком монет по стойке перед Этцвейном: «Вот, бери и езжай! Главное, не поддавайся на уговоры других директоров трупп! Не сомневаюсь, что тебе предложат больше, чем я плачу — но в таких предложениях всегда кроется подвох».
Этцвейн рассмеялся: «Вы меня знаете — я не уйду в другую труппу. Вернусь через неделю, самое большее через десять дней. Уеду с первой гондолой. Дела в Башоне не займут много времени».
Фролитц хотел было посоветоваться с меркантилистом, но его место пустовало: Ифнесс Иллинет незаметно удалился.
Глава 7
Ураган налетел с Зеленого океана. Кантоны Майе и Эреван затопило, часть континентальной магистрали смыло горными потоками. Отправление гондол задерживали два дня, пока ремонтные бригады протягивали бесконечный канат, временно заменявший пазовый рельс.
Этцвейн успел зарезервировать место в гондоле «Аспер», вылетавшей из Брассей раньше других. Взойдя на борт, он занял плетеное кресло в переднем ряду. За ним вошли другие пассажиры. Последним явился Ифнесс Иллинет.
Этцвейн не подавал вида, что узнаёт попутчика. Ифнесс, однако, сразу заметил Этцвейна и, после едва заметного колебания, присел рядом: «Судя по всему, нам предстоит составить друг другу компанию — на некоторое время».
Этцвейн холодно отозвался: «Очень рад».
Двери закрыли, опустили поручни — при сильной бортовой и килевой качке пассажирам приходилось крепко держаться. Ветровой зашел в рубку, проверил лебедки, выпускные клапаны и механизм сброса балласта, после чего подал сигнал станционной бригаде. Рабочие выкатили переднюю тележку каретки в пазовый рельс — «Аспер» поднялся высоко в воздух. Тормоза ходовой каретки высвободили. «Аспер» танцевал, нетерпеливо порываясь вслед за ветром. Подкрутив лебедки, ветровой туго натянул тросы — гондола остепенилась и устремилась вперед. Далеко внизу жужжали ролики каретки.
Ифнесс заметил полное спокойствие Этцвейна: «Вы нисколько не боитесь? Вам уже приходилось летать?»
«Давным-давно».
«В детстве? Наверное, тогда воздушная дорога произвела на вас большое впечатление».
«Незабываемое».
«В гондоле, под парусом, я не совсем в своей тарелке, — признался Ифнесс. — Хрупкая, ненадежная конструкция! В сущности, корзина из гибких прутьев, веревки, тончайшая пленка, летучий газ — больше ничего. Хотя паласедрийские планеры еще опаснее. В каждой стране пользуются транспортом, сообразным национальному темпераменту. Насколько я понимаю, вы направляетесь в Башон?»
«Я намерен выплатить крепостной долг моей матери».
Ифнесс на мгновение задумался: «Может быть, вам лучше было бы поручить это дело посреднику из тех, что нанимают рабочих и перевозят их из кантона в кантон. Хилиты — лукавые прохвосты, деньги возьмут, а обещанного не сделают, причем благовидный предлог всегда найдется».
«Не сомневаюсь, что такая попытка будет предпринята. Но у них ничего не получится. У меня с собой приказ Человека Без Лица — хилитам придется подчиниться».
«Ага! Тем не менее, на вашем месте я не терял бы бдительности. Хилитов, при всей их отрешенности от мирской суеты, редко удается провести вокруг пальца».
Помолчав, Этцвейн заметил: «Надо полагать, вы хорошо знакомы с хилитами».
Ифнесс Иллинет позволил себе слегка усмехнуться: «Любопытнейший культ! Классический пример догматической рационализации физических потребностей — элегантное решение, почти совершенный структурный образец. Вы так не считаете? Но посудите сами: группа наркоманов, еженощно доводящих себя до лихорадочных эротических галлюцинаций курением ядовитого препарата под предлогом религиозного подвижничества — разве это не высшее проявление пренебрежения к реальности, свойственного любому аскетизму? Социальный механизм, необходимый для поддержания такого положения вещей, вам хорошо известен. Как обеспечить долговечность группы, неспособной к самовоспроизведению? Посредством совращения чужих детей, посредством постоянного вливания свежей крови в загнившую. В нормальных условиях, однако, родители защищают детей любой ценой. Как организовать бесперебойную поставку труднодоступного товара и даже извлекать немалую выгоду из процесса, способного разорить самого бездушного работорговца? Посредством изобретательного учреждения Аллеи Рододендронов. Восхитительная наглость, бесстыдное обнажение преступного происхождения власти!»
Энтузиазм Ифнесса неприятно поразил Этцвейна. Он холодно ответил: «Я родился на Аллее Рододендронов, меня постригли в чистые отроки. Хилиты не вызывают у меня ничего, кроме отвращения».
Ифнесс нисколько не смутился — скорее, только утвердился в намерении развлечься: «Хилиты прекрасно приспособились к условиям окружающей среды, хотя, пожалуй, чрезмерно специализировались. Что произойдет, например, если у них больше не будет доступа к гальге? На протяжении поколения — или даже быстрее — вся общественная структура изменится, так или иначе. Возможны различные варианты».
Этцвейн подумал, что Ифнесс с легкостью жонглировал выражениями, свойственными скорее специалисту в области социально-исторического анализа, нежели коммивояжеру. «Какой товар вы продаете? — спросил он. — Допускаю, что, будучи меркантилистом, вы занимаетесь торговлей».
«Не совсем так, — ответил Ифнесс Иллинет. — Я работаю по контракту на купеческую ассоциацию, поручившую мне поиск новых рынков сбыта. Естественно, приходится много ездить, чтобы изучать ситуацию на местах».
«Интересная профессия», — заметил Этцвейн.
«Бесспорно. Мне она подходит как нельзя лучше», — согласился Ифнесс.
Этцвейн взглянул на ошейник попутчика: «Судя по пурпурным и зеленым полоскам, вы обосновались в Гарвии?»
«Конечно, в Гарвии», — Ифнесс извлек из саквояжа сборник «Царства древнего Караза» и принялся читать.
Этцвейн отвлекся просторами, открывавшимися за бортом. Прошел час. «Аспер» остановился на боковом пути, чтобы пропустить пару гондол, спешивших на восток под круто поставленными парусами.
В полдень ветровой стал продавать желающим горячий чай, пластинки сушеного фруктового джема, булочки, полоски вяленого мяса.
Ифнесс отложил книгу и закусил. Этцвейн предпочитал экономить средства — их едва хватало. Покончив с полдником, Ифнесс тщательно вытер руки чистой салфеткой и вернулся к чтению.
Еще через час «Аспер» приблизился к Брассейскому разъезду в кантоне Перелог. Каретку гондолы перевели на путь продольной континентальной магистрали. Ветер посвежел, но дул почти навстречу с левого борта, в связи с чем гондола не могла двигаться быстрее ветра. Перед заходом солнц ветер полностью стих, и «Аспер» неподвижно повис над заросшим вереском альпийским лугом в кантоне Теней.
Солнца провальсировали за горизонт — небо, за четырьмя прослойками яблочно-зеленых облаков, разгорелось фиолетовым заревом. Темнота наступила быстро, с кормы робкими дуновениями повеял ночной бриз. «Аспер» двинулся вперед, но не быстрее бодро шагающего человека.
Ветровой подал легкий ужин — сыр, вино и пресное сухое печенье, развесил гамаки. Не находя других занятий, пассажиры устроились в гамаках и уснули.
Поздно вечером следующего дня «Аспер» прибыл в Ангвин, в верховьях Большого ущелья. Здесь кончался пазовый рельс. Приводной канат провисал над ущельем двумя едва различимыми белесыми дугами, кончавшимися на платформе Ангвинской развязки, куда много лет тому назад — прошлое казалось поблекшим сном — Этцвейна привезли из Карбада работать помощником перецепщика. Этцвейн подумал: «Неужели Финнерак еще работает на станции?»
«Аспер» должен был следовать дальше по продольной магистрали, над южными склонами Хвана. Пассажиры, продолжавшие путь на север, вышли в Ангвине. Их было четверо: Этцвейн, пара коммерсантов-закупщиков, направлявшихся в Дублей на дальнем берегу кантона Одинокий Мыс, и неизбежный Ифнесс Иллинет.
Гондолы, означенной в расписании движения по Северной ветке, еще не было — ее задерживал штиль. Пассажирам, ожидавшим пересадки, пришлось ночевать в отеле «Ангвин».
«Аспер» взмыл в темнеющее небо, удерживаемый тросами на приводном канате. В воротильне под отелем бурлаки налегли на лямки — гондола медленно поплыла над Большим ущельем к платформе развязки. Этцвейн не мог заставить себя последовать за двумя закупщиками и пойти посмотреть на бурлаков, крутивших ворот.
Солнца заходили одно за другим, ненадолго всплывая над горизонтом и снова скрываясь, уже окончательно. Верхняя часть горы Миш и далекие пики зарделись теплым малиновым светом. Сумрачное ущелье наполнилось тьмой. Этцвейн и закупщики пили горячий пряный сидр на веранде отеля. Когда стюард принес поднос с консервированными фруктами, один из закупщиков спросил: «В ущелье нынче много рогушкоев?»
«Почти не появляются, — отвечал стюард. — В свое время перецепщики на развязке их часто видели, но, по слухам, теперь они перекочевали на восток, глубже в Дебри».
Второй закупщик возразил: «На прошлой неделе рогушкои грабили поселок в Шаллу, а это на западе».
«Верно! На самом деле никто ничего не знает. Что мы будем делать, если рогушкои нападут на Ангвин? Ума не приложу».
«Ущелье служит своего рода препятствием», — заметил второй закупщик.
Стюард уныло посмотрел в синеватый мрак за балюстрадой веранды: «Недостаточным, на мой взгляд, судя по тому, что рассказывают об этих дьяволах. Если бы у нас наверху были женщины, я по ночам глаз не сомкнул бы. Рогушкои редко убивают мужчин, разве что для развлечения, но только покажи им женщину — их ни огнем, ни водой не остановишь. По-моему, с этой напастью пора что-то делать».
Из полутьмы раздался голос Ифнесса, незаметно присевшего рядом: «Что, по вашему, можно было бы предпринять?»
«Нужно известить Человека Без Лица — так, чтобы до него наконец дошло, черт побери! Думаю, следует устроить кордоны вокруг Хвана — даже если для этого потребовалось бы призвать всех мужчин Шанта, способных носить оружие — и постепенно стягивать кольцо, заставив рогушкоев собраться в кучу, а потом перебить всех до единого! Когда бойцы с севера, востока, юга и запада встретятся на вершине горы Скарак и увидят только человеческие лица — только тогда мы будем знать наверняка, что избавились от захребетников!»
Второй закупщик покачал головой: «Слишком сложно — не получится. Они попрячутся в пещерах и брошенных рудниках. Нет, у меня другое предложение — нужно отравить...» — он дал определение соблазнительной приманки в весьма неприличных выражениях.
«А почему бы и нет? — воскликнул его коллега. — Рогушкои слетятся, как мухи на дохлятину! Только ядом их и можно вытравить, помяните мое слово».
Но автор блестящей идеи уже сомневался: «Не стал бы возлагать все надежды на один способ уничтожения. В конце концов, рогушкои не насекомые. Это человеческие выродки, с мозгами — недаром они появились из-за Соленой топи. О паласедрийцах подозрительно давно ничего не слышно. По-вашему, почему они затаились? Потому что сами рисковать не хотят, а вместо себя послали рогушкоев, вот почему!»
Вмешался стюард: «Мне все равно, откуда они взялись, лишь бы их не было. Если можно загнать их в Паласедру, туда им и дорога! Только сегодня по радио передавали про погром, устроенный рогушкоями в рыбацком селении на Утреннем берегу. Мужчин перебили, женщин изнасиловали и увели с собой. Деревню сожгли — ничего не осталось».
«Уже на восточном берегу?» — пробормотал Ифнесс.
«Так сказали в новостях. Сначала в Шаллу на западе, потом на Утреннем берегу, на востоке. Весь Хван кишит рогушкоями!»
«Не обязательно. Они могут расходиться кольцевым фронтом», — заметил Этцвейн.
Первый закупщик величественно провозгласил: «Будьте уверены, Человек Без Лица готовится к обороне! У него нет другого выхода».
Стюард хмыкнул: «Он далеко, в Гарвии. Какое ему дело до нашей безопасности?»
Закупщики одновременно поджали губы. «Я не стал бы выражаться так безоговорочно, — сказал один. — Человек Без Лица представляет нас всех! И не так уж плохо справляется, в общем и в целом».
«Все же, пора обороняться, — заключил второй. — Надеюсь, в Гарвии это понимают».
Стюард поинтересовался: «Господа, не желаете ли чего-нибудь выпить перед ужином? Повар скоро ударит в гонг, но вы успеете сделать заказ».
Этцвейн спросил: «Дагбольт все еще суперинтендант?»
«О, нет, старый Дагбольт тому уже пять лет как задохнулся от горлового шанкра, — обернулся стюард. — Я при нем работал всего три месяца, и того было более чем достаточно, поверьте мне! Теперь начальник станции — Дикон Дефонсо. Он никому особенно не портит жизнь».
«А некий Финнерак еще работает в Ангвине?»
«Финнерак? Где-то я слышал это имя... Нет, здесь такого нет».
«Может быть, на развязке?»
«На развязке точно нет. Финнерак, Финнерак... Был какой-то скандал... Постойте, это не его ли сослали на каторгу за то, что он выпустил гондолу?»
Этцвейн только развел руками.
За два часа до полудня в Ангвин прибыла гондола «Джано». Четыре пассажира поднялись на борт — натянув тросы, гондола поднялась в воздух. «Джано» перетащили над ущельем к развязке на уступе скалы. Этцвейн смотрел сверху, как завороженный, на маленький островок, втиснувшийся между отвесными обрывами. На треугольной платформе, почти прикасаясь одно к другому, торчали три больших колеса на тяжелых станинах — натяжные шкивы. Этцвейн узнал приземистое каменное убежище с бревенчатой дверью, жалкий дощатый туалет, нависший над пропастью на деревянных подмостках. У шкивов стоял дежурный перецепщик. Гондола дернулась — рабочий зацепил тросы крюковым захватом, переставил хомут на приводной канат Северной ветки. Еще рывок — захват отцепился от тросов. Вспомнив дела давно минувших дней, Этцвейн невольно улыбнулся.