— Тик-так… тик-так… тик-так…
Кролик закатил глаза. Затем я провела ножом вверх. Я царапнула ему кожу, кончик холодной стали пробежал по его кровоточащей татуировке. Глаза Кролика распахнулись и безмолвно сказали мне, что он жаждет боли.
Мой Кролик любил боль.
Нож остановился у вены, на которой по-прежнему лежал мой палец. Губы Кролика изогнулись в ожидании. Очень осторожно я вонзила кончик ножа ему в кожу, прямо в татуировку в виде часов, глядя на то, как кровь вырвалась на поверхность и стекла по его шее. Я завороженно следила за тем, как она крадучись пробежала по его татуировкам и, не удержавшись на коже Кролика, упала мне на грудь. Он сильнее прижался членом к моему бедру. Зная, что он за мной наблюдает, я подхватила каплю пальцем и поднесла ее ко рту.
— Ммм, — пробормотала я.
Щеки Кролика вспыхнули, дыхание стало частым и сбивчивым. Короткими, медленными движениями Кролик стал толкаться пахом мне в бедро. Облокотившись свободной рукой на матрас, я приподнималась над кроватью, оказавшись всего в сантиметре от его лица.
— Восхитительно.
Кролик обхватил меня за затылок. Поджав губы и не отводя от меня тяжелого взгляда, он приказал:
— Пей…
Он прижал мою голову к своей шее.
— Пей меня.
Победно улыбнувшись от того, что получила именно тот ответ, который хотела, я вдохнула его запах, затем высунула язык и попробовала его кровь. Кролик застонал и сильнее привлёк меня к своей шее. Я позволила ему меня контролировать и, крепче прижавшись губами к надрезу, стала потягивать его кровь.
Мне нравилось, когда он меня контролировал.
Кровь лилась мне на язык и стекала по горлу. Пока я пила, Кролик все быстрее и быстрее терся пахом о мою ногу. Потом я остановилась. Я вырвалась из его хватки и отклонила голову в сторону.
Я знала, что моему Кролику нравится, когда я пытаюсь сопротивляться.
В ту же секунду он впился горячим ртом в надрез у меня на горле, и он стал пить мою кровь так же, как я пила его. Я опустила руку и скользнула ею за пояс его штанов. Не отрывая от него губ, я взяла в ладонь его член, и Кролик сдавленно зарычал, когда я стала водить по нему рукой вверх-вниз. Мы пили и пили, и я стонала и стонала. Через несколько секунд Кролик запрокинул голову и с низким рыком кончил. Он излился мне в руку, и я гладила его, пока он не отстранился.
Я откинула назад голову и обнаружила, что Кролик внимательно на меня смотрит. Вдруг он встал с кровати и достал что-то из сумки. Когда он вернулся, то держал в руке флакон, похожий на тот, что висел у меня на шее. Я затаила дыхание и сжала в кулаке заветный пузырёк, который никогда не снимала. Тот самый, в котором хранилось снадобье, сделавшее меня маленькой. На котором была надпись «Выпей меня».
Кролик встал коленями на кровать и вынул из флакона пробку. Не говоря ни слова, он поднес флакон к моей шее и наполнил его кровью. При мысли о том, что он хочет, чтобы моя кровь всегда была рядом с ним, у меня бешено заколотилось сердце и заныло в груди.
Он отступил и встретился со мной взглядом. Я взяла за привязанную к флакону черную ленту, и надела его ему на шею.
— Кролик, — прошептала я, когда он потянулся ко мне, чтобы развязать ленту, на которой висел мой флакон.
Он вытащил пробку, и выплеснул на пол голубую жидкость.
— Кролик! — отчаянно закричала я.
Я в панике потянулась к нему, но Кролик схватил меня за руку и сунул в нее пузырёк.
— Тебе это теперь не нужно, маленькая Куколка. Моя кровь — это все, что тебе когда-либо понадобится.
Я сглотнула и вгляделась ему в лицо.
— Правда?
Он кивнул.
— Если тебе нужно будет уменьшиться, она сделает тебя маленькой. Если увеличиться — то большой, — он наклонился, приблизившись губами к моему уху. — И она придаст тебе силы, если ты устанешь.
У меня округлились глаза. Она что, сильнее, чем голубой напиток? Я рванула флакон к груди, затем поднесла его к сочащейся ране у него на шее. Пока кровь заполняла флакон, внутри меня росло возбуждение. Когда всё было сделано, Кролик взял у меня стеклянный пузырёк, засунул в него пробку и надел ленту мне на шею. Я подняла руку и потрогала флакон — он был теплым.
Кролик взял с матраса мой нож, и одним быстрым движением полоснул им по ладони. Он сжал кулак, и кровь закапала на белье.
— Руку, — произнес он.
Я немедленно протянула ему свою. Кролик уставился на меня. Таким же стремительным движением он разрезал мою ладонь. Я зашипела от острой, жгучей боли.
Кролик наклонился и погладил меня по щеке своей окровавленной рукой. Его губы слегка изогнулись, как будто он улыбался. Потом он схватил меня за руку и, сжав вместе наши ладони, поднял их вверх. Я не могла отвести глаз от этого зрелища, и почувствовала тепло от нашей с ним смешавшейся крови. Кролик наклонил голову и провёл носом по моему лбу.
— Договор, подписанный кровью, — сказал он и вдохнул аромат мятного шампуня, оставшийся на моих недавно вымытых волосах. — Твой договор со мной… говорит о том, что теперь ты принадлежишь мне. Моя милая Куколка, твоя кровь слилась с моей. Твоя кровь течет вместе с моей по моим венам, отдавая мне твой свет.
Его нос скользнул вниз по моей щеке, и Кролик победно улыбнулся.
— А моя кровь теперь течет по твоим. Моя тьма… моя почерневшая душа пачкает твою, переманивая тебя на мою сторону. Моя Куколка… после всех этих лет, моя. Покорившаяся моей воле.
— Да, — мечтательно произнесла я, находясь во власти его слов, околдованная тем, что он так близко, кожа к коже, и мы связаны с ним кровью.
Я улыбнулась и посмотрела на глядящего на меня сверху Кролика.
— Всегда одно целое.
Стоя лицом к нему и не размыкая наших рук, я толкнула его на кровать.
Мои глаза скользнули по запачкавшей мои руки крови, и внезапно у меня внутри всё сжалось. На меня потоком обрушились образы, и я закрыла глаза. Я замотала головой, увидев то, чего мне совсем не хотела видеть…
— Свяжите её. И сделайте всё до того, как она устроит чёртово представление и привлечет ненужное внимание.
Меня ударили по лицу, и у меня закружилась голова. Во рту появился привкус крови. Я поморгала и посмотрела налево, а затем направо; с обеих сторон на меня смотрело одно и то же лицо. Две одинаковых пары рук держали меня за запястья. Дядя Джеффри и дядя Сэмюэль. Меня пригвоздили к месту два моих дяди-близнеца. Я попыталась определить, в какой я комнате. Но она была мне незнакома. Где-то сзади открылась дверь, и я услышала шаги. Но у меня в голове всё плыло. Мой папа дал мне чашку чая. Но от чая у меня закружилась голова. Из-за этого у меня в голове все перемешалось, и я никак не могла сфокусировать взгляд.
— Не отпускайте ее.
Я посмотрела вниз на свои ноги и увидела, что там стоит мой папа.
А потом я увидела его. Ко мне подошел дядя Джон, и я вздрогнула. Я не любила дядю Джона. Он приходил за мной каждую ночь. Мне не нравилось, что он делал со мной в комнате напротив, куда раньше отводили Хитэна.
До того, как его от меня увезли.
Мои глаза наполнились слезами, когда я представила себе его лицо. Когда я представила его глаза. Представила себе…
— Ты, вроде, сказал, что ей что-то там вкололи или типа того? — сказал моему папе Дядя Джон.
Откуда-то появилась его рука и погладила меня по голове. Я ненавидела его прикосновения. Я хотела отстраниться. Я пыталась, но дядя Джон резко повернулся ко мне и схватил меня за волосы. Он рывком запрокинул мне голову, чтобы мы оказались с ним лицом к лицу. Он наклонился. Он сделал это так, что мы соприкоснулись носами. Потом он меня поцеловал.
Его свободная рука скользнула к моему животу. Я почувствовала его ладонь на своей обнажённой коже. Я была голой. С замиранием сердца я посмотрела на удерживающих меня дядей-близнецов. На моего папу, разговаривающего в дальнем углу комнаты с каким-то мужчиной в белом... на дядю Джона, гладящего мой живот.
— Жаль, что ты не можешь её оставить, Эллис, — сказал он и ласково провел рукой по моим волосам. — Она была бы такой же красивой, как и ты. Светлые волосы. Голубые глаза... бледная кожа. Он закрыл глаза и улыбнулся.
У меня похолодело внутри.
— И она была бы моей. Я бы её растил. Она была бы полностью моей. Моей прелестной половинкой, Эллис.
Я не понимала, о чем он говорит. Я пыталась мыслить ясно, пыталась пробраться сквозь туман у меня в голове, но не могла.
— Не волнуйся, — успокоил меня дядя Джон, поцеловав в щеку. — Сейчас доктор избавит тебя от всего этого.
Я попыталась было что-то сказать, но он на меня шикнул. Меня охватила паника. Здесь что, доктор? Зачем сюда привели доктора?
Дядя Джон покачал головой и прижал палец к моим губам.
— Ты просто на некоторое время уснёшь. А когда проснешься, подобные вещи никогда больше не смогут с тобой произойти.
Он поцеловал меня в губы, я попыталась вырваться из крепкой хватки моих дядей-близнецов, но дядя Джеффри снова ударил меня по лицу, и я стукнулась затылком о стол, на котором лежала.
Они крепче сжали мне запястья, и я вскрикнула.
— Только представь, как весело мы потом сможем проводить время, — сказал дядя Джон.
К нему подошел мой папа и оттащил его за руку.
Сзади ко мне приблизилась какая-то женщина, и я посмотрела ей в глаза. Они были коричневыми. Её рот закрывала зеленая маска, а на руках были резиновые перчатки.
— Помогите мне, — успела прошептать я, не обращая внимания на катившиеся у меня с губ слезы.
В горле все пересохло, язык, казалось, распух во рту. Но она отвернулась и взяла что-то в руку. Потом я увидела надвигающуюся на меня маску. Женщина прижала ее к моему лицу… я вдохнула, и комната завращалась…потом все стало черным.
Когда я проснулась, то уже была в своей комнате. Я попыталась пошевелиться, чтобы встать с кровати. В голове царила полная неразбериха. Но когда я попробовала пошевелиться, мой живот пронзила жуткая боль.
— Эллис, — раздался у двери тихий голос.
От обрушившейся на меня боли у меня задрожали губы. Ко мне подошла Миссис Дженкинс с чашкой чая в руке. Она села рядом со мной на кровать.
— Тсс, милая, — утешала меня она.
Я заплакала ещё сильнее.
— Миссис Дженкинс…, — прохрипела я; голос казался скрипучим, и у меня саднило горло. — Что произошло? У меня болит живот. Всё болит.
Миссис Дженкинс поднесла к моему рту чай.
— Сладкая, это «Эрл Грей». Ваш любимый.
Я не хотела пить чай. Мне всегда хотелось чая, но не сейчас. Но Миссис Дженкинс не оставила мне выбора. Она залила его мне в рот. Она заставила меня выпить все. Я проглотила горячую жидкость, и моему горлу стало лучше.
После того, как я выпила весь чай, у меня начали слипаться глаза. Миссис Дженкинс прислонила руку к моему лбу. Я уже почти спала, но еще слышала, как миссис Дженкинс поставила на тумбочку фарфоровую чашку. Почувствовала, как она сдвинула вниз одеяло и прикоснулась к чему-то возле того места, где мой живот болел сильнее всего.
Все еще слышала, как она сказала:
— Шрам — это всего лишь небольшая плата за комфорт никогда не иметь детей, Эллис. Этому ребенку лучше не появляться на свет. Так будет лучше для вас обоих... лучше, что ты никогда больше не сможешь забеременеть…
У меня перехватило дыхание, и я вырвала руку из ладони Кролика.
— Я не могу дышать, — воскликнула я.
Я вскинула руку и потерла грудь. Но это не помогло. Тогда я стала царапать. Я царапала там, где было сердце. Оно билось слишком быстро.
— Куколка.
Кролик сел рядом со мной. Но мне нужно было встать с кровати. В распахнутой ночной рубашке я вскочила с матраса. Но по-прежнему не могла дышать.
«… У тебя никогда не будет детей, Эллис…»
Шрам... шрам… шрам...
Я закрыла глаза и прислонилась рукой к стене. Я ударила себя по голове, не в силах выкинуть из нее неприятные мысли. Не в силах прогнать эти голоса.
«Эллис… Эллис… Эллис...Почему они звали меня Эллис?»
У меня по груди струился пот. Я оттолкнулась от стены и заходила кругами, но голоса становились все громче. Дядя Джон… Дядя Джон… Голос дяди Джона...
«Кто такой дядя Джон?»
— Нет.
Я открыла глаза и, прислонившись к стене, помотала головой. Я скользнула ногтями по рукам и запястьям, царапая плоть. Я царапала и царапала, пока не пошла кровь. Я вся была в крови. В море крови. Моей. Кролика… ребенка…
— Нет! — закричала я и резко опустилась на пол.
Я обхватила руками голову и начала раскачиваться. Почему они звали меня Эллис? У Эллис был шрам.
У нее был шрам!
Я оторвала руки от головы и посмотрела вниз. Ночной рубашкой я стёрла с живота кровь, от чего белая ткань тут же окрасилась в красный цвет. Но потом я его увидела. Если бы я не присмотрелась, то никогда бы его не заметила. Он был едва различимым. Но я его увидела.
У меня был шрам…
Но Эллис… Это ведь у Эллис был шрам. Не у Куколки. У Куколки шрама не было. Плохие люди причиняли боль Эллис. Ее дяди-близнецы и дядя Джон… ее дядя Джон, самый отвратительный из них всех.
Эллис… ее имя зазвучало у меня в голове по-другому. Эллис… Закрыв глаза, я услышала, как это имя произносят разные голоса.
«Эллис… девочка», — сказал ее папа.
«Эллис…», — миссис Дженкинс.
«Эллис…», — мальчик, мальчик в шляпе. А затем:
«Эллис… это глупое имя...», — Хитэн.
Хитэн?
Я открыла глаза. У Хитэна был такой же голос, как и у моего Кролика.
«Кролик… Кролик… мой Кролик…»
Две руки обхватили меня за плечи, и я взглянула вверх.
— Эллис…, — выпалила я, и у Кролика побледнело лицо. — Эллис не может иметь детей.
Из моей груди вырвались рыдания.
— У нее был один, в животе. Но они его вырезали. Они вырезали из нее все. Ей больше не в чем вынашивать ребенка. Больше никакой крови каждый месяц. Они все это вырезали, — я подавилась криком. — Они оставили Эллис шрам…
Кролик ничего не сказал, но я почувствовала, как дрожат его руки у меня на плечах. Его бледное лицо стало ярко-красным.
Я потёрла ладонью шрам у себя на животе.
— У меня есть шрам, Кролик. Он здесь! Я его вижу. А ты его видишь?
Я помотала головой, и на меня потоком хлынули образы. Коридор… Кабинет… Кровать… Дядя Джон… Дядя Джон… Дядя Джон… Папа…
Я всё царапала шрам, но Кролик отбросил мою руку в сторону и посмотрел мне на живот. Из его горла вырвался такой яростный рык, что я вздрогнула.
— Кролик, почему у меня шрам? Почему люди зовут меня Эллис? Почему у меня такой же шрам, как у Эллис…?
Кролик замер на месте и пристально посмотрел мне в глаза. Крепко стиснув челюсти, он отпустил мое плечо и взмахнул наперстком.
— Из-за меня, — произнёс он.
Тон его голоса мне не понравился. Он был жутким. На секунду закрыв глаза, Кролик зашипел.
— Это я поставил тебе его много лет назад, — он склонил голову набок, вглядываясь мне в глаза. — Ты что, забыла?
Я покачала головой и откинулась спиной к стене.
— Когда? Почему?
— Когда мы были маленькими, — он напряжённо сглотнул, и из надреза у него на его шее упала капля крови. — Мы пили послеобеденный чай с Безумным Шляпником, Соней и Мартовским Зайцем. Я случайно уронил на землю чайник. Ты споткнулась и упала. И порезала живот осколком чайника.
Я ломала голову, пытаясь всё это вспомнить. Но не могла. Я не могла воскресить в памяти лица Сони, Мартовского Зайца и Безумного Шляпника. Но я действительно любила послеобеденный чай...
— Не помню, — прошептала я и почувствовала, как у меня задрожала нижняя губа.
Разъярённые серебряные глаза Кролика смягчились, и рука с наперстком, приблизилась к моей щеке. Его рука дрожала. Я не знала, почему.