—
Эй, не трогай! — крикнул Сахиб. — Она что, твоя?
Парень не обратил никакого внимания на слова узбека и продолжал заниматься камерой. Тогда Сахиб изловчился и саданул коленкой в пах парня, державшего его за руки. Неожиданность атаки привела к успеху. Молодчик вскрикнул и на какой-то момент ослабил хватку. Узбек выдернул руки и подбежал к решетке, отгораживавшей здание конюшни. Он перелез через нее и дал стрекача по ровному ипподромному полю. Он уже понял, что дело серьезное и видеокамеру придется бросить ради спасения собственной шкуры.
—
Что случилось? — крикнул в это время Бузуев, перезвонив своему неосторожному агенту по сотовому телефону. Один из парней-охранников поднял валявшийся сотовый телефон и спокойно сказал:
—
Иди ты в задницу...
Как быстро ни бегал Сахиб, его поймали в два счета.
—
Я вызову милицию! — орал Сахиб. — Вы не смеете трогать меня!
Его сшибли с ног, оглушили ударом по голове и потащили к зданию. Сахиб приходил в себя и снова кричал. Но уже не так громко.
—
Сейчас сюда приедут омоновцы, отпустите меня, черт бы вас побрал!
Его опять били, стараясь попасть по лицу, чтобы он затих. — Отпустите меня! — уже умолял Сахиб. — Я все расскажу, только не бейте!
Сахиба притащили к «поджарому».
—
Заткните ему рот! — приказал тот.
Парня сильно ударили по голове, но он заорал еще громче.
—
Как вы бьете? — рассердился «поджарый». Он подскочил к Сахибу и изо всех сил ударил его по лицу. Голова узбека откинулась и безжизненно повисла.
Едва Сахиб очнулся, как получил удар кулаком в живот.
—
Отпустите, я не хочу! — Сахиб едва шевелил разбитыми в кровь губами. — Вы не люди, вы волки, двуногие волки!
—
Волки? А о чем ты думал раньше, слизняк? Что ты здесь делал? Кто тебя послал?
Неожиданно среди людей, которые обступили его, Сахиб узнал человека, в рабстве у которого он пробыл два бесконечно долгих месяца. Он понял, что пощады ему не будет.
—
Тэбя Тэрпухин послал? Жаль его, сгорэл вместе с хатой. Ну, говори, что ты тут дэлал, — улыбнулся чеченец, уверенный, что бывший раб не осмелится ослушаться хозяина.
— Пошел ты к ... — хрипло пробормотал Сахиб.
Его затащили в подвал, и Сахиб понял, что его мечтам о разведдеятельности никогда не сбыться. Его бросили на каменный пол, но он нашел в себе силы вскочить и вцепиться в одного из парней. Тот выхватил пистолет, и негулкие звуки выстрелов, скраденные навинченным на ствол глушителем, прервали жизнь Сахиба. Он прохрипел что-то невнятное, кровавый пузырь надулся и лопнул на его губах, и жизнь навсегда покинула его.
На хуторах станицы Орликовой царила тревога. В любой день могли заявиться чеченцы. Терпухин готовился к отъезду, но понимал, что это будет бегство. Впрочем, особого страха он не испытывал, потому что знал: если нагрянут чеченцы, он ввяжется с ними в перестрелку, и тогда с контрольно-пропускного пункта и с двух блок-постов к нему придут на помощь.
Все-таки молодец этот капитан Черемисов!.. А такой невзрачный на вид. Но под его началом с его ребятами можно отразить натиск даже крупной банды. Пусть только сунутся сюда!
Сразу же после возвращения Терпухин, прихватив автомат и несколько кусков мяса, отправился в Сычиный балок покормить своих питомцев — волчат. К его удивлению, яма оказалась пустая.
«Чеченцы забрали, — решил Юрий, — вряд ли волчата сами выбрались из ямы...»
Но Катя рассказала ему, что в станице стали пропадать утки и гуси.
«Уж не мои ли это подопечные озоруют?» — поду
мал
Терпухин и решил попытаться разыскать волчат м балке. Он опять вооружился автоматом, прихватил
мясо
и отправился в Сычиный балок. Поиски были долгими и напрасными. Несколько раз далеко впереди Терпухин видел, как качаются потревоженные кем-то ветки, но когда подходил ближе, ничего не обнаруживал. Впрочем, в зарослях жимолости, слегка заболоченном от частых дождей ивняке и густых камышах могли спрятаться не то что волчата, даже тигры.
«Нужно было взять собаку», — подумал Терпухин и вдруг услышал гулкие хлопки далеких выстрелов. Он решил, что, скорее всего, это стреляют милиционеры с ближайшего блок-поста.
Когда же Юрий, раздосадованный безуспешными поисками, вышел из балка, то снова услышал выстрелы: глухие автоматные и более звонкие и резкие пулеметные. И тут он понял, что звуки выстрелов доносятся не от блок-поста. Стреляли в станице.
Сердце тревожно сжалось. И тут он увидел то, что не сможет забыть никогда. В небо поднялся столб черного дыма, а его хутор, подожженный со всех сторон, был объят пламенем. Терпухин перевел взгляд на станицу. Станица Орликовая тоже пылала в нескольких местах...
«Чеченцы! — мелькнула мысль. — Ну, будет крови...»
Нет, бывший боец спецназа не боялся за собственную жизнь. На войне как на войне. Просто он знал, что могут натворить десяток отвязанных парней, одурманенных бредовыми идеями джихада и ослепленных дикой средневековой жаждой кровной мести.
Чтобы не оставаться на открытой местности, где он мог стать отличной мишенью, Терпухин вернулся в балок и залег в кустах. Надо было собраться с мыслями и сообразить, что делать дальше. Он ни на минуту не сомневался, что чеченцы прибыли именно по его душу. На хуторе не нашли, подожгли постройки и поехали в станицу.
«Черт, почему я оставил рацию в доме?! — корил себя Юрий. — Впрочем, — тут же успокаивал он себя, — не мог же я в самом деле таскать ее повсюду с собой...»
Выстрелы и приглушенные крики в станице не прекращались. «Надо срочно к Черемисову!» — решил Терпухин и рванул по балку в направлении к блок-посту. Пробежав с сотню метров через заросли, Юрий повернул обратно. «Нет, надо бежать туда, к людям. Будь что будет! Вот только патронов маловато».
Несколько домов в станице были похожи на громадные факелы. Выстрелов и криков уже не было слышно. Не было и чеченцев. Терпухин добежал до первых домов, прошелся по пустынной улице и не встретил ни одного человека — станица словно вымерла.
Терпухин знал, что люди попрятались кто где: разбежались по огородам, залегли на чердаках, залезли в погреба. Они еще долго будут сидеть или лежать затаившись и ждать, когда можно будет выйти на улицу без риска получить автоматную очередь в живот.
Первого убитого Терпухин увидел посреди улицы, сразу за поворотом. Это был Федор Прокопов, станичный выпивоха. Он лежал лицом вниз, подогнув под себя руки, и кровь смешалась с серой пылью. Терпухин склонился над ним, взял за плечо и встряхнул, пытаясь перевернуть лицом вверх. Мертвец, еще не успевший окоченеть, перевалился на спину. Терпухин увидел, что зубы у Прокопова неестественно загнуты внутрь рта. «Да они же у него выбиты!» — ужаснулся Юрий. Очевидно, Прокопов не стерпел унижений и получил за это прикладом в зубы. Щеки и подбородок у Прокопова были, как всегда, небритые.
«Зачем? Зачем они убили его?» — тупо сверлил мозг единственный вопрос.
На улице показался человек. Шел он как-то боком, вжав голову в плечи. Это был учитель Терпухина, Виктор Степаненко. Завидев своего бывшего ученика, Степаненко по-бабьи всплеснул руками и запричитал, указывая рукой в сторону одного из домов.
—
Что там? — спросил Терпухин, чувствуя, как у него холодеют руки.
—
Расстреляли, людей расстреляли!
—
Кого?
—
Борьку, Валерьевну, в очках которая ходила... Четверых человек.
—
Еще кого?
—
Крашенинникова...
—
Отца?
—
Нет, сына, гемофилика. Всех вместе положили. Отвели на выгон, к речке, где крапива растет, поставили на колени рядышком и расстреляли...
—
А где сами чеченцы?
—
Уехали. Подпалили дом Версиловой, Гунькина и уехали... Как фашисты какие! Они и Крепышовых дом подпалили, да не угорелся, потушить успели.
—
Веди к убитым.
С автоматом наперевес Терпухин пошел вслед за семенившим Степаненком.
Возле речки его взору предстала ужасная картина. Перед густой стеной разросшейся на влажном берегу крапивы лежали четыре трупа — двух мужчин, женщины и мальчика.
—
На колени всех поставили и перестреляли. Я видел... Я тут недалеко бежал, увидел их, лег на землю и руками закрылся, чтобы не смотреть, — бормотал Степаненко, делая бессмысленные жесты — то хватался за свои пуговицы, то дергал ухо, потом нагнулся над трупом и стал поправлять очки на бескровном лице убитой женщины.
—
Как их... сразу? — тихо спросил Терпухин. Желваки играли у него под кожей.
—
На колени поставили... Вот, Якубова не назвал. Он еще пошутил, когда на колени поставили... Сказал, что ближе к земельке будет. А я вон там за крапивой на берегу лежал... Закрылся руками, а посмотреть так тянет, эх-ма!
Бывший учитель достал грязный носовой платок и дрожащими руками вытер пот с лица.
—
Один из них, низенький такой, подошел к ним сзади с пистолетом и пострелял всех по очереди — в голову сзади выстрелит одному и переходит к следующему. Они все и повалились рядышком, видишь. Первого Борьку, потом Якубова. А Валерьевна закричала, так он ее ударил по голове, видишь, в очках стекло треснулось, побил, зараза!..
Терпухин отошел от трупов. Кровь в нем закипала, в глазах потемнело.
—
А Сережку-то Крашенинникова зачем убили? — подвывал Степаненко. — Он и так, бедолага, помер бы. Гемофилик ведь! Берегся, берегся да и не уберегся. На солнышко вышел погреться, а они его и прихватили. Старики его в город поехали... Эх, зачем поехали?
—
А где люди?
—
Как где? Попрятались. Кому охота под пули подставляться! Тут такая стрельба поднялась! Смотри, стекла в домах целого не осталось. Они все по окнам, по окнам... Забаву, бесстыжие, нашли... Нет, не люди они, волки... Ей-богу, волки...
И тут Терпухин вспомнил о Кате Золотаревой.
—
А магазин не ограбили?
—
Может, и ограбили, кто его знает, — страдальчески морщась, сказал Степаненко. — Не знаю я, не дошел туда... А они все молодые, чеченцы-то. Гутарят бабы, что и дети среди них были...
Терпухин повернулся и пошел к дому Золотаревых. Навстречу бежали какие-то люди с ведрами, голосили женщины. Его остановил Степан Ковалев, что-то громко говорил, но Терпухин, все еще потрясенный видом четверых убитых, не понимал ни слова. Единственное, что он понял, так это то, что ему не следует показываться на глаза Полины Золотаревой.
—
Не иди к ней, убьет! — кричал ему в лицо Ковалев, но Терпухин отстранил его и зашагал дальше. Навстречу ему из дома выскочила растрепанная Полина и стала страшно выть.
—
Что? Что случилось? — заорал Терпухин.
—
Катьку, Катьку... — стонала обезумевшая от горя женщина.
—
Что Катьку? Убили?
—
Увезли... Это ты, ты виноват...
Терпухин резко повернулся и быстро зашагал прочь. Он знал, что будет делать.
Глава 12.
Волчата
Перед тем как свернуть на свой полыхавший хутор, Терпухин решил еще раз взглянуть на убитых людей. Возле них никого не было — все были заняты пожаром.
Метров за сорок до страшного места Юрий увидел, что возле трупов крутится собака. Когда же Терпухин подошел ближе, оказалось, что собак несколько, и это вовсе не собаки. Три головастых молодых волка, уже поджарых, но еще с бессмысленными глазами обнюхивали трупы. Один из них схватил резцами ухо убитого человека и попытался его оторвать, другой волк слизывал с травы кровь, а третий, худой, тот самый доходяга, с виду еще волчонок, которого Терпухин кормил молоком, взобрался на грудь мертвой женщины и принюхивался.
Юрий остановился. Волки почуяли живого человека и посмотрели в его сторону. И странное дело, вид Терпухина не вызвал у них страха. Еще совсем молодые, почти волчата, они просто поглядели на него, а затем снова занялись своими делами: один продолжал рвать ухо трупа, другой стал слизывать кровь с простреленной головы, а третий с глухим рычанием вцепился зубами в губы мертвой женщины. Вот он, символ сегодняшней российской жизни! Терпухин беззвучно снял автомат с предохранителя. Рука бывшего бойца спецназа не дрогнула. Двоих волчат, терзавших человеческие трупы, он убил сразу, а
третий
улизнул в густую крапиву с протоптанными по ней ходами-лазами.
Несмотря на свой заморенный вид, молодой волк оказался самым прытким. Юрий долго гонял его по крапиве, несколько раз стрелял, но безуспешно. Наконец молодой волк выскочил на берег речки и бросился м воду, надеясь спастись там.
Терпухин убил его без сожаления прямо в воде. Волчонок еще долго дергался с бессильно опущенной мод воду головой, пускал пузыри, а потом застрял на мели, выставив ребристый бок с клочьями совершенно сухой серой шерсти.
На хуторе спасать от огня было уже нечего. Терпухин постоял возле обрушившихся балок, заглянул в сарай и убедился, что у чеченцев хватило разума увести кобылу. Атаман перекрестился, поклявшись отстроить хутор, и пошел на блок-пост к капитану Черемисову. Польше идти было не к кому.
Черемисов рассердился не на шутку. Он стал звонить майору Васнецову, чтобы вместе с его летучим отрядом выследить убийц и мародеров, скрывшихся на территории Чечни.
—
Вот суки, гады!.. — бушевал Черемисов. — Они вон что вытворяют, а с ними правительство договоры подписывает, за ручки здоровается. Вытравить всех под корень!.. Посиди здесь, Юра, я сейчас водки принесу. Тебе без водки нельзя, ты чокнешься...
Пили стаканами, но водка не брала.
—
Мне брат рассказывал недавно. В Астрахани виделись. Он на Дальнем Востоке служит, тоже в МВД. Там япошки, военнопленные, после войны в тайге сидели. Однажды двое сбежали. Девку русскую в ягодах нашли, потешились. Как охранники наши узнали, целую ночь стреляли из ППШ. Весь барак положили. Не спорю, тоже дикость. Но как быть? Теперь те двое, что бежали, официально приехали, платят местным по двадцать баксов в день, останки своих выкапывают, чтобы к себе на острова отвезти...
—
Катя, Катя, — шептал Терпухин, уставившись на опорожненную бутылку.
—
Достанем! Тебя и Демидова оттуда выцарапали, и ее достанем. Правда, деньги нужны.
—
Демидов даст, он мне должен, — пробормотал Терпухин.
—
Мы все средства задействуем, все попробуем. Ты думаешь, я простой капитанишка? — разошелся Черемисов. — Нет! Я кое-что знаю, кое с кем знаком. С Катей, конечно, проблемы будут. Знаешь, журналисточку эту, Елену Масюк, четыре раза пытались освободить. Даже дошли до Мавсаева. Да что Мавсаев, самого Басаева потревожили! Басаев и рад, кажется, стараться, за собственный терроризм охота отмыться. Ну, узнал он, кто Масюк захватил, выдвинул ультиматум похитителям. Так ему знаешь что заявили?
—
Что? — Терпухин с усилием оторвал взгляд от бутылки.
—
Ты, мол, вайнахский парень, из-за какой-то там бабенки, да еще русской, позоришься?.. Он шваркнул кулаком по столу и ушел.
Черемисов некоторое время молчал, потом поставил на стол вторую бутылку.
—
А брата Руслана Аушева знаешь после чего убили? Не отследил?
—
Нет.
—
А после того, как этих четырех — Архипова, Загнойко, Зельцера и Мамилашвили освободили. А он знаешь кто был?
Терпухин сдернул с бутылки алюминиевый колпачок, налил Черемисову и себе. Черемисов выпил водку, занюхал коркой хлеба, продолжил: