Тайная история лорда Байрона, вампира. Раб своей жажды - Том Холланд 16 стр.

Ребекка, внимательно следила за вампиром, глаза ее были полны ужаса. Она медленно покачала головой.

— Жизнь? — произнесла она.— Жизнь? Но не ваша. Нет! Вы уже перешагнули ее границы... не так ли?

Лорд Байрон посмотрел на нее остекленевшим взглядом.

— Но экстаз...— прошептал он.— Экстаз мгновения...

Медленно он прикрыл глаза и сплел пальцы, вспоминая.

Ребекка смотрела на него, боясь вымолвить слово.

— Даже на мгновение,— сказала она наконец,— даже выпив всю кровь из них, вы не стали живым.

Лорд Байрон открыл глаза

— Я проспал до рассвета,— продолжил он внезапно, оставляя слова Ребекки без ответа.— Лучи солнца принесли мне слабость. Я хотел встать, но не смог. Я посмотрел на свою руку — это была снова моя рука. Она была липкая от слизи. Я взглянул на свое обнаженное тело. Я лежал в отвратительной луже, в зловонной жиже, а затем, пошевелившись, я ощутил непривычную легкость. Я знал, что это была за грязь: мои жизненные соки, исторгнутые из моего тела как нечто ему инородное. Эта слизь уже начала гнить и пузыриться в утреннем тепле.

Я поднялся на четвереньки. Повсюду на камнях были разбросаны останки — клочья козлиной шерсти, кости и насохшая кровь. Я чувствовал отвращение, да, мне было противно, но никакой тошноты я не испытывал; напротив, глядя на черные пятна крови вокруг и на себе, я ощущал силу, наполнявшую все мое существо. Я изучил свой бок — никакой раны, даже шрама не осталось. Я заметил ручеек, двинулся к нему и умылся. После этого я смог идти. Высыхая под солнцем, моя кожа болела. Вскоре страдания стали невыносимыми. Я стал искать укрытие. Впереди за холмом росла олива. Я поспешил туда. Перейдя через холм, я очутился перед синим зеркалом озера Трихонис. Я любовался им, сидя под деревом. Я вспомнил, когда в последний раз видел его — тогда я был еще жив. А теперь?

Лорд Байрон посмотрел на Ребекку и кивнул.

— Да, в эту минуту я и понял, по-настоящему понял: я перешагнул пределы жизни, подвергся трансформации, превратившей меня совершенно в другое существо. Меня трясло. Кто же я? Что произошло? Кем сделал меня паша? Кровопийцей, горлодером..— Он сделал паузу.— Вурдалаком...

Он слабо улыбнулся и сжал руки. На несколько минут воцарилась тишина.

— Весь день провел я под оливковым деревом,— вновь заговорил он,— неведомые силы, владевшие мною ночью, казалось, ослабели при свете дня; одна ненависть к моему создателю не слабела, а полдень, а за ним и день не торопясь проходили. Паше удалось уйти от меня один раз, но теперь с такой тварью, как он, я совладаю, и я знал как. Я сложил руки на груди. Мое сердце билось медленно, тяжело качая кровь. Мне не терпелось схватить сердце самого паши, ощутить его в своих пальцах, сдавить его, пока оно не взорвется. Что стало с Гайдэ, о какой пытке говорил мне ее господин? Выживет ли она после нее? Увижу ли я ее? И тут я опять вспомнил, го что я превращен, и отчаяние овладело мной, моя злоба г паше удесятерилась. О, до чего сладка была эта ненависть, как лелеял я ее, весь этот долгий первый день я думал о ней.

Солнце стало садиться, и горы на западе окрасились в кроваво-красный цвет. Чувства возвращались ко мне. Воздух снова наполнился ароматами жизни. Сумерки сгущались, и чем темнее становилось, тем острее было мое зрение. На озере колыхались рыбацкие лодки. Одна из них особенно заинтересовала меня. Она выплыла в самый центр озера и стояла там на якоре, двое подняли груз в мешковине и бросили его за борт. Круги разошлись по воде и пропали, оставив гладь озера такой же незыблемой, как и раньше. Вода была алой, и, глядя на рыбаков, я снова чувствовал одержимость кровью. Я вышел из-под оливы. Темнота была словно моя вторая кожа. Она рождала во мне безумные желания и чувство власти.

Я пошел к пещере, где паша настиг меня. Там не было и следа его, вообще ни одной живой души. Мои одежды были разбросаны, как я и оставил их. Я натянул их на себя. Только плащ мой уже никуда не годился — он был изорван и испачкан кровью, поэтому я стал искать плащ Гайдэ и обнаружил его валявшимся в глубине пещеры. Я вспомнил, как она скинула его прошлой ночью. Я завернулся в него и сел у входа в пещеру. Я разглядывал черные складки, спадавшие вокруг меня, и закрыл лицо руками в отчаянии.

— Мой господин!

Я поднял глаза и увидел Висцилия. Он бежал ко мне сквозь оливковую рощицу.

— Мой господин! — позвал он снова.— Мой господин, я думал, вы погибли!

Потом он посмотрел на мое лицо. Он пробормотал что-то и застыл на месте. Медленно он снова посмотрел на меня.

— Мой господин,— прошептал он,— сегодня...

Я с интересом поднял бровь.

— Сегодня ночью, мой господин, вы можете исполнить свою месть.

Он запнулся. Я кивнул. Висцилий упал на колени.

— Это единственный наш шанс,— сбивчиво объяснял он.— Паша пошел через горы. Если вы поторопитесь, мы поймаем его.

Он сглотнул и замолчал. Какой удивительно изысканный запах исходил от него! Я раньше никогда не замечал этого. Я изучал его и видел, как его смуглое лицо побледнело.

Я встал на ноги.

— Гайдэ, где она?

Висцилий склонил голову. Затем он обернулся и помахал кому-то, и нос мой учуял кровь еще одного человека.

— Это Элмас,— сказал Висцилий, показывая на такого же крепкого, как он, головореза.— Элмас, расскажи лорду Байрону, что ты видел.

Элмас взглянул на мое лицо, и я увидел, как он нахмурился и побледнел вслед за Висцилием.

— Рассказывай,— прошептал я.

— Мой господин, я был у озера...— Он снова взглянул на меня, и голос его задрожал.

— И что же? — спокойно спросил я.

— Мой господин, я видел лодку. С двумя людьми. У них был мешок. А в мешке...

Я поднял руку. Элмас замолчал. Глаза мои застлал черный туман. Я же знал, конечно знал, когда смотрел на лодку, но не хотел признать скрытый смысл этой сцены. Я сжал край плаща Гайдэ. Когда я заговорил, мой голос ледяными осколками взорвался в моих ушах.

— Висцилий,— спросил я,— куда направляется паша?

— Он едет по горным ущельям, мой господин.

— У нас есть люди?

Висцилий склонился.

— Деревенские, мой господин.

— Мне нужна лошадь.

Висцилий улыбнулся.

— Вы ее получите, мой господин.

— Едем сейчас же.

— Так точно, мой господин.

И мы отправились. Утесы и овраги проносились мимо. Подковы клацали о камни, бока моего вороного скакуна покрылись пеной. Мы достигли ущелья. В лощине я развернул коня и остановился, привстав в стременах, чтобы посмотреть вдаль, пытаясь учуять присутствие врагов. Я взглянул на небо — по-прежнему кроваво-красное, но заметно потемневшее. Годы воспоминаний пронеслись предо мной в этот миг, словно моя собственная вечность открылась мне. Мгновенный страх. Но ненависть тут же вернулась.

— Они близко,— сказал я.

Висцилий всматривался. Он ничего не видел, но кивнул и скомандовал своим.

— Убить всех,— сказал я.— Всех.

Я сжал свою саблю и вынул ее из ножен; сталь блеснула красным огнем при свете неба.

— Но паша,— прошептал я,— мой.

До нас донесся лязг оружия всадников, спускавшихся в ущелье. Висцилий оскалился, кивнул мне и поднял аркебузу. Потом я увидел их — отряд татарских кавалеристов, и во главе их с бледным лицом, светящимся среди скал,— чудовище, мой создатель... Я сжал пальцы вокруг рукоятки сабли. Висцилий бросил взгляд на меня, я держал саблю наперевес, потом опустил ее. Висцилий выстрелил, и татарин, ехавший впереди, рухнул на землю. Вахель-паша обернулся. Ни страха, ни удивления не отразилось на его лице. Но вокруг него при первом же залпе начался хаос: кто-то, спрятав в скалах коней, пытался стрелять в ответ, другие удирали в ущелье, где их настигали ножи. Жажда крови проснулась во мне. Я пришпорил коня, сорвавшись с места, где стоял, выделяясь силуэтом на фоне гаснущего неба. По всему оврагу воцарилась тишина. Я устремил взгляд на пашу, он в ответ смотрел безразлично. Но один из его солдат закричал:

— Это он, это он! Смотри, как он бледен, это он!

Я улыбнулся и помчался вниз, вопли людей Висцилия отдавались в моих ушах.

Дно ущелья уже было завалено трупами, отряды сошлись в рукопашной. Одинокий посреди резни, возвышался паша, не тронутый никем. Он ждал. Я остановился рядом с ним, и только тогда он улыбнулся.

— Добро пожаловать в вечность, милорд,— прошептал он.

Я тряхнул головой.

— Гайдэ, где она?

Паша недоуменно посмотрел на меня, затем откинулся и захохотал.

— И вас действительно беспокоит ее участь? — спросил он.

Он потянулся ко мне. Я отстранился.

— Вам еще многое предстоит узнать,— мягко произнес паша.— Но я научу вас. Мы должны быть вместе всегда, и я буду вашим учителем.— Он протянул руку.— Поедемте со мной, милорд.— Он улыбнулся и поманил рукой.— Поедемте.

Минуту я не мог двигаться. Затем опустил клинок. Я почувствовал, как; он прошел сквозь запястье паши. Рука, как будто все еще подзывая меня, изогнулась вверх и упала в пыль. Паша уставился на меня в ужасе, но физической боли, казалось, не почувствовал, и это привело меня в еще большее бешенство. Я в безумии набросился на него. Моя сабля взлетала и опускалась, пока паша не слетел с седла. Он смотрел на меня с земли.

— Ты хочешь убить меня? — спросил он. Вид у него был ошарашенный, он никак не мог в это поверить.— Ты действительно собираешься сделать это?

Я спустился с лошади и приставил клинок к его сердцу.

— На сей раз,— прошептал я,— я не промахнусь.

— Нет! — внезапно завопил паша.

Он пытался увернуться от моей сабли, раня о нее свою единственную руку, которой пытался отбить удар.

— Прощайте, ваше превосходительство,— сказал я.

Я опустил саблю. Острие пронзило его сердце.

Паша испустил вопль. Не человеческий крик, а ужасный, дикий вой боли и ненависти. Он отразился от стен ущелья и устремился по лощинам, заставив замереть все вокруг. Фонтан крови взметнулся в небо, оживляя ярким оттенком глубокий пурпур горизонта и оросив мою голову, словно дождь из тяжелой малиновой тучи. Поток изливался мягкими струями, и я поднял лицо навстречу им. Наконец ливень этот прекратился, и когда я двинулся, то обнаружил, что кожа моя под одеждой мокра от крови. Я посмотрел на пашу. Он лежал, застыв в смертельной агонии. Я взял пригоршню земли и бросил ему на лицо.

— Похороните его,— велел я,— закопайте его так, чтобы он больше никогда не встал.

Я отыскал Висцилия и сказал, что буду ждать его в Миссолунги. Сделав это, я сел на коня и, не оглядываясь, оставил ущелье — эту обитель смерти.

Я ехал всю ночь. Я не чувствовал усталости, меня переполняло необычайное желание деятельности. Кровавый душ утолил мою жажду, а мои силы, чувства, восприимчивость, напротив, возросли в необычайной степени. Я был в Миссолунги на рассвете. Свет более не причинял мне боли. Наоборот, яркие краски, игра небес и моря на горизонте, красота первых солнечных лучей — все это очаровывало меня. Миссолунги хотя и не был столь уж прекрасным местом — обычный городок-крепость на краю болот, но мне он показался самым восхитительным уголком из когда-либо мною виденных. Перебираясь через болото, я пустил своего скакуна легким галопом, любуясь яркими разводами на востоке, как будто никогда в жизни не наблюдал рассвета.

Я въехал в Миссолунги и отыскал таверну — место нашей встречи с Хобхаузом. Хозяин таверны, которого я буквально поднял с постели, уставился на меня в ужасе — вид у меня был дикий, да и одежда, естественно, вся в запекшейся крови. Я заказал свежее белье, горячей воды, и ощущение свежести, когда я умылся и переоделся, было несравненным. Я вбежал по лестнице в комнату Хобхауза, я поднял подушку и швырнул в него.

— Хобби, вставай. Это я пришел.

Хобхауз открыл свой мутный глаз.

— Проклятье,— сказал он,— что ж с того? — Он сел и протер глаза.— Ну, старина, выкладывай, что повидал.— Он улыбнулся.— Полагаю, ничего интересного?

 Глава 7

 — И вы все рассказали ему? — спросила Ребекка.

Лорд Байрон посмотрел на нее. Он долго сидел молча, уставившись во тьму, едва заметная улыбка играла в уголках его рта. Он нахмурился.

— Рассказал? — переспросил он.

— Хобхаузу. Вы рассказали ему правду?

— Правду? — Лорд Байрон рассмеялся.— О чем?

— О вашем превращении.

— В вампира?

 Лорд Байрон снова рассмеялся и покачал головой.

— Видите ли, за время нашей разлуки Хобхауз сильно обгорел на солнце. У него и без того цвет лица всегда был красным, теперь же он стал пунцовым. В довершение всех бед у него в тот вечер было несварение желудка, и он всю ночь напролет метался и стонал во сне. Хобби и в лучшие времена не отличался особой доверчивостью. Как же я мог рассказать ему правду, мисс Карвилл? Пусть уж каждый остается при своем. Я не хотел драматизировать ситуацию.

— Хорошо, но он все-таки должен был догадаться...

— Конечно, когда-нибудь это бы произошло. Но... как бы это сказать поточнее? Я сам не был в этом уверен. Понимаете, Хобхауз был таким живым, черт бы его побрал.

Лорд Байрон улыбнулся, и на долю секунды что-то похожее на нежность промелькнуло в его взгляде.

— Что ни говори, но достаточно и двух часов, проведенных с Хобби, вечно ворчащим, зудящим и жалующимся на свою судьбу, чтобы разувериться в существовании вампиров. Конечно, намного труднее было поверить во все то, что произошло со мной. Меня начали одолевать сомнения в реальности случившегося. Может, это был сон? Но сковывающая сердце тяжесть, тяжесть болезненного ощущения утраты, все время напоминала мне о случившемся. Мне не хватало Гайдэ, я был совершенно один — воды озера Трихонис сомкнулись над ней. Но что-то, что-то произошло со мной, что-то странное,— мои ощущения, как я вам уже говорил, больше не были прежними. Мне открывались явления, доступные духам и ангелам, а не простым смертным Малейшее дуновение ветерка, едва слышный шепот — и чувства невообразимой силы и красоты охватывали меня. Мне нравилось поглаживать кожу руки, слушать поскрипывание кресла, вдыхать запах воска горящей свечи, часами смотреть на ее огонь — все это мелочи, но они приводили меня в такой восторг, доставляли такое удовольствие, которое...— Он остановился и покачал головой.— Которое не описать словами.

Он снова улыбнулся, потирая предплечье, словно пытаясь унять поток нахлынувших воспоминаний.

— Все изменилось,— тихо прошептал он,— абсолютно все. Что произошло с миром и со мной? Как подобное могло случиться?

Ребекка засмотрелась на его задумчивое лицо, такое бледное и прекрасное.

— Но вы знали,— сказала она.

Лорд Байрон медленно покачал головой.

— Вы должны были знать.

Она инстинктивно дотронулась до кровавых рубцов на своей шее.

— Как могли вы не знать?

Она почувствовала, как лорд Байрон пристально смотрит на ее шрамы холодным немигающим взглядом, и опустила руку.

— А как же жажда крови? — тихо спросила она.— Как же с ней?

— Я не испытывал ее,— ответил лорд Байрон после некоторой паузы.

— Но вы испытывали ее прежде, там, в горах, вы мне рассказывали.

Лорд Байрон слегка кивнул.

— Я почти поверил в то, что это был всего лишь сон. Мне хотелось вдыхать запах жизни, окружавшей меня. Люди, животные, даже цветы опьяняли меня, но я все же не испытывал голода Однажды, подъезжая к Лепантско-му заливу, я увидел орленка, парящего в небе, и вот тогда желание охватило меня: горы — с одной стороны, водная гладь — с другой, а между ними — это прекрасное живое существо. Я жаждал крови, но не для себя. Я тоже хотел парить в небе и быть свободным, как эта птица, я хотел, чтобы она стала частью меня. Я достал пистолет и выстрелил в орленка, наблюдая за его падением. Он был только ранен, и я попытался спасти его. У этого существа были такие выразительные глаза, но он чахнул с каждым днем и вскоре умер; ужасная тоска овладела мной. Ведь это было первое убитое мной существо после смерти паши — с тех пор я никогда не покушался ни на одно животное или птицу и, надеюсь, никогда не смогу это сделать.