– Знаю, но…
– Сколько лет назад это было?
– Четыре года, – ответил Робби.
– А как считаешь, это давно или нет?
– Должно быть, давно.
– Покажи мне. – Он раскинул руки в стороны. – Вот так давно?
– Может быть.
– А мне кажется, что совсем давно. – Паркер еще шире развел руки. – Так давно, как та рыба, что мы поймали в озере Брэддок?
– Это было действительно давно. – Мальчик заулыбался и тоже расставил руки.
– Неужели? Так давно? – спросил Паркер с притворным сомнением.
– Нет! Еще давнее. – Сын перескочил с ноги на ногу, высоко держа руки над головой.
– Не верю, – продолжал подшучивать Паркер. – Так давно не бывает.
Робби, вытянув руку, добежал до стены кухни, а потом до другой.
– Вот как давно на самом деле!
– Давно, как акула в длину. Нет, как кит или гигантский осьминог, – весело отозвался Паркер.
Отец и сын затеяли потом игру в сказочных чудовищ. Под конец Паркер поймал Робби и немного помучил легкой щекоткой.
– Знаешь что? – сказал он, отдышавшись.
– Что?
– А давай-ка, мы прямо завтра избавимся от тех зарослей.
– Дашь мне поработать пилой? – первым делом поинтересовался сын.
Вот так. И это все, что ему нужно, внутренне позабавился Паркер.
– Посмотрим, – неопределенно ответил он.
– Это просто здорово! – Робби вприпрыжку выбежал из кухни. Все воспоминания о Лодочнике были забыты. Ведь ему дадут электропилу. Он поднялся на второй этаж, и скоро до Паркера донеслись отголоски спора между братом и сестрой, какой компьютерной игре отдать предпочтение. Мнение Стефани перевесило, и скоро по дому стала разноситься привязчивая мелодия из «Братьев Марио».
Паркер вспомнил про кусты на заднем дворе.
Лодочник… Он невольно покачал головой.
В этот момент раздался звонок в парадную дверь дома. Он посмотрел на лестницу, но дети звонка не слышали, и потому пошел открывать сам.
С порога его одарила широкой улыбкой привлекательная женщина. Ее сережки болтались под коротко стриженной кромкой волос, которые выцвели на солнце и стали еще светлее (Робби был блондином в нее, в то время как Стефании досталась русая шевелюра отца). Бросался в глаза роскошный загар.
– Привет, вот так сюрприз, – несколько настороженно произнес Паркер.
Глянув ей за плечо, он с облегчением заметил, что двигатель стоявшего на подъездной дорожке «кадиллака» не заглушили. За рулем сидел Ричард и читал «Уолл-стрит джорнал».
– Привет, Паркер. Мы к вам прямо из аэропорта. – Она приобняла его.
– Ах да. Вы ведь были…
– В Сен-Круа. Там совершенно потрясающе. О, перестань. Что за гримасы?.. Я вообще заехала всего на минутку.
– Хорошо выглядишь, Джоан.
– Я и чувствую себя хорошо. Просто отлично. Но не могу про тебя сказать того же. Ты что-то бледноват.
– Дети наверху. – Он повернулся, чтобы позвать их.
– Нет. Может, лучше не… – начала было Джоан.
– Робби! Стефани! Ваша мама приехала.
По ступенькам затопали их ноги. Дети кинулись к Джоан. Та улыбалась, но Паркер не мог не заметить, что встреча с детьми не входила в ее планы.
– Какая ты загорелая, мамочка! – воскликнула Стефани, взбивая себе волосы на манер «Спайс герлз». Робби вел себя куда как сдержаннее. Он был хорошенький, как маленький херувим. Что до Стефани, то у нее было чуть удлиненное серьезное лицо, которое, как надеялся Паркер, станет выглядеть пугающе интеллектуальным для приставучих парней, когда ей исполнится лет двенадцать-тринадцать.
– Где ты была, мама? – спросил Робби немного хмуро.
– На Карибах. Разве папа не говорил вам об этом? – Взгляд в сторону Паркера.
Конечно, он им говорил. До Джоан не доходило, что детей расстроил не недостаток информации о ее путешествиях, а тот простой факт, что ее не было в Виргинии на Рождество.
– Вы весело провели праздники? – спросила она.
– Мы теперь играем в пневматический хоккей, и сего дня утром я выиграла у Робби три раза.
– Зато я поймал шайбу четыре раза подряд, – похвастался сын. – Ты нам что-нибудь привезла?
Джоан бросила взгляд в сторону автомобиля.
– Разумеется, привезла. Но, знаете, сейчас все упаковано в чемоданы. Я ведь заехала на минуточку, чтобы посмотреть на вас и поговорить с вашим отцом. А подарки привезу завтра, когда приеду в гости по-настоящему.
– Ой, а я получила в подарок футбольный мяч и новый выпуск «Братьев Марио», а еще целую кучу новых кассет «Уоллеса и Громита»…
Робби не сдержался, чтобы не перебить сестру:
– Зато у меня теперь есть «Смертельная звезда» и тонна микро-машинок. А еще мы посмотрели «Щелкунчика».
– А мою посылку получили? – спросила Джоан.
– Угу, – кивнула Стефани. – Спасибо.
Она была сама вежливость. Но на самом деле такие игрушки, как кукла Барби в нарядном платьице, уже давно не интересовали ее. Нынешние восьмилетние девочки заметно отличались от восьмилеток из собственного детства Джоан.
– А мою рубашку папе пришлось отнести в магазин и обменять на нужный размер, – сказал Робби.
– Я и просила его сделать это, если не подойдет, – мгновенно отреагировала Джоан. – Мне просто хотелось, чтобы и у тебя был подарок.
– Мы даже не смогли поговорить с тобой на Рождество, – сказала Стефани.
– Ах, – всплеснула руками ее мать, – ты даже не представляешь, как трудно было куда-то дозвониться из того места, где мы жили! Как на необитаемом острове. Телефоны все время ломались.
Она потрепала Робби по голове.
– И потом, вас ведь все равно не было дома.
Она перекладывала вину на них. Джоан так и не усвоила простого урока, что дети никогда и ни в чем не виноваты. По крайней мере в этом возрасте. Если ты делал что-то не так, это была твоя вина, и если что-то неправильно делали они – виноват все равно был ты сам.
Джоан… Именно такие ее уловки, упорное отрицание своей вины иногда оказывались хуже пощечин. Но он промолчал. («Дети не должны слышать, как спорят или ссорятся родители».)
Джоан поднялась.
– Нам с Ричардом пора. Нам надо еще забрать из питомника Элмо и Сейнта. Бедным щеночкам пришлось просидеть в клетках всю неделю.
Робби снова оживился.
– А у нас сегодня вечером праздник. Мы будем смотреть по телевизору салют и играть в «Космическую монополию».
– Вы славно проведете время, я уверена, – сказала Джоан. – А мы с Ричардом идем в Центр Кеннеди. На оперу. Вы ведь любите оперу?
Стефани пожала плечами с загадочным видом, что в последнее время делала все чаще в ответ на ставившие ее в тупик вопросы взрослых.
– Это как спектакль, но там актеры не говорят, а поют, – пояснил детям Паркер.
– Возможно, как-нибудь в другой раз мы с Ричардом возьмем вас на оперу с собой. Хотите?
– Наверное, это будет хорошо, – сказал Робби. И какого еще ответа можно было ожидать от девятилетнего мальчика?
– Подожди! – выпалила вдруг Стефани, повернулась и кинулась вверх по лестнице.
– Милая, у меня очень мало времени. Нам надо…
Но девочка вернулась через несколько секунд и подала матери свою новую футбольную форму.
– Ого! – восхитилась Джоан. – Какая красивая!
При этом она держала одежду в руках так неловко, как ребенок, который поймал рыбу, но не уверен, нужна ли она ему.
Паркер Кинкейд размышлял про себя. Сначала Лодочник, теперь Джоан… Почему прошлое так настойчиво напоминает о себе сегодня? Впрочем, ведь сегодня канун Нового года.
Время оглянуться…
Джоан вздохнула с заметным облегчением, когда дети убежали в спальню Стефани, предвкушая завтрашние подарки. Улыбка мгновенно слетела с ее уст. Удивительно, но в этом возрасте – а ей исполнилось тридцать девять – она лучше всего выглядела с суровым выражением на лице. Указательным пальцем она прикоснулась к своим верхним зубам, проверяя, не размазалась ли по ним помада. Старая ее привычка, помнившаяся ему еще по тем временам, когда они были мужем и женой.
– Послушай, Паркер, – сказала она, – я не обязана этого делать…
С этими словами она полезла в свою сумочку.
Черт, она привезла ему подарок на Рождество! А у него ничего нет для нее. Он стал рыться в памяти, не осталось ли у него чего-то, что он не успел отдать. Чего-то, что он мог бы…
Но она извлекла из сумки всего лишь сложенную пачку каких-то бумаг.
– Я могла бы попросту дать этому делу ход уже в понедельник.
– Какому делу?
– Но я все же решила предупредить тебя, чтобы ты потом не злился.
Заголовок документа гласил: «Иск об изменении порядка опеки над детьми».
Он почувствовал, как его словно ударили ниже пояса.
Стало ясно, что на самом деле Джоан и Ричард приехали сюда вовсе не прямо из аэропорта, а нашли время посетить свою адвокатскую контору.
– Джоан, – в отчаянии сказал он, – но ты же не можешь…
– Я хочу их, Паркер, и я их заполучу. И давай без препирательств по этому поводу. Всегда можно найти какое-то приемлемое решение.
– Нет, – прошептал он. – Нет.
Он чувствовал слабость от охватившей его паники.
– Четыре дня с тобой, а с пятницы и по выходным – у меня. Конечно, все будет зависеть от наших с Ричардом планов. В последнее время мы много путешествуем. Посмотри на это с другой стороны. У тебя появится гораздо больше времени на себя самого. На твоем месте я бы только мечтала…
– Это не про меня.
– Но они – мои дети и… – начала она.
– Только формально, – перебил Паркер, который в течение четырех последних лет обладал исключительным правом опеки.
– Паркер, – сказала она урезонивающим тоном, – моя жизнь стабильна. Материально я прекрасно обеспечена. Снова пошла работать. И я замужем.
Да, за чиновником из администрации округа, который, если верить «Вашингтон пост», только чудом не сел в прошлом году в тюрьму за взятки. Впрочем, Ричард был сравнительно мелкой пташкой среди воронья вашингтонской Большой Политики. И еще он был тем мужчиной, с которым Джоан тайком от Паркера спала весь последний год их совместной жизни.
Обеспокоенный, что дети могут услышать, он прошептал:
– Ты была чужой для Робби и Стефи практически с самого их рождения.
Он оттолкнул от себя бумаги. Сдерживать гнев больше не было сил.
– А о них ты подумала? Каково это будет для них?
– Им нужна мать.
«Не-е-т, – подумал Паркер. – Это тебе нужна новая игрушка. Несколько лет назад ты увлекалась лошадьми. Потом призовыми веймарскими легавыми. Потом антиквариатом. Смена домов на все более престижные тоже была твоим хобби. Вы с Ричардом переезжали из Октона в Клифтон, затем в Маклин и, наконец, в Александрию». «Поднимаемся по жизненной лестнице» – так она объясняла это, но Паркер прекрасно понимал, что ей попросту надоедал каждый из предыдущих домов и соседи, с которыми ей нигде так и не удалось завести хотя бы подобие дружбы. Его привела в ужас мысль, как могут повлиять на детей столь частые переезды с места на место.
– Зачем тебе это?
– Мне нужна полноценная семья.
– Так заведи детей от Ричарда. Вы оба еще достаточно молоды.
Но Паркер понимал, что как раз этого она и не хочет. Вообще говоря, ей нравилось быть беременной. Ничто не красило ее больше. Но зато как же ненавидела она ухаживать за новорожденными! Нельзя заводить детей, если эмоционально ты еще не повзрослела сама.
– Ты совершенно не годишься на роль матери, – сказал Паркер.
– Ух ты! Кажется, мы научились бить наотмашь без лайковых перчаток. Что ж, может быть, когда-то я и не годилась на эту роль. Но то время прошло.
«Нет, такова твоя натура».
– Учти, что без борьбы я не сдамся, Джоан, – сказал он уже спокойнее. – И ты прекрасно это понимаешь.
Она усмехнулась.
– Я вернусь сюда завтра в десять утра. И со мной будет сотрудница социальной службы.
– Что-что? – Он почти лишился дара речи.
– Она просто побеседует с детьми.
– Джоан… В праздник? – Паркер не мог себе представить, чтобы кто-то из социальной службы согласился на это, но потом до него дошло, что Ричард располагал достаточной властью, чтобы надавить на кого следует.
– Если ты такой хороший папочка, каким себя воображаешь, то не станешь препятствовать беседе.
– Для меня лично в этом нет никакой проблемы. Я думаю только о них. Разве нельзя подождать до начала рабочей недели? Как, по-твоему, они отнесутся к тому, что какая-то незнакомая тетка устроит им допрос в праздничный день? Это просто нелепо. Если они кого-то и хотят видеть, то только тебя саму.
– Паркер, уймись, – сказала она, теряя терпение. – Эта женщина – профессионал. Она не станет устраивать им допрос. И все, мне пора бежать. Перед праздником питомник закрывается рано. Мои бедные собачки… О, перестань, Паркер. Ничего страшного не произойдет. Не конец света.
«Нет, – подумал он, – для меня это именно конец света».
Он хотел с грохотом захлопнуть за ней дверь, но сдержался, опасаясь, что звук может испугать детей.
Поэтому он просто плотно закрыл дверь, запер задвижку, установил цепочку, словно таким образом мог защитить свой дом от ворвавшегося в него вихря дурных новостей. Потом он взял оставленные Джоан бумаги, прошел к себе в кабинет, где не читая бросил на письменный стол. По телефону наговорил сообщение на автоответчик своего адвоката. Походив с минуту из угла в угол, он поднялся наверх и просунул голову в спальню Робби. Дети с хохотом кидались друг в друга микромашинками.
– Ну что за война в канун Нового года? – заметил Паркер.
– Значит, завтра кидаться уже можно? – спросил Робби.
– Очень смешно, молодой человек.
– Он первый начал, – пожаловалась Стефи и взялась за свою книжку. «Лошадка из прерии».
– Есть желающие помочь мне в кабинете? – спросил Паркер.
– Есть, – с охотой отозвался Робби.
Отец и сын вместе спустились в кабинет. А уже через несколько минут Паркер услышал электронные звуки музыки, потому что Стефи легко променяла литературу на гораздо более увлекательное занятие, пустив бесстрашных братьев Марио в путь к новым приключениям.
Мэр Джеральд Кеннеди – тоже демократ, но не из того прославленного клана Кеннеди – смотрел на листок бумаги, лежавший перед ним на столе.
Мэр Кеннеди!
Конец света грянет. Диггер на свободе и нету способа его остановить…
К листку была подколота сопроводиловка из ФБР, озаглавленная: «Прилагаемый документ является копией. Дело «Метстрел» от 31.12».
Надо же такое придумать, мелькнула у Кеннеди мысль. «Метстрел» – стрельба в метро. Как же они любят мудрить у себя в Бюро. Сидя сгорбившись и по-медвежьи тяжело навалившись на инкрустированную поверхность стола своего отделанного в георгианском стиле кабинета в совсем не георгианском здании городского совета Вашингтона, Кеннеди еще раз перечитал записку. А потом поднял взгляд на двоих сидевших перед ним людей: коротко стриженную привлекательную блондинку и высокого сухощавого седовласого мужчину. Быстро лысеющий Кеннеди нередко теперь составлял свое первоначальное мнение о людях по их волосам.
– Вы уверены, что именно он стоит за бойней в метро?
– Там написано о пулях, – ответила женщина. – О том, что некоторые из них были черными. Это соответствует действительности. Поэтому мы не сомневаемся, что записку написал преступник.
Кеннеди, грузный человек, которого, впрочем, нисколько не обременяла собственная полнота, раздраженно крутил записку перед собой своей огромных размеров лапищей.
Дверь открылась, и в кабинет вошел молодой чернокожий мужчина в двубортном итальянском костюме, носивший к тому же овальной формы очки. Кеннеди жестом пригласил его подсесть к своему столу.
– Это Уэндел Джеффрис, – представил мэр. – Мой главный советник.
Женщина-агент кивнула и назвала себя:
– Маргарет Лукас.
Мэру могло показаться, но второй агент как будто слегка пожал плечами.
– Кейдж, – представился он.
Последовал обмен рукопожатиями.