– Привет еще раз, Паркер! – вмешался теперь Кейдж. – Ты знаком с Тоби Геллером? Он у нас сегодня отвечает за все компьютеры и связь. Мы, можно сказать, сняли его с самолета в Вермонт, где он собирался кататься на горных лыжах.
– На самом деле я должен был улететь в Нью-Гемпшир, – поправил его агент, улыбнувшись Кинкейду одной из своих дежурных улыбок. – За двойную оплату я готов на все. Даже отменить свидание с девушкой. Привет, Паркер. Весьма наслышан о вас.
Они пожали друг другу руки.
Кейдж мотнул головой в сторону другого стола.
– А это – Сид Арделл. Он из тактического отела нашего здешнего офиса.
– Знакомься, Лен Харди. Он приставлен к нам от полицейского управления округа.
– Рад встрече, сэр, – сказал коп.
– Использовать обращение «сэр» совершенно не обязательно, – приветствуя его, заметил Паркер.
– Разумеется.
– Вы эксперт-криминалист или следователь? – спросил затем Кинкейд.
Вопрос, казалось, смутил Харди, который ответил:
– Вообще-то я из отдела анализа и статистики, но поскольку всех остальных отправили на задания, связь с ФБР поручили мне.
– Где записка? – спросил затем Кинкейд. – Я имею в виду оригинал.
– У судмедэкспертов. Я попросила их попытаться найти еще чьи-нибудь отпечатки пальцев.
Кинкейд нахмурился, но не успел ничего сказать, потому что Лукас поспешила добавить:
– Я отдала специальное распоряжение, чтобы они использовали только лазер. Никакого нингидрина.
Выражение его лица смягчилось.
– Хорошо. Вы что, работали в судебной экспертизе?
У нее возникло ощущение, что, хотя она поступила правильно, запретив применение химиката, он не поверил ей до конца.
– Такие вещи я помню еще со времен обучения в академии, – холодно ответила она и взялась за трубку телефона.
– А что это за штука? – спросил Харди. – Этот нин…
Выстукивая цифры номера на клавиатуре, Лукас ответила:
– Нингидрин применяют, чтобы выявить отпечатки пальцев на бумаге.
– Но! – Кинкейд вмешался, чтобы дополнить ее объяснение. – Он уничтожает при этом текст. Поэтому никогда нельзя применять его на подозрительных документах.
Лукас дозвонилась до криминалистов. Ей сообщили, что никаких других отпечатков не найдено, а курьер теперь срочно доставит записку на командный пункт операции. Она передала все это своей команде.
Кинкейд только кивнул в ответ.
– Почему ты передумал и все-таки приехал? – спросил Кейдж.
Паркер помедлил с ответом.
– Вы упомянули о детишках, раненных в метро. Одна девочка уже умерла.
– Лавель Уильямс, – назвала имя Лукас таким же мрачным тоном, каким говорил он. – Мы тоже слышали об этом.
Паркер повернулся к Кейджу.
– Я буду работать с вами при одном условии. Никто, кроме непосредственных участников операции, не должен знать о моем участии. Если мое имя просочится в печать, я уйду, на какой бы стадии ни находилось расследование. И буду отрицать, что вообще знаком с вами, ребята.
– Хорошо, если вам так угодно, мистер Кинкейд, – сказала Лукас, – но только…
– Называйте меня просто Паркер.
– Считай, что договорились, – кивнул Кейдж. – Но могу я спросить, почему такие сложности?
– Из-за моих детей.
– Если тебя беспокоит их безопасность, мы вышлем к твоему дому патрульную машину. И приставим к ним столько полицейских, сколько…
– Нет, меня тревожит только моя бывшая жена.
Лукас бросила на него недоуменный взгляд, и Кинкейд объяснил, что имел в виду:
– Я обладал исключительным правом опеки над детьми со времени нашего развода четыре года назад. И одна из причин, по которой мне его отдали, как раз состояла в том, что я работаю дома и мои занятия ни в малейшей степени не подвергают опасности ни детей, ни меня самого. Именно поэтому я сейчас занимаюсь только коммерческими заказами. Но, как я недавно узнал, моя бывшая супруга хочет требовать пересмотра дела об опеке. А потому она ни в коем случае не должна ничего узнать.
– Для нас здесь нет никакой проблемы, Паркер, – заверил его Кейдж. – Ты будешь числиться под псевдонимом. Какой бы ты предпочел?
– Мне совершенно все равно. Называйте меня Джоном Доу или Томасом Джефферсоном. Только не моим настоящим именем. Завтра в десять утра Джоан явится к нам с подарками. И если ей станет известно, что я уехал в канун Нового года, чтобы участвовать в операции… Одним словом, тогда мне придется очень плохо.
– А что вы сказали детям? – спросила Лукас.
– Что заболел мой друг, которого необходимо навестить в больнице. – Он ткнул пальцем прямо в грудь Кейджа. – А я ненавижу врать им. Ты даже не представляешь, до чего ненавижу!
Вспомнив его симпатягу сына, Лукас сказала:
– Мы постараемся сделать все, что в наших силах.
– Слово «постараемся» здесь неуместно, – сказал Кинкейд, легко выдерживая ее прямой взгляд, чем могли похвастаться не многие мужчины. – Вы либо сохраните мое участие в тайне, либо меня здесь не будет.
– Тогда мы обеспечим секретность, – просто ответила она и оглядела присутствующих в зале. Сид, Геллер, Харди – все закивали, соглашаясь с ней.
– Вот и отлично. – Кинкейд сбросил куртку и повесил на спинку кресла. – Теперь перейдем к делу. Каков наш план?
Лукас приступила к обстоятельному рассказу о том, как продвигалось расследование до сих пор. Кинкейд только кивал, не произнося ни слова. Она пыталась прочесть по его лицу, одобряет ли он ее руководящие действия, сама не понимая, должно ее это заботить или нет.
– Мэр скоро выступит с речью в прямом эфире, – закончила она, – и обратится непосредственно к стрелку. Он предложит, чтобы выкуп забрал он сам. Не прямо, конечно, но прозрачно намекнет на такую возможность. Мы надеемся, что тогда ему придется вступить в контакт с нами. Деньги сейчас у нас в подвале. Разложены по двум сумкам, которые легко отследить. Мы оставим их там, где он пожелает.
– А потом Тоби сможет вычислить его логово, – вмешался Кейдж. – Опергруппа Джерри Бейкера в полной боевой готовности. Мы прищучим его, как только он доберется до дома. Или возьмем еще в дороге.
– Насколько велика вероятность, что он захочет взять выкуп?
– Вот это нам неизвестно, – ответила Лукас. – Когда вы прочтете записку, то заметите, что ее автор, то есть погибший преступник, был человеком не слишком острого ума. Если его сообщник – этот самый Диггер – такой же тугодум, он может не решиться забрать деньги.
Она вспоминала лекции по психологии представителей преступного мира, которые им читали в академии. Считается, что малообразованные преступники более подозрительны, чем интеллигентные. И они не склонны к импровизации, если обстоятельства вдруг меняются.
– А значит, он может просто продолжать расстреливать людей, следуя первоначально полученному приказу, – закончила она свою мысль.
– И мы не можем хотя бы предсказать, услышит стрелок речь мэра или нет, – сказал Кейдж. – Мы ведь ничего о нем не знаем. Нет ни единой чертовой зацепки.
Лукас заметила, что Кинкейд не сводит взгляда со «Сводки основных происшествий». А именно с той ее страницы, где говорилось о поджоге дома Гари Мосса. В такого рода сводках преступление описывалось весьма детально, чтобы любой офицер, подключавшийся к расследованию, мог оперативно войти в курс дела. Вот и в этом отчете подробно говорилось о том, как двум дочкам Мосса чудом удалось избежать смерти.
Паркер Кинкейд вчитывался в строки бюллетеня, вероятно, дольше, чем хотелось ему самому, явно взволнованный историей о том, как преступники пытались убить целую семью.
Двое детей хозяина дома сумели выбраться из охваченной пламенем постройки и остались в живых, отделавшись легкими ожогами.
Наконец он резким движением отбросил сводку в сторону от себя. Потом оглядел зал центра с его десятками рабочих столов, телефонов, компьютеров и прочей электроникой. Его взгляд остановился на одном из мониторов, на который по-прежнему было выведено изображение записки вымогателя.
– Мы можем оборудовать себе рабочее место где-нибудь еще?
– Это штаб расследования, – сказала Лукас, наблюдая, как он разглядывает записку. – Чем он вас не устраивает?
– Во-первых, нам не нужно столько места, – ответил Кинкейд. – Да и все это оборудование для нас совершенно бесполезно.
Лукас обдумала его слова и спросила:
– У вас есть на примете другое помещение?
– Да, наверху, – рассеянно сказал он, все еще не отводя глаз с записки. – Давайте переберемся наверх.
Паркер шел через лабораторию отдела по работе с документами, посматривая на аппаратуру, которую так хорошо знал.
Два бинокулярных микроскопа с фибероптической подсветкой, два прибора для спектрального анализа – один старенький, второй новейшей модели, – электростатический детектор ЭСДА, тонкоструйный газовый хроматограф для анализа состава чернил и прочих следов, оставленных на бумаге.
Памятны ему были и специальные окна из коридора, по которому водили группы экскурсантов – по рабочим дням с девяти до пяти, – чтобы публика могла своими глазами увидеть сотрудников ФБР в деле. Сейчас в коридоре было темно и мрачно.
Паркер помедлил, пока остальные члены группы устраивались за рабочими столами. На самом деле комната была тесной, пропитанной неприятными запахами и вообще неудобной – какой, по его мнению, и должна быть настоящая лаборатория. Он в любом случае предпочел бы ее новенькому и просторному залу стратегического центра, потому что твердо верил в справедливость совета своего отца, историка, чьей специализацией была Гражданская война в США: «Всегда вступай в битву, сынок, только на хорошо знакомой тебе территории». Но он предпочел ничего не объяснять Лукас, следуя еще одной отцовской рекомендации: «Не обязательно делиться всей информацией даже со своими союзниками».
Он заглянул в небольшой кабинет Стэна Льюиса. Увидел все те же фолианты, которыми сам пользовался как справочниками, когда работал здесь. «Подозрительные документы» Харрисона, «Введение в почерковедение» Хаусли и Фармера, «Научный анализ при установлении подлинности письменных источников» Хилтона. И «библию» людей его профессии – фундаментальный труд «Работа с подозрительными документами» Альберта С. Осборна. Позади кресла все так же стоял столик на колесиках с четырьмя деревцами бонсай, которые когда-то купил он сам, а потом перепоручил уход за ними Льюису.
– Ну, где же записка? – спросил он у Кейджа в нетерпении.
– Уже в пути. Скоро доставят.
Паркер включил некоторые из приборов. Одни из них загудели, другие защелкали, третьи не издавали ни звука, лишь помаргивали лампочками индикаторов, как встревоженными глазами.
Ждать. Хуже всего ждать…
И стараться даже не вспоминать своего разговора с детьми часом ранее, когда пришлось сообщить, что планы на вечер меняются.
Они сидели в комнате Робби, где пол был все так же усеян деталями конструктора «Лего» и микромашинками.
– Привет, мистер и мисс Ху!
– А я уже дошла до третьего уровня, – похвасталась Стефи, кивая на игровую приставку, – а потом меня убили.
У Робби на кровати в разгаре была битва с участием танков и вертолетов.
Паркер присел на край постели.
– Помните, ко мне сегодня заезжали люди? – спросил он.
– Я помню только ту симпатичную леди. Ты еще та-а-а-к на нее смотрел! – отозвался сын, поддразнивая отца.
(«Они гораздо наблюдательнее, чем ты себе воображаешь», – гласило неписаное «Руководство».)
– Так вот, они сообщили мне, что один из моих друзей очень серьезно заболел, и мне нужно будет ненадолго уехать, чтобы навестить его. Кого бы вы хотели в свои сиделки на сегодня?
В дополнение к стандартному набору старшеклассниц и студенток колледжа Паркер имел в своем распоряжении нескольких соседок, с которыми у него были достаточно теплые отношения, чтобы те иногда по вечерам с удовольствием соглашались присмотреть за детьми. А еще – Линн, его бывшая подружка. Она бы тоже приехала в Фэрфакс выручить Паркера, но в праздник у нее наверняка намечалось свидание (он не мог себе представить Линн тоскующей в одиночестве в канун Нового года), а прежней близости, когда можно попросить девушку о такой жертве, давно уже не было.
– Тебе действительно так нужно уехать? – спросил Робби. – Именно сейчас?
Когда мальчика что-то огорчало, он вдруг становился очень тихим, хотя выражение лица его не выдавало. Он никогда не хныкал, никогда не упрашивал, что лишь смущало отца. А лишь замирал, словно печаль охватывала все его существо. И сейчас, когда Робби молча смотрел на него, не двигаясь, с игрушечным вертолетом, застывшим в поднятой руке, у Паркера заныло сердце.
Стефи в этом отношении не создавала ему вообще никаких проблем. Она просто отбросила со лба челку и, нахмурившись, спросила:
– А он поправится? Этот твой друг?
– О, я уверен, что он выздоровеет. Но сейчас будет очень хорошо с моей стороны, если я смогу повидаться с ним… Итак. Кого мы пригласим на сегодня? Дженнифер? Или миссис Каванаг?
– Миссис Каванаг! – ответили они почти в унисон. Эта престарелая женщина регулярно сидела с Робби и Стефи по вторникам, когда их отец отправлялся в местный клуб играть в покер.
Паркер поднялся на ноги, осторожно переставляя ноги среди моря игрушек на полу.
– Но ты ведь вернешься еще до полуночи, правда, ведь? – спросил Робби.
(«Никогда ничего не обещай, если есть хотя бы малейшая возможность, что не сдержишь слова».)
– Я постараюсь сделать для этого все, что в моих силах.
Паркер обнял обоих и направился к двери.
– Папочка! – обратилась вдруг к нему Стефи, вся – воплощенная невинность в просторных черных джинсах и футболке с надписью «Привет, Котенок!». – А быть может, мне быстро нарисовать твоему другу открытку с пожеланиями скорого выздоровления? Ему наверняка понравится.
Паркер чуть не покраснел, словно его уже поймали на вранье.
– Не стоит, милая. Ему больше понравится, если я скажу, что вы прекрасно проводите время и без меня.
Но сейчас эти не слишком приятные воспоминания были внезапно прерваны звуком, с которым распахнулась дверь документальной лаборатории, и в нее вошел стройный привлекательный блондин с волосами, зачесанными назад.
– Джерри Бейкер, – объявил он сам о своем прибытии. – А вы, стало быть, Паркер Кинкейд?
Они пожали друг другу руки.
Потом вновь прибывший осмотрелся вокруг.
– Привет, Маргарет, – сказал он. Лукас ответила на приветствие кивком.
– Вы командир тактической группы? – спросил Паркер.
– Совершенно верно.
– У Джерри в полной боевой готовности все наши из подразделения поиска и разведки, – пояснила Лукас.
– И лучшие стрелки тоже, – добавил Бейкер. – У всех руки чешутся поджарить этого зверя.
Паркер опустился в серое кресло и поинтересовался у Лукас:
– Труп преступника уже обыскали?
– Да, – ответила она.
– Есть список найденного при нем?
– Пока нет.
– Нет? – Паркера это несколько встревожило. Он имел четкое представление о том, как должно проводиться расследование, и начинал опасаться, что оно расходится с воззрениями на этот вопрос Лукас. Неужели возникнут проблемы? И если да, то как их решать – осторожно или рубить напрямую? Вглядевшись еще раз в ее жесткое лицо, бледное, как мрамор, Паркер решил, что деликатничать не стоит. В деле, где улики практически полностью отсутствовали, важна была любая мелочь.
– Почему же до сих пор нет даже самого элементарного? – резко спросил он.
– Я уже отдала распоряжение, чтобы отчет нам доставили как можно скорее, – холодно отреагировала она.
На ее месте Паркер давно послал бы кого-то за этим документом. Того же Харди, например. Но решил пока не конфликтовать, дав ей еще несколько минут. Чтобы отвлечься, он посмотрел на Бейкера и спросил:
– Сколько всего у вас людей?
– Тридцать шесть наших плюс дюжины четыре из полицейского управления.
– Мало, – нахмурился Паркер.