Часть 81. «Ой вы, гости-господа. Долго ль ездили…?»
Глава 442
Глава 443
Глава 444
Глава 445
Глава 446
Глава 447
Глава 448
Часть 82. «Незваный гость, докучный собеседник…»
Глава 450
Глава 451
Глава 45 2
Глава 45 3
Часть 83. «Есть резон своим полетом вынуть душу из…»
Глава 45 5
Глава 45 6
Глава 45 7
Глава 45 8
Часть 84. «Что нынче невеселый, т оварищ поп?…»
Глава 4 60
Глава 46 1
Глава 46 2
Понаехальцы
(Зверь Лютый — 21)
Часть 81. «Ой вы, гости-господа. Долго ль ездили…?»
Глава 441
«Приятно осознавать, что друзья всегда придут тебе на выручку. Причём, чем больше выручка — тем больше придёт».
В то лето 1165 года от Рождества Христова стремительный рост моей «выручки» приводил к быстрому росту числа «друзей». Одновременно многократно умножались недруги. Те, кто приходил… Одни — получали от меня помощь. Другие — смерть.
В этом году я решил — «кровь из носу!» — не пропустить покос. Я уже объяснял — люблю это дело. Бросил город на «совет приказных голов»: пусть сами малость попробуют — враз все нестыковки вылезут, и сбежал за Волгу.
Не зря мозги корячил и курочил! Табель о рангах! Вау! Система приказов! Вау-вау! Экселенцы, итить их всех ять! Вот пусть разбираются.
Красота! Есть на кого заботы-печали скинуть. По закону! Согласно служебным обязанностям и должностным инструкциям!
Напротив Стрелки и выше… там такие места! Косьба — как песня!
Кос-литовок у нас уже немало. А вот косить ими умеют только мои пердуновские. Да и то не все. Лесовики — те вообще любую косу первый раз видят.
Набрали ватажок в сотню душ и погнали. Учить косить.
Нужны запасы кормов. Повторять прошлую зиму, в которую мы вошли практически только с веточным кормом, да с отнятым у Яксерго… не хочу.
Ещё оттенок: люди сильно переживают из-за недостатка скотины. Но если Воевода сам, личным примером, в первом ряду… косой машет — значит «худОба» будет.
С видкеля… хрен знает. Но… «Зверь Лютый» же! Он, конечно, псих. Но не дурак же! Выгрызет… мабуть… гдесь-то…
У народ должна быть надежда. Её надо… э-э-э… возбуждать. А в возбУжденном состоянии — применять. К пользе.
Как говаривал царь Соломон:
«Всему свой час и время всякому делу под небесами: время родиться и время умирать. Время разрушать и время строить. Время разбрасывать камни и время складывать камни. Время молчать и время говорить».
От себя дополню Соломона: есть время покоса. И пошли они все нафиг!
Для меня, как и для множества моих людей, это — не суждение, а чувство. Не пользы ради, не корысти для, а — должно быть.
Поэтому, рядами и колоннами, маши, вали, суши и стогуй.
Увы, «откосить» по-настоящему у меня не получилось.
Дней пять я наслаждался. Присматривался к людям, к травостою, к местности. Присматривался к самому себе. Суетня и умствования последних месяцев не лучшим образом сказались на состоянии личного, горячо любимого, организма. Надо на всё «забить» и восстанавливать форму. А то кому я тут нужен буду, больной и слабый?
«Куда ж ты со слабыми руками замуж собралась?» — русское народное недоумение.
А с вялой печенью и каменистыми почками в русские реформаторы — и вовсе «не».
На пятый день к вечеру прибежал вестовой.
Они каждый день ко мне прибегают. С разными скандальными донесениями от моих «приказных голов». Я их стандартно посылаю:
– Не могут головы по-умному договориться? — Стало быть, не те головы в приказы поставлены. Могу и снять. Думайте.
Тут была короткая записка от Гапы:
«Сигналили: в Балахну пришёл караван. Тверские. Встали миром. Четыре лодии и барка. Полста воев. Нурманы. Княгиня. Слуги. Колотило спрашивает: чего делать?».
Колотило — мой тиун в Балахне. Очень не хотел в начальники идти. Но альтернативой была ледяная могила в заснеженном лесу на лесоповале. Ничего мужик, крутится, явных глупостей не лепит. Правда, чуть в сторону — пугается.
Каковы намерения прибывшей группы? Как их встречать-привечать?
С учётом того, что после игр с Лазарем и смерти Любавы у меня на слово «нурманы» шерсть на загривке дыбом встаёт… Хотя, конечно, какая у меня шерсть? — Все фолликулы сдохли при вляпе вместе с кожей.
– «Ласточку» — к берегу. Сбегаю-гляну.
С ветром не очень получилось, но часов через восемь мы вышли к Балахне.
К моему удивлению — пожарища не было.
Не тот нурман пошёл, не тот. Тихий какой-то, миролюбивый. Пожаробезопасный.
Раннее утро, солнышко ещё не встало, над рекой — туман поднимается. В тумане смутно видны мостки, густо обсаженные местными и пришедшими лодками. Барка причаленная. Со сходнями. На берегу — штабеля брёвен, штабель кирпича, стружки, щепки, запах смолы, свежего дерева, с берега дымком тянет. Дальше от берега, на невысоком косогоре — само селение. Закрытые и незакрытые крышами новые срубы, двухэтажный, на высоком подклете — дом тиуна, церковка-однодневка воровского попа с уже почерневшим деревянным крестом.
Тишина. Птички петь только собираются. Попробует своё чик-чирик или ути-ути и замолкает. Слушает — отзовётся кто или ещё рано.
Отсендиный Дик ловко убрал паруса, поднял шверцы, и «Ласточка», бесшумно, как привидение, скользнула к берегу. Даже караульщики, которые должны, по идее, быть на пристани, не проснулись.
Ну и ладно, бить в тулумбасы по случаю явления «Воеводы Всеволжского» — у нас не принято. Проверили снарягу, спрыгнули на бережок, пошли искать.
Информацию, конечно. А не приключений, как вы подумали.
«Выйдy ночью в поле с конем,
Hочкой темной тихо пойдем…».
Не с конём, не в поле, не ночью, а так — похоже.
В одном из первых же дворов, явно только что построенных — ворота ещё не навешены, нужник не поставлен, хотя яма уже выкопана — обнаружили девку. Коммунистку, наверное: «от каждого по способностям, каждому по потребностям».
Вообще, в каждом бесплатном сортире каждый человек с нормальным пищеварением — становится коммунистом. А вот в платном… появляется персонаж с неестественными потребностями. Который превращает установку в средство производства. Производят там разное. В том числе и прибавочную стоимость. А мы всё прибавляем и прибавляем. Причём — добровольно. А некоторые — и с песнями.
Потребности у девки были… естественные. Курт подошёл к ней поздороваться.
Хорошо, что она уже сидела… И яма… — обустроена.
Пока лёгкие пощёчины приводил сопливку в чувство — распахнулась дверь избы. Немолодая невысокая женщина, простоволосая, в одной сорочке, вылетела оттуда. Подхватив по дороге полено, кинулась ко мне, во весь голос, без пауз и знаков препинания, нелицеприятно упоминая мою матушку, бабушку и прочую родню с нелитературными прогнозами моего ближайшего, весьма сексуально-апокалиптического, будущего.
Про пост-апокалипсис — читал и неоднократно. А вот про секс-апокалипсис… Только слышал. В рамках родненького фольклора и такового же образа жизни.
* * *
– Советский Союз — самая большая страна в мире!
– Ага. И чём он накрылся?
* * *
– Оп-па! Сухан, отставить. Эт хорошо, что ты в одной срачице. А то и не узнал бы. Здоровья тебе, боярыня Рада. А это, стало быть, дочка твоя?
Догонялки-догонялочки. С историей, памятью, отношениями…
Рада, моя знакомая по Тверским похождениям. Мать моего Лазаря, с которой я когда-то…
– Вот и свиделись. Помниться обещался я, что Лазарь твой из похода живым вернётся. Сказано — сделано. А ты меня — поленом привечаешь.
Потрясение Рады от неожиданной встречи со мной было немногим меньше, чем волнение её дочки при знакомстве с Куртом. Она схватилась за сердце. Обнаружила, что сердце на месте, а вот одежда — нет. Ойкнула, прихватила совсем осовевшую дочку и убежала в избу. Там сразу начался женский крик на несколько голосов.
Я уж собрался поискать ещё кого-нибудь. Более… информационно-емкого. Но тут с крылечка спустилась молодая женщина в обнимку с жбанчиком:
– А не желает ли господин Воевода Всеволжский со товарищи — пивка испить?
И вдруг спросила:
– Ты меня не узнаешь? Я же — Рыкса. Мы ж с тобой… ты ж у меня в усадьбе живал, в Тверь возил. Неужто запамятовал?
Ещё одна… догонялка. С Верхней Волги. Там, где я по пути от Зубца к Твери, попал в воровской притон на месте боярской усадьбы. Где зарезал атамана шишей Ярёму Зуба. Где провёл пол-зимы, спасая от татей, волков, холодов, одиночества и бескормицы вот эту… кашубку из Гданьска. Которую в половодье ухитрился притащить в Тверь. Где она начала рожать на городской дороге прямо мне в руки.
– Не мудрено не узнать, Рыкса. Ишь как похорошела. Тогда-то вовсе замученная была. А ныне-то… раскрасавица. Как сыны-то? Здоровы ли?
Рыкса раскраснелась от комплимента, присела, почти не чинясь, на бревно рядом со мной, приняла кружку пива. И принялась рассказывать. Людей своих я разослал, не смущаемая посторонними взглядами, польщённая моим доброжелательным вниманием, она сообщила мне множество подробностей. О сынах, о Твери, о брошенной и отчего-то сгоревшей усадьбе, о нынешних делах. Даже и об «интересном положении» своей хозяйки — вдовствующей княгини Самборины Собеславовны.
Как была болтушкой — так и осталась.
* * *
Напомню: в Поморье, между устьями Вислы и Одера, живут разные славянские племена. Часть из них называют кашубами. Часть этого народа — заборяки. Из которых Рыкса и происходит. С полвека назад короли Польши присоединили их земли к своему королевству.
Первый князь Гданьска Самбор, дед Самборины, признал власть Пястов и принёс оммаж. Его сын, Собеслав, чувствуя ослабление Польского королевства, искал союзников и выдал дочку за любимого племянника Полоцкого князя Рогволда — Володшу. Володша с братом «проспали» свой удел — Изяславль, самого Рогволда полочане из Полоцка выгнали.
Союз Гданьск-Полоцк распался, но княжна, ставшая княгиней, так замужем и осталась. И, вместе с мужем, перебралась под власть Боголюбского в Тверь.
Её муж пошёл в Бряхимовский поход. На его беду, с одной из Тверских хоругвей шёл попаданец. В моём лице. Моя реакция на некоторые… вольности его дружинников — вызвала его раздражение. Отчего по его приказу вот на этом месте, на Стрелке, была зверски убита Любава.
Столкновение двух гоноров — моего и его — привели к смерти моей… «подорожника для души».
Я этого не стерпел. И зарезал Володшу у Янина. Публично. Спровоцировав, на пиру по случаю взятия городка, его атаку на меня упоминанием интимных подробностей о его жене Самборине. Выболтанных мне как раз Рыксой. Что-то там о родинках православным крестом вблизи «потаёнки». После чего ухитрился «выскочить из-под топора» Боголюбского, получить «ссылку с высылкой» — вот эту Стрелку.
* * *
Со времени моего знакомства с «заборячкой» прошло едва ли полтора года. Но сколько всего вместилось в это время! Живу — как по раскалённой плите босиком: то — подпрыг, то — подскок. Только б не завалиться…
Я слушал трёп девушки, вспоминал свои тогдашние душевные «Буридановы» муки, судорожный поиск способа выскочить из-под «асфальта на темечке». Какой я тогда был глупый! Я ж на ней жениться всерьёз собирался! К Володше в службу пойти! Как всё неожиданно, непредвиденно повернулось…
«Будь готов! — Всегда готов!» — правило не только советского пионера или секс-гиганта, но и попандопулы. Я оказался готов к «основанию Всеволжска». Ну, относительно…
Она «молотила» о своём, я думал о своём. Слова об «интересном положении» вдовы-княгини дошли с задержкой. Но — дошли до сознания. Я уже целенаправленно повёл беседу.
Если пропустить её эмоции, кто во что был одет, кто как на кого глянул, и что она по этому поводу сказала подругам, а те ей на это ответили… то вырисовывается такая последовательность событий.
В середине прошлого лета я убил под Янином Володшу. К концу лета княжеская дружина, состоящая в немалой части из «нурманов» — наёмников-норвежцев под командой «суки белесой» — ярла Сигурда, привезла гроб с телом покойного в Тверь. Покойника отрыдали, отпели и закопали. Стали жить-поживать да соображать — как жить дальше.
Тут Боголюбский прислал боярина. Поставил наместника в Тверь.
* * *
Я уже говорил: в маленьких русских городках главные терема — служебное жильё.
Княжеский или наместников, посадников двор — место исполнения властных функций. Здесь принимают послов, правят суд, проводят смотры, казнят, объявляют указы… Два других места, где возможно исполнение частично сходных публичных действий — торг и паперть. У каждого места — своя специфика. Например, «заклич» — объявление о розыске пропавшего холопа — делается обязательно на торгу.
После смерти или иного удаления прежнего градоначальника — терем надо освободить. Потому что в этом месте будет жить и править новый градоначальник.
* * *
«Освободите ведомственное жильё» — Самборине было предложено съехать со двора. Куда?
Боголюбский не неволил, но настоятельно советовал пойти в монастырь. А малолетнего княжича — отправить к Полоцкой родне мужа.
Монастырь Самборину пугал. Вариант с «рогволдами» — страшил. Возвращение в Гданьск к батюшке — не радовало: князь Собеслав с годами становился всё злее и бестолковее.
Все пути были плохи.
Новый наместник настаивал. Сперва вежливо, «по чести». После — всё жёстче. Тут пошли дожди, уйти из Твери стало невозможно до весны. Всевозможные ущемления наместника становились всё грубее. И Самборина — «вдовица сирая, беззащитная», нашла решение: обратилась за помощью к нурманам Сигурда. Которые на том же дворе и жили. И тоже должны были куда-то съехать.
Их положение было несколько лучше: их готовы были принять в Суздальские гридни. Но — на общих основаниях. Не как отдельную боевую единицу, а «россыпью», что, в силу их «чужести», гарантировало самые опасные задания, конфликты с «соратниками» и скорую смерть. Да и жалование у Володши они получали побольше.
Главное: прежний статус исключительности, безнаказанности, близости к власти — терялся. А без службы, без «кормильца» — князя, который подати собирает и дружину кормит — они прожить не могли.
Русские князья в эту эпоху, хотя и меньше, чем прежде, физически кормят своих гридней. Со своего стола, из своей поварни. Казарменное положение — «all inclusive». Денежное довольствие — так, «приварок».
Котлы, игравшие роль знамен у османских янычар, вполне уместны в этом качестве и в русских дружинах.
Сигурд, подобно Самборине, мучился проблемой выбора: то ли идти под Боголюбского, то ли уходить? Если уходить, то куда и когда?
Они нашли друг друга.
Когда нурманы начали вступаться за княгининых слуг, наместник возмутился, кликнул своих гридней… и понял, что вовсе не факт, что он останется главным на пепелище. «Пепелище» — потому, что при столкновении с таким отрядом внутри города, Тверь будет наверняка сожжена.
Наместник получил от княгини и Сигурда клятвенные обещания уйти, как только лёд с рек сойдёт. И стал вести себя сдержаннее. Самборина подкидывала нурманам из запасов покойного мужа. Нурманы её охраняли.
Сигурд постоянно общался с Самбориной и, как здесь говорят, «они слюбились». Сигурд был немолод, некрасив, но умён и опытен. И достаточно успешен. В некоторых аспектах.