Озарение приходит внезапно. Мою нерадивую родственницу захавал ее же союзник, как и моего работничка, что с пеной у рта пытался выхватить деньжат. Филиалы эти суки получили, однако Филатенков, будучи акулой, привыкшей к данной среде обитания, мастерски все переиграл, отобрав у них нажитое, играючи отобрал причем. И не будь я столь злопамятен, тот бы как сыр в масле катался после такой аферы, но рассказ Геры о планах его отца меня подставить вкупе с узнанными мной деталями его «отцовского» чувства привели к тому, что я захотел втоптать того в грязь. Аккуратно, не оставляя следов. Медленно, почти с черепашьей скоростью, я как кот играл с ним, пиная лапами, словно он серая, облезлая водопроводная, достаточно мелкая крыса. В итоге мне надоело, и я выдал контрольный, больно и довольно глубоко вонзив в него когти, но не убив. Ведь куда хуже страдать, болезненно… и понимать, что конец близится, чем резко покончить с плачевной ситуацией. Я вряд ли добрый самаритянин, дел добрых делать не люблю таким скотам.
- Ты здесь? Или снова залип?
- Здесь, дальше рассказывай.
- Да, собственно, ты уже все и сам явно понял. Он переписал все на сынка своего, документы уже готовы, и совсем скоро к Филатенкову-младшему постучатся в двери и вручат несколько папок. И одному богу известно, останется ли тот жив после такой новости, или его хватит удар. Все же родня у вас обоих - пиздец полнейший. И врагов не надо…
- Хорош причитать, это я должен хуесосить все, на чем свет стоит, не ты. У тебя вроде как все наладилось, вон папаней скоро станешь. Книжек накупил?
- Накупил, не волнуйся, я еще и на курсы записан теперь, так что по средам и пятницам меня официально нет с трех до пяти, - и как бы Леша не пытался мне втирать о том, что ребенок ему не слишком-то нужен, он молодой, перспективный и заводной, улыбка, с которой тот всегда рассказывал о своей беременной уже жене, выдавала с головой, насколько тому хорошо. Когда человек счастлив, это легко читается между строк. Это заметно во взгляде. В поступках.
- Я думаю, что буду не сильно страдать, если твоя морда не будет маячить передо мной еще лишних четыре часа. Так что ты официально свободен, - в тон ему фыркаю, но легкую улыбку, словно тень, сдержать не удается.
- Короче, езжай сейчас в офис, я буду там через… примерно минут двадцать-двадцать пять. Алекс, кстати, тебя искал.
- Он знает мой номер, - равнодушно отзываюсь.
- Так же как и то, что ты «любишь», когда он сам звонит, - закатываю глаза, даже зная, что тот все равно этот жест не увидит. Но, бля, я терпеть ненавижу разговаривать о наших с Сашей отношениях. Даже всего пару слов. Меня это раздражает неимоверно.
- А вот это уже наше дело, - затаптываю истлевшую сигарету носком ботинка и присаживаюсь на водительское сидение.
- А я и не претендую на то, чтобы это стало моим делом. Мне своих запар хватает, чтобы еще за тобой с твоей рыжей сучкой следить.
- Эта сучка делает превосходный глубокий минет.
- О, избавь меня от подробностей, я же совсем недавно поел.
Трубка замолкает, а я усмехаюсь сам себе в зеркало. Если хочешь избавиться от нудного разговора с другом, переведи все на сексуальный подтекст. Забавно, да? Ему вроде как пора бы привыкнуть, ведь мы столько лет бок о бок, но увы и ах.
…
- Ты как? – умелые руки мягко массируют мою напряженную спину, разминают затекшие от долгого сидения за компом плечи.
- Уже лучше, - отвечаю приглушенно, уткнувшись в подушку лицом.
День выдался тяжелым, ведь после кладбища я и правда поехал в офис, где мы с Лехой долго и упорно пытались прикинуть, что можно сделать с еще не купленной компанией. Но что удивительно, не спорили вообще, все получилось довольно согласованно. Слаженно. Я и сам теперь видел огромную выгоду в приобретении этой фирмы. ОГРОМНУЮ. Особенно если учесть, кто ее хозяин. Леша же по этому поводу как раз-таки отмалчивался, хотя, судя по косым задумчивым взглядам, он не дурак и догадался, что меня скорее не актив данный интересует, а то, что стало с Герой. Хотелось банально увидеть его. Посмотреть, насколько его изменили эти годы, так как насколько я просвещен, он теперь не в группе, осел и живет в городе. Но большего я рыть не стал. Удержался, хоть и с трудом. Он имеет право на личную жизнь. Я ведь двигаюсь дальше.
- Мне остаться у тебя? Или ты хочешь отдохнуть сегодня? – массажными, круговыми движениями перемещается на шею, начиная теперь ту разминать, а после стягивает резинку и запускает обе руки мне в волосы, легонько оттягивая те. А я пьянею от удовольствия, готовый мурчать от каждого нажатия его пальцев на чувствительную кожу головы.
- Останься, - уже привычным жестом поглаживаю его колени, что по обе стороны моей талии. Острые, квадратные, аккуратные.
- Тогда повернись, - целует разгоряченную кожу плеча.
А я не могу отказать, да и не хочу, хотя мысли снова возвращаются к кареглазому демону, который все никак не оставляет меня. Хоть это чувство, словно фоновое. Слишком прикипевшее ко мне. Я порой сомневаюсь в его подлинности. Будто сам себя накрутил до такой степени, что до сих пор его лелею, ожидая бог весть чего. Я и не видел его ни разу вживую больше, после той встречи на улице, недалеко от дома Лехи. Лишь фото, которые совсем недавно удалил с ноута, решив, что это похоже скорее на болезнь, чем на чувства. Я мазохистом стал, причиняя сам себе порцию за порцией жгучей сердечной боли, которая до сих пор вспыхивает ничуть не меньше от воспоминаний, от взгляда на чайные глаза, которые равнодушно смотрят с фотографий.
- Вернись, - шепот в шею, а следом туда же поцелуй. – Мне нужно твое стопроцентное внимание. Или мне лучше уйти?
Вместо ответа притягиваю к себе рыжеволосого парня. Запускаю ладонь в короткие волосы на затылке, сдуваю его челку, что, свисая, щекочет мне лоб, мельком встречаясь с сине-зелеными глазами. Совсем не такие, как у него… он весь полная противоположность Геры. Целую, прогоняя из мыслей чужой образ. Я ведь живу дальше. Живу… только вот самовнушение со мной не действует. А жаль…
========== Герман ==========
- Что Вам нужно? – прокашлявшись от того, что чуть собственной слюной не удавился, спрашиваю представительного мужчину лет сорока с парочкой папок в руках. Смотрю на того, как хуй на бритву, и не понимаю, что вот такому мажористому хрену понадобилось от меня? Адвокат? Судя по черному костюму, он может вполне им быть. А, может, ФБР? Ну как в лучших сериалах, пришел тут типичный Джеймс Бонд и бла-бла-бла. Только вот одно смущает. Я нихуя не сделал. Тогда какого черта, блять? Недоумение в доли секунд перерастает во враждебность, словно по щелчку пальцев. Глаза сужаются, превращаясь в щелки, и я ну очень подозрительно осматриваю пришедшего, обматерить, однако, не решаюсь.
- Филатенков Герман Эдуардович? – а голос-то какой, таким металл можно резать. Морщусь неприятно, но киваю в ответ.
- Мне поручено вручить Вам в руки документы по передаче управления компанией. В силу приказ вступает ровно через два дня, и Вы станете официально Генеральным директором и главным акционером.
- Вы, должно быть, шутите, да? – вкрадчиво спрашиваю пересохшими от шока губами. Руки вспотели, вдоль позвоночника пробежала нервная леденящая дрожь. Пожалуй, именно сейчас мне пиздец как нужно сесть, иначе я скоро лягу вот так пластом, ковриком гребанным у входной двери. Сажусь. Потираю пальцы о ладонь, передергиваю плечами и жду-таки ответа, которого по-прежнему нет. Только шкаф в выглаженном костюме, сжавший несколько ярко-алых папок, с полным покер-фейсом на гладковыбритом лице. Вздрагиваю, ощущение, словно те в крови вымочены, хотя, зная своего «доброго» старика, он мог подобное устроить. С легкостью.
Сложно описать свое состояние. С одной стороны, ко мне ползком, рачком, но довольно быстро подбирается матушка-истерика. С другой - я в шоке, в охуительном шоке. Сегодня не первое апреля, никак нет. Да и с подобным, наверное, не шутят. Или шутят? Если это не шутка, то я с завтрашнего, мать его, дня стану гребанным директором ненавистной мне компании? Я? С какой, блять, стати? Я не хочу. Не могу. Не буду. Мне это нахуй не нужно. Вот совершенно. В гробу я видал такие деньги, компании и тому подобное. Мне такое счастье задаром, нахуй, не упало.
Мужик, решив, видимо, что с миссией справился, в два шага пересекает расстояние до столика, кладет туда эти кровавые папки и спокойно себе уходит, даже не попрощавшись. «Манеры», ага.
Гипнотизирую лежащие устрашающей грудой документы. С каждой минутой все более трезво осознавая, что ко мне подкрался абсолютный, черт бы его подрал, локального масштаба пиздец. Это не просто какой-то-там пиздец, это пиздец в квадрате. Он глобален, словно катаклизм.
Первая из более менее здравых мысль подсказывает, что надо бы найти Макса и спросить, не сплю ли я, и в самом ли деле со мной творится эта мерзкая хуета. Другая же мысль или, скорее любопытство, подталкивает меня заглянуть, что же написано в этих папках. Третья мысль настоятельно советует послать все к хуям, пойти на кухню, достать что покрепче и накидаться, как последняя скотина. А завтра уже разбираться со всем этим, когда голова будет гудеть с бодуна; зато проблемы какой-то там компании покажутся семечками.
На негнущихся ногах костыляю на кухню. Со скепсисом посмотрев на полупустые бутылки с водкой, виски и каким-то коньяком, понимаю, что пить эту дрянь я сегодня морально не готов. Но выпить надо, просто необходимо, потому открыв дверцу холодильника, вытаскиваю сразу две бутылки пива, откупориваю и плетусь обратно. Сев перед столом прямо на пол, благо ковер не даст моей заднице закоченеть, закуриваю. Уничтожаю в несколько глубоких затяжек одну сигарету, следом другую, точно также чувствуя пренеприятную горечь во рту, но упрямо тянусь к третьей, которую глушу менее быстро. На улице, собственно, еще рань страшная, но мне не спалось сегодня толком. Видимо, чуяла жопа, что проблемы близко, чуяла, сука такая, да не маякнула, что мне надо бы ноги в руки - и сматываться из дому от греха подальше. Тошнота подкатывает к горлу, и поделом, курить столько на пустой желудок, не оросив его хотя бы каплей воды, на удивление по-еблански. Но я был бы точно не собой, если бы к моральной разбитости не добавил физическую.
Желудок воет, отдавая легкой изжогой, голова чуть кружится, во рту насрано, но я упрямо запиваю эту срань пивом. Первая бутылка выпивается словно вода, ведь по сравнению с горечью от сигарет, вкус дрожжей и хмеля с солодом куда приятнее. Вторая бутылка уходит медленнее. Отставив недопитую, лохмачу обеими руками и без того похожие на гнездо волосы. Собираю их в пригоршни и до боли оттягиваю, словно это с мыслями поможет собраться. Не помогает ни после первого раза, не после второго, ни после хуй знает какого, а вот кожа на голове уже горит и пальцы немеют, ибо нехуй сжимать с такой силой их в кулаки.
Тянусь все же к папке, вытаскиваю ту, что посередке умастилась, открываю. Скопище букв, цифр, подписей. Таблицы и прочая дрянь после пролистывания страниц пятидесяти сливаются в неровные черные дорожки. Разобрать нифига не получается, да и не шарю я в подобной ебаторике. Совершенно не шарю…
- С самого утра пиво? С какой такой «радости»?
- Ты чертовски вовремя, - не оборачиваясь к двери, отвечаю. Глядя отупевшим взглядом ровно перед собой, сконцентрировавшись на одной единственной точке, так что все остальное расплылось перед глазами. Туплюсь… думаю. Точнее, пытаюсь думать, только мозг отчаянно выбирает тему для раздумий, а их гребанная куча, одна другой «краше».
- Это что такое? – присаживается Макс, в отличие от меня, в кресло и берет папку со стола.
- Для кого-то это, вероятно, был бы Джек-пот, для меня это сродни смертному приговору, - глухо отвечаю, расфокусировавшись, и снова зарываюсь в папку.
Макс не отвечает, слишком увлеченно вчитываясь в страницы. Судя по тому, как все больше сходятся на переносице его брови, то, что он там видит его, мягко говоря, не радует. И это он всегда из нас двоих оптимист. Выходит, дело и правда полнейшее гребанное собачье дерьмо.
- Гер, ты банкрот, - произносит спустя минут двадцать молчания. – Даже больше тебе скажу, ты в долгах по самые уши, даже выше. Не считая того, что через две недели тебе нужно выплатить всему своему штабу зарплату из актива, которого больше нет. Все счета, на которых плавала фирма, аннулированы. И я даже не знаю, блять, что паскуднее: то, что компания ко дну уходит, словно чертов “Титаник”, или то, что твой отец, да простит меня Бог, ебаный ублюдок, который, как крыса, с этого самого корабля сбежал, накинув на тебя, словно петлю, все это, - папка, раскрытая почти на середине, летит на стол. Друг мой порывисто откидывается и закуривает. Глаза потемневшие, недовольные и нехуйски так злые, устремляются в меня. И лишь когда я непонятливо с пару раз моргаю, его взгляд становится мягче, в нем проскальзывает сочувствие.
- Вот это кабала? Так? А если все это дело продать, как на духу, спихнуть за мизер. Мне деньги этого сукина сына не нужны. Я даже в руки их брать не стану.
- И не придется, на счет переведем, - с горькой усмешкой, и сизый дым слетает с губ.
- Я серьезно, Макс. Мне что, блять, проблем мало? Я что, просил его? Нихуя подобного, я всегда говорил еще при живом Сене, что с компанией ничего общего иметь не желаю, так как совершенно точно не являюсь жителем их фауны.
- Продать предприятие - это не такое и простое дело. Для начала нужно там появиться, уже после искать контакты, которые могут помочь на взаимовыгодных условиях заключить сделку с кем-то более крупным и успешным. Спихнуть этот балласт с тебя и зажить дальше, забыв об этом, как о страшном сне. Но придется попотеть, жопа будет стопроцентно в мыле.
- Спасибо, друг. «Успокоил», - хватаюсь за недопитое пиво, которое утеряло большую часть газа, пока я пытался отдуплить, в какой я заднице. Оказалась, она глубока и необъятна, как Марианская впадина…
С документами мы провозились весь день и половину ночи, пока не вырубились там же, на диване, закрутившись, словно в кокон куколки в тонкий шерстяной плед. Конечности переплелись косичкой, и мне было собственно похуй, что утром мы проснемся с проблемкой, слишком тесно притиснувшись друг к другу, компрометирующе. Главное - живое тепло, от которого так хорошо и уютно. А утро… оно еще не наступило, чтобы ебать себе мозг по этому поводу.
…
- Так, стой. Ты собрался вот в ЭТОМ идти в компанию? Может, ботинки без шипов и заклепок оденешь, а? У тебя же были полуспортивные черные туфли, к этим джинсам они будут вполне ничего смотреться. И рубашку все же застегни.
- Да тут воротник-удавка! Я, блять, задохнусь, прежде чем переступлю порог, - психую, глядя на себя в зеркало. То, что я вижу, меня шокирует, мало-мальски, но шокирует. Волосы уже отпущены ниже лопаток, выстриженные неровно, словно выдранные кусками то тут то там. Челка с одного бока пересекает лицо по диагонали, заканчиваясь ниже подбородка. Пирсинг вызывающе поблескивает в губе и носу. Брови нахмурены. Глаза почернели. Красавец… Рубашка, застегнутая, словно у мальчика-школьника, только что черная, выглядит на мне комично. Без потертостей однотонные джинсы, прямые, самая обычная классика, сидят как литые. Ремень широкий, кожаный с небольшой железной бляхой вызывающ. Но я уж точно не собираюсь идти туда гладко вылизанный, напыщенный и выглаженный. Я – это в первую очередь я. А не дешевая подделка-карикатура.
- Я думаю, там многих удар хватит, когда они поймут, что ты не курьер, случайно забывший поклажу и наведавшийся в фирму, а их новый руководитель, а-ля всему голова. Там же замертво народ штабелями на пол уложится.
- А это уже их проблемы. Я не напрашивался на этот пост. Так что, пусть довольствуются тем, что есть.
…
Поездка в фирму оказалась впечатляющей. Столько эмоций в одном месте я не испытывал ни разу. Шок. Удивление. Паника. Недоумение. Стыд. Ужас. Уныние. Истерика… полный во всей своей красе пиздец, проще говоря.
Народ тут разношерстый. От высоких блондинок до полных кудрявых практически пенсионерок. Мужчин, естественно, не меньше, и все как на подбор около сорока, с лицами-роботами и полным отсутствием эмоций. Ответы у них четко по делу - и не словом более. Собрание вообще прошло, словно меня и вовсе там нет, решили и без меня, высказались каждый из заместителей о плачевной ситуации, на столе лежало не менее десятка заявлений об увольнении.