В ходе вышеупомянутого сражения под Расейняем имела место почти фантастическая история. Пока группа полковника фон Зекендорфа отражала атаки танковой дивизии генерала Солянкина, на другом плацдарме, в шести километрах к северу, находилась боевая группа «Раус» с 30 танками, которая, по идее, должна была прийти на помощь своим товарищам. Но сделать этого не смогла, поскольку у нее в тылу, на единственной дороге, ведущей в Расейняй, материализовался танк КВ в количестве одной единицы. Почти двое суток группа «Раус», отрезанная от своих коммуникаций, билась с этим «ужасным монстром», используя танки, 50-мм пушки, зенитную артиллерию и даже саперную диверсионную группу, умудрившуюся ночью заминировать советский танк, пока, наконец, сумела одержать победу. Так вот, во все время этого беспримерного боя КВ вел активную стрельбу по всем целям, появлявшимся в поле зрения, но ни разу не сдвинулся с места, «он стоял на дороге совершенно неподвижно, представляя собой идеальную мишень». Что, в конце концов, позволило немцам скрытно вывести к нему в тыл 88-мм зенитку и расстрелять танк с дистанции 500 метров (причем из семи снарядов броню пробили только два).
Вместо совершенствования трансмиссии на КВ наращивали бронирование. С началом войны толщину брони башни довели до 105 мм, машины более раннего выпуска усилили 25-мм экранами, которые крепились к корпусу и башне болтами. Танк стал нести минимум 100 мм брони, как лобовой, так и бортовой (интересно, что фотографии таких «болтовых» машин можно найти только в немецких альбомах).
Никаких других явных преимуществ по сравнению с «тридцатьчетверкой» КВ-1 не имел. Вооружение его было таким же, а маневренность хуже, чем у Т-34. «Ворошилов» мог вдребезги разбить любую дорогу так, что колесная техника идти за ним уже не могла, и мало какой мост выдерживал его вес. КВ-2 сняли с производства на второй день войны, поскольку «прорывать» ему было нечего, а для борьбы с бронетехникой его шестидюймовая гаубица совершенно не годилась.
Дело дошло до того, что в 1942 году, после катастрофических поражений Красной Армии под Харьковом и в Крыму, готовилось решение о прекращении выпуска тяжелых танков. В августе член Военного совета Главного автобронетанкового управления генерал Н.И. Бирюков в заветной тетрадке, куда заносились телефонные указания Верховного, отметил: «Моральный авторитет танка КВ расстрелян, и в этом ГАБТУ виновато».
Но производство КВ не остановили. Вместо этого с конвейера начал выходить модернизированный группой Духова КВ-1С. На нем часть недостатков была устранена, например, использована трансмиссия, разработанная Шамшуриным для 100-тонных танков. Однако на новой машине в погоне за маневренностью по прямому указанию «Друга всех конструкторов» уменьшили толщину брони, и по своим боевым характеристикам «похудевший» на 5 тонн КВ еще больше приблизился к средним танкам. А с появлением у немцев «тигра» с 88-мм пушкой «ворошилов» моментально и окончательно устарел. Противник мог безнаказанно поражать его на запредельных для советского танка дистанциях.
В 1941–1942 годах танков КВ сделали более 4000 единиц, так и не устранив врожденные пороки. Неспроста в 1943 году на Курской дуге основной тяжелой машиной отдельных танковых полков Красной Армии был британский Мк IV «Черчилль».
Точно так же танк Т-34 сочетал в себе передовые решения в области вооружения и бронирования с архаичными или просто неудачными узлами и механизмами. В частности, он был единственным из новых танков, сохранившим пружинную подвеску Кристи, и заметно отставал от Германии и других стран в конструкции трансмиссии и механизмов поворота – на Западе такое уже «не носили». «Тридцатьчетверка» имела наиболее устаревшую коробку передач из всех на тот момент существовавших. На первых выпусках стояла четырехступенчатая КП, требовавшая перемещения шестерен относительно друг друга с зацеплением нужной пары шестерен ведущего и ведомого валов. Смена скоростей в такой коробке была непростым делом и требовала отменной выучки механика-водителя и немалой физической силы. К тому же трансмиссия располагалась в кормовой части танка, рядом с ведущими колесами. Такое решение, с одной стороны, позволило освободить боевое отделение от громоздкой коробки передач, карданного вала, бортовых механизмов и уменьшить высоту машины. С другой – опять-таки требовало приложения больших физических усилий к органам управления, соединявшимися с трансмиссией уходящими в силовое отделение металлическими тягами, имевшими к тому же большой мертвый ход. В результате включить рычаг управления одной рукой было невозможно, приходилось помогать себе коленями или использовать помощь стрелка-радиста (для переключения со 2-й передачи на 3-ю требовалось приложить усилие от 46 до 112 кг). Многие механики-водители пользовались киянкой, когда что-нибудь заклинивало.
Сама коробка передач была слаба, ненадежна и часто выходила из строя. При переключении зубцы шестерен ломались и выкрашивались. В 1942 году офицеры НИИБТ, обследовав отечественные, трофейные и ленд-лизовские танки, пришли к выводу: «Коробки перемены передач отечественных танков, особенно Т-34 и КВ, не удовлетворяют полностью требованиям, предъявляемым к современным боевым машинам, уступая коробкам перемены передач как танков союзников, так и танков противника, и отстали, по крайней мере, на несколько лет от развития техники танкостроения».
Башня Т-34 была узкой и тесной даже для двух человек. В бою командир, указывая механику-водителю, куда направить или развернуть танк, давая команды заряжающему, какой снаряд послать в казенник, припадая к прицелу, чтобы навести орудие, вычислить расстояние и нажать на спуск, тут же увернувшись от откатывающегося назад орудийного ствола, почти не имел времени посмотреть, что делают другие танки, а тем более руководить действиями нескольких машин. И не только времени, но и возможности.
Во-первых, «тридцатьчетверка» не имела командирской башенки и соответственно кругового обзора. Во-вторых, имевшиеся средства наблюдения были весьма далеки от совершенства и по конструкции, и по качеству – на порядок хуже немецких. Общий обзор должен был обеспечивать панорамный перископ ПТ-6. Прибор представлял собой короб с установленными в нем под углами зеркалами из полированной стали; с превосходной цейссовской оптикой его даже невозможно сравнивать. Причем если первое время перископов в башне было два, то в дальнейшем в целях экономии решили оставить один – у командира танка. Для наведения на цель применяли телескопический прицел ТОД-6. Он обеспечивал увеличение в 2,5 раза и, в общем, был неплох, за исключением одного недостатка – соосной установки с каналом ствола орудия. Производя вертикальную наводку, командир вынужден был приподниматься или опускаться на своем месте, так как прицел перемещался вместе с орудием.
У механика-водителя имелся свой прибор наблюдения: «Триплексы на люке механика-водителя были сделаны из отвратительного желтого или зеленого оргстекла, дававшего совершенно искаженную картинку. Разобрать что-либо через такой триплекс, особенно в прыгающем танке, было невозможно». Поэтому механики-водители даже в бою ездили с приоткрытым люком. Но командир танка не мог сделать даже этого. Башенный люк, общий для командира и заряжающего, был тяжел, неудобен и не откидывался вперед. В открытом состоянии он просто закрывал передний сектор обзора. Временами командиру танка не оставалось ничего другого, как управлять машиной, сидя верхом на крыше башни. Плохой обзор из танка облегчал жизнь немецкой пехоте, быстро вычислившей мертвые зоны «тридцатьчетверки» и применявшей для борьбы с ней ранцевые заряды и противотанковые мины. Для сравнения: на «фашистском» Pz. Kpfw. IV приборов наблюдения было десять, даже если считать командирскую башенку c пятью перископами за один, причем немецкий стрелок-радист располагал оптическим прицелом с двукратным увеличением, откалиброванным для стрельбы на дистанции до 1200 метров, а наш имел «дырочку», через которую совмещал глаз, диоптр, мушку и тулово врага.
«Война показала серьезную недооценку роли экипажа в обеспечении максимальной боевой эффективности танка, – пишет Ю.П. Костенко. – Первоначальное стремление сократить количество членов экипажа, а также объемы и габариты танка ради увеличения уровня броневой защиты привели к тому, что танк в бою оказался практически без командира при живом и боеспособном члене экипажа, который по штатному расписанию числился командиром танка. Это произошло в результате того, что на одного члена экипажа были возложены функции и командира танка, и наводчика орудия… Как только командир-наводчик начинал вести огонь из пушки, он прекращал на все время боя выполнять функции командира. Он физически не мог, ведя дуэльный бой, наблюдать за полем боя, вести круговой обзор, наблюдать за действиями других танков… Такое решение противоречило основам организации боя с применением танков.
Именно этот фактор – «командир – наводчик» – стал одной из важнейших причин огромных потерь наших танков. Именно поэтому, несмотря на огромное превосходство в производстве танков, реально на поле боя немцы имели численное превосходство…
Война подтвердила, что в танке требуется не минимальный по численности экипаж любой ценой, а нужен экипаж, необходимый для максимального использования боевых возможностей танка, только в этом случае потери в танках и, следовательно, потери личного состава будут наименьшими».
Теснота и «слепота» Т-34 закономерно ограничивали его маневренность на поле боя, снижали скорострельность и эффективность огня. Если в полигонных условиях при стрельбе из орудия удавалось достичь показателя 3–4 выстр./мин, считалось, что экипаж хорошо подготовлен. Что касается танкового пулемета Дегтярева образца 1929 года, то по своим характеристикам он уступал немецкому MG 34, и военные неоднократно просили заменить его на что-нибудь более прочное и скорострельное. Характерным недостатком ДТ являлось расположение возвратно-боевой пружины непосредственно под стволом; при перегреве пружина давала усадку и теряла усилие рабочего поджатия. Как отмечал на одном из совещаний в ГБТУ генерал-майор Н.С. Огурцов, «после 2–3 длинных очередей пулемет «плюет», разброс пуль так велик и пули летят так неправильно, что на щите пули ложатся плашмя».
Еще одной проблемой была повышенная загазованность боевого отделения вследствие проникновения в танк пороховых газов после каждого выстрела из пушки. Для их удаления в передней части башни устанавливался электровентилятор, доставшийся в наследство от БТ с 45-мм орудием, маломощный и неэффективный. В бою нередки были случаи, когда заряжающий угорал до обморока. Из выступления генерала Н.С. Огурцова: «Еще в 1940 году был возбужден вопрос о вентиляции в боевом отделении танка и продувке канала ствола пушки после выстрела, однако этому не придали значения, а некоторые даже к этому отнеслись с иронией».
Настолько же плох был воздушный фильтр двигателя, который, в сущности, ничего не фильтровал, он даже чистый воздух пропускал с трудом, приводя к быстрому износу мотора. Из-за неудовлетворительной системы охлаждения мощность В-2 в летнее время падала до 315 л.с., а танк не мог развить скорость больше 30 км/ч.
Установленная только на командирских танках коротковолновая радиостанция 71-ТК-3 в движении обеспечивала уверенную двустороннюю телефонную связь на расстоянии 4–6 км, была неустойчива, сложна и часто выходила из строя. Для связи между членами экипажа предназначалось переговорное устройство ТПУ-3, по воспоминаниям танкистов, совершенно бесполезное. «Внутренняя связь работала безобразно, – вспоминает С.Л. Ария. – Поэтому связь осуществлялась ногами, то есть у меня на плечах стояли сапоги командира танка, он мне давил на левое или правое плечо, соответственно я поворачивал танк налево или направо… Заряжающему под нос сунул кулак, и он уже знает, что надо заряжать бронебойным, а растопыренную ладонь – осколочным».
И уж, конечно, наши танки не блистали «излишним комфортом».
Почти легендой стала пресловутая «несгораемость» Т-34 и КВ, поскольку на них, дескать, стояли дизельные двигатели. На самом деле танки с дизелями горели ничуть не хуже машин с карбюраторными моторами. Конечно, поджечь солярку спичкой сложнее, чем бензин. Однако от попадания снаряда топливные баки детонируют одинаково, независимо от вида топлива, а на «тридцатьчетверке» они к тому же находились не в корме, а в бортах боевого отделения, прикрытые снаружи не слишком мощной броней, а изнутри – фальшбортом из листового железа. «Как свечи, – писал любимому Вождю из-под Сталинграда политрук 161-й танковой бригады Л.И. Черненьков, – горят наши могучие КВ и Т-34, и с ними гибнут кадры готовых на все танкистов».
Кстати, обследовав силовую установку германского «тигра», инженеры полигона в Кубинке пришли к парадоксальному выводу: «Применение немцами на новом танке карбюраторного двигателя, а не дизеля, может быть объяснено:…весьма значительным в боевых условиях процентом пожаров танков с дизелем и отсутствием у них в этом отношении значительных преимуществ перед карбюраторными двигателями, особенно при грамотной конструкции последних и наличии надежных автоматических огнетушителей; коротким сроком работы танковых двигателей из-за крайне низкой живучести танков в боевых условиях, из-за чего стоимость бензина, сэкономленного в случае применения на танке дизеля, не успевает оправдать необходимого для дизеля повышенного расхода легированных сталей и высококвалифицированного труда, не менее дефицитных в военное время, чем жидкое топливо».
Таким образом, единственным относительным преимуществом использования в танке дизеля являлось удвоение запаса хода, благодаря малому удельному расходу топлива, и возможность работы на дешевых тяжелых сортах. Но это – только теоретически, поскольку сам дизель-мотор В-2 был еще далек от совершенства и не имел гарантированного моторесурса. Его, как многую другую новую технику, приняли на вооружение «авансом». Но и в ноябре 1942 года на технической конференции, посвященной дизельным моторам, представители ГБТУ отмечали, что указанный в формуляре гарантийный срок в 150 часов не соответствует действительности, в реальной жизни он редко превышал 80– 100 часов (в то время как «майбахи» имели ресурс от 300 до 400 моточасов). Советские машины 1941 года длительных маршей не выдерживали.
Весной 1942 года в США и Великобританию были переданы образцы, естественно самые эталонные, советской боевой техники. На Абердинском полигоне американцы провели испытания присланных экземпляров Т-34 и КВ:
«Средний танк Т-34 после пробега в 343 км окончательно вышел из строя и не может быть отремонтирован, – докладывал о результатах испытаний начальник 2-го управления ГРУ генерал-майор Хлопов. – Причина: вследствие чрезвычайно плохого воздухоочистителя на дизеле в мотор набилось очень много грязи, и произошла авария, в результате которой поршни и цилиндры разрушились до такой степени, что их невозможно отремонтировать…
Форма корпуса наших танков нравится всем без исключения. Особенно хорош Т-34. Все сходятся во мнении, что форма корпуса Т-34 лучше, чем на всех известных американцам машинах, КВ – хуже, чем на любом из существующих в Америке танков.
Броня. Химический анализ брони показал, что на обоих танках броневые плиты имеют неглубокую поверхностную закалку, тогда как основная масса броневой плиты представляет собой мягкую сталь. В связи с этим американцы считают, что, изменив технологию закалки броневых плит, можно значительно уменьшить толщину ее, оставив ту же стойкость на пробиваемость. В результате танки могут быть облегчены по весу на 8– 10 % со всеми вытекающими отсюда последствиями…
Башня. Основной недостаток – очень тесная. Американцы не могут понять, каким образом наши танкисты могут в ней помещаться зимой, когда носят полушубки. Очень плохой электромеханизм поворота башни. Мотор слаб, очень перегружен и страшно искрит, в результате выгорают сопротивления регулировки скоростей поворота, крошатся зубья шестеренок. Рекомендуют переделать на гидравлическую систему или просто на ручную. (Ручной привод и без того имелся, и в бою наши танкисты предпочитали крутить башню «просто вручную».)