– Оберегал? – переспросила Франсуаза. – Только не думайте, мадам, что здесь вы в безопасности. Никто из нас так не считает. Англичане – народ суеверный. На каждом кладбище им мерещатся призраки, и ведьм они видят возле каждого котла. Конгрегация – это все, что стоит между нами и полным уничтожением. Вы поступили благоразумно, решив искать убежища в этом доме. Поторопитесь, вам еще надо одеться и спуститься вниз.
Франсуаза помогла мне выбраться из ночной рубашки, затем подала мокрое полотенце и блюдо с чем-то липким, пахнущим розмарином и апельсинами. Мне было странно, что со мной возятся, как с маленькой, однако я знала: аристократов, к которым принадлежал и Мэтью, в эту эпоху мыли, одевали и кормили чуть ли не с ложки. Пьер подал хозяину чашу с подозрительно темной жидкостью, которая вряд ли была вином.
– Мадам не только ведьма, но еще и fileuse de temps? – тихо спросила Франсуаза.
В переводе это означало «прядильщица времени». Услышав незнакомый термин, я представила множество разноцветных нитей, вдоль которых мы двигались, чтобы попасть в нужный отрезок прошлого.
– Так оно и есть, – кивнул Мэтью, поглядывая на меня и потягивая жидкость из чаши.
– Но если она явилась сюда из другого времени, это значит… – Франсуаза не договорила. У нее округлились глаза. Затем ее лицо приняло задумчивое выражение.
Должно быть, тот Мэтью говорил и вел себя по-другому.
«Франсуаза заподозрила, что к ним явился совсем другой Мэтью», – догадалась я. Меня охватила тревога.
– Нам достаточно знать, что мадам находится под защитой милорда, – довольно грубо произнес Пьер, и в его тоне отчетливо звучало предостережение. – А что́ это значит, нас не касается, – добавил он, подавая Мэтью кинжал.
– Это значит, что я люблю Диану, а она любит меня, – сказал Мэтью, выразительно глядя на слугу. – Что бы я ни говорил другим, это правда. Понятно?
– Да, – ответил Пьер, хотя его тон предполагал обратное.
Мэтью вопросительно посмотрел на Франсуазу. Та поджала губы и угрюмо кивнула.
Внимание служанки сосредоточилось на моем туалете. Франсуаза закутала меня в плотное льняное полотенце. Она, конечно же, увидела и другие отметины на моем теле, полученные в тот нескончаемый день моего поединка с ведьмой Сату. Были и шрамы, полученные уже позже, однако Франсуаза больше не задавала никаких вопросов. Усадив меня на стул возле очага, она принялась расчесывать мои волосы.
– Скажите, милорд, это нападение случилось уже после того, как вы объявили о своей любви к вашей ведьме? – спросила она Мэтью.
– Да, – ответил Мэтью, пристегивая к поясу кинжал.
– Так, значит, ее пометил вовсе не манжасан, – пробормотал Пьер. Он произнес старинное окситанское слово «кровопиец», как на окситанском языке именовали вампира. – Никто бы не посмел навлечь на себя гнев семьи де Клермон, – добавил слуга.
– Нет, это сделала другая ведьма, – сказала я.
Тепло очага защищало меня от холодного ветра, но признание все равно отозвалось дрожью во всем теле.
– Однако два манжасана стояли рядом и даже не пытались вмешаться, – мрачно пояснил Мэтью. – Они за это заплатят.
– Что случилось, то случилось.
У меня не было желания затевать вражду среди вампиров. Опасностей на нашем дальнейшем пути и так хватало.
– Если бы милорд принял вас в жены после того, как та ведьма на вас напала, дело не считалось бы законченным.
Быстрые пальцы Франсуазы сплетали мои волосы в тугие косы, которые она обернула вокруг головы и закрепила шпильками.
– Здесь вы будете госпожой Ройдон. В этой унылой стране не знают, что такое верность. Но мы не забудем, что вы из семьи де Клермон.
Помнится, мать Мэтью меня предупреждала: де Клермоны – это стая. В XXI веке я возмущалась обязательствами и ограничениями, свалившимися на меня вместе с вхождением в их семью. Однако в 1590 году моя магическая сила была непредсказуемой, познания в ремесле ведьм ничтожными, а моя самая ранняя предшественница еще не родилась. Здесь я могла рассчитывать только на свою сообразительность и помощь Мэтью.
– Там наши намерения относительно друг друга были ясны и понятны. Но я не хочу быть источником бед здесь. – Я взглянула на кольцо Изабо, потрогав большим пальцем его обод. Я надеялась, что мы сумеем гармонично вписаться в прошлое. Сейчас эти надежды казались мне нереальными и наивными. Я оглянулась по сторонам, пробормотав: – И это…
– Диана, мы с тобой оказались здесь по двум причинам: найти тебе учительницу и, если сумеем, установить местонахождение того алхимического манускрипта.
По сути, это он – таинственный манускрипт под названием «Ашмол-782» – познакомил меня с Мэтью. В далеком XXI веке он преспокойно лежал себе среди миллионов книг и манускриптов Бодлианской библиотеки Оксфорда. Заполняя бланк запроса на него, я и представить не могла, что это простое действие отомкнет хитроумное заклинание, удерживающее манускрипт на полке. Не подозревала я и того, что возвращение манускрипта дежурному библиотекарю вновь активирует заклинание. Я не имела ни малейшего представления о многочисленных тайнах, касающихся ведьм, вампиров и демонов, которые, если верить слухам, были изложены на страницах «Ашмола-782». Мэтью считал, что куда разумнее искать манускрипт в прошлом, чем пытаться вторично отомкнуть заклинание в современном нам мире.
– И пока мы не вернемся, Олд-Лодж будем твоим домом, – продолжал Мэтью, пытаясь меня ободрить.
Тяжеловесная мебель спальни и ее убранство были знакомы мне по музеям и аукционным каталогам, однако Олд-Лодж вряд ли стал бы для меня домом. Я теребила плотную ткань полотенца. Оно разительно отличалось от выцветших, истончившихся после нескончаемых стирок махровых полотенец, какие водились в доме Сары и Эмили. Из соседней комнаты доносились голоса. Само их звучание и ритм речи были чужды уху современного историка, не говоря уже об обычных людях. Но побег в прошлое был нашим единственным выбором. Последние дни в Мэдисоне наглядно нам это показали. Вампиры устроили настоящую охоту на нас и едва не убили Мэтью. Итак, в прошлое мы попали. Теперь, чтобы осуществились остальные части нашего плана, мне требовалось как можно скорее превратиться в настоящую женщину Елизаветинской эпохи.
– «И как хорош тот новый мир».
Я совершала неслыханное историческое святотатство, позволив себе цитировать строки из шекспировской «Бури» за двадцать лет до того, как пьеса будет написана. Но у меня сегодня выдалось тяжелое утро.
– «Тебе все это ново», – ответил другой цитатой Мэтью. – Так готова ли ты встретить жизненные перипетии?
– Разумеется. Только вначале дай мне одеться. – Я встала и расправила плечи. – Как здесь принято здороваться с графом?
Глава 2
Мои тревоги по поводу надлежащего этикета оказались напрасными. Титулы и установленные формы обращения не имели значения, когда дело касалось кроткого великана по имени Генри Перси.
Франсуаза, придававшая большое значение внешним приличиям, суетилась и хлопотала вокруг меня, заталкивая мое тело в неведомо чью одежду. В этот пыточный набор входило несколько нижних юбок, корсет с подкладкой, долженствующий придать моей спортивной фигуре более традиционные женские очертания. Затем на мне оказалось нижнее вышитое платье, пахнущее лавандой и кедром и имевшее высокий воротник в оборках. Далее настал черед черной бархатной юбки, имевшей форму колокола. Поверх нижнего платья Франсуаза надела на меня джеркин, явно взяв лучший, какой имелся в гардеробе Пьера. Джеркин был единственной одеждой, почти подходившей мне по размеру. Но как Франсуаза ни старалась, застегнуть пуговицы жакета мне не удавалось. Я затаила дыхание, вобрала живот и уповала на чудо. Тем временем бедная вампирша старалась как можно туже затянуть на мне шнуровку корсета. Увы, сделать мой силуэт напоминающим силуэт сильфиды могло только Божественное вмешательство.
Пока Франсуаза героически сражалась с особенностями моей фигуры, я забрасывала ее вопросами. Насмотревшись женских портретов XVI века, я ожидала, что на меня наденут юбку с фижмами – сооружение, напоминающее птичью клетку и придающее пышность бедрам. Франсуаза объяснила, что юбки с фижмами надевают в более торжественных и официальных случаях. Вместо этого она обвязала мою талию чем-то вроде пончика, только из материи. Единственной положительной чертой этого сооружения было то, что черная бархатная юбка не застревала у меня между ног, позволяя передвигаться без особого труда. Правда, для этого требовалось соблюсти еще несколько условий: двигаться по прямой и выбирать путь, не грозящий встречей с мебелью. Но от меня требовалось не только ходить в этом наряде, а еще и приседать в реверансе. Франсуаза преподала мне экспресс-курс реверанса, попутно объясняя значение всех титулов Генри Перси. Невзирая на свою фамилию и графский титул, он именовался лордом Нортумберлендом.
Но мне так и не удалось продемонстрировать графу наспех приобретенные навыки. Едва мы с Мэтью вошли в большой зал, сидевший там долговязый молодой человек вскочил на ноги и шагнул нам навстречу. Его дорожный костюм из мягкой кожи был забрызган грязью. У него было широкое лицо и живой пытливый взгляд. Его мохнатые, пепельного цвета брови изогнулись ко лбу, на котором был отчетливо виден «вдовий пик».
– Хэл, – улыбнулся гостью Мэтью.
Улыбка была добродушно-снисходительной, как у старшего брата по отношению к младшему. Однако граф, не замечая давнего друга, направился прямо ко мне.
– Г-г-госпожа Ройдон, – произнес он.
Глубокий бас графа звучал монотонно, механически. Прежде чем спуститься в зал, Мэтью немного рассказал мне о Генри. Оказалось, что граф глуховат и вдобавок с детства заикается. Зато он превосходно умел читать по губам. С этим человеком я могла говорить, не испытывая стеснения.
– Вижу, Кит меня опять обскакал, – с печальной улыбкой констатировал Мэтью. – Я надеялся сам тебе сказать.
– Так ли уж важно, кто сообщает радостную весть? – Лорд Нортумберленд отвесил поклон. – Госпожа, благодарю вас за гостеприимство и прошу прощения за то, что вынужден приветствовать вас в таком виде. Прекрасно, что вы так быстро свыклись с друзьями мужа. Нам следовало бы покинуть дом сразу же, как мы узнали о вашем прибытии. Постоялый двор более чем удовлетворил бы наши потребности в крыше над головой.
– Милорд, нам доставляет большую радость принимать вас с этом доме.
Здесь мне следовало сделать реверанс, но я никак не могла совладать с тяжелой черной юбкой, а корсет был зашнурован так туго, что мне было не согнуться в талии. Я добросовестно поставила ноги в положение, требуемое для реверанса, но, едва согнув их в коленях, покачнулась, рискуя шлепнуться на пол. Меня подхватила рука с крупными грубыми пальцами.
– Зовите меня просто Генри, госпожа. Остальные зовут меня Хэлом, так что мое настоящее имя считается достаточно официальным.
Как многие тугоухие люди, граф старался говорить тише и мягче. Отпустив меня, он переместил внимание на Мэтью:
– А почему ты без бороды, Мэтт? Ты никак был болен?
– Легкая лихорадка, и только. Женитьба меня излечила. Кстати, а где остальные?
Мэтью оглянулся, ища глазами Кита, Джорджа и Тома.
При дневном свете большой зал выглядел совершенно по-другому. Я его видела лишь вечером, а этим утром… То, что я принимала за тяжелые стенные панели, оказалось ставнями. Сейчас все они были открыты, наполняя пространство зала воздухом и делая его легче. Даже громадный камин у дальней стены не выглядел таким тяжеловесным, как в темноте. Его украшали фрагменты средневековой каменной кладки с сохранившейся росписью. Все это Мэтью наверняка вытащил из-под обломков католического монастыря, когда-то стоявшего на месте Олд-Лоджа. Изможденное лицо святого, герб, готический четырехлистник.
Я с интересом разглядывала зал, пока меня не окликнул Мэтью.
– Хэл говорит, что наши в гостиной. Читают и играют в карты. Он не осмеливался к ним присоединиться, пока хозяйка не пригласит его остаться в доме.
– Граф просто обязан остаться у нас, а мы сейчас же отправимся в гостиную, – сказала я, слушая урчание в животе.
– Или вначале мы раздобудем тебе еды, – предложил Мэтью, сверкая глазами.
Убедившись, что мое знакомство с Генри Перси прошло гладко, он почувствовал себя спокойнее.
– Хэл, а тебя покормили?
– Пьер с Франсуазой, как всегда, позаботились о моем пропитании, – заверил нас граф. – Разумеется, если госпожа Ройдон составит мне компанию…
Граф умолк. Его желудок урчал наравне с моим. Своей долговязостью этот человек мог соперничать с жирафом. Представляю, какое обилие пищи требовалось его телу.
– Я тоже, милорд, обожаю обильные завтраки, – смеясь, сказала я.
– Генри, – поправил меня граф.
Когда он улыбался, на щеках появлялись ямочки.
– Тогда и вы должны называть меня Дианой. Я не могу обращаться к графу Нортумберленду по имени, если он упорно называет меня госпожой Ройдон.
Франсуаза настаивала на строгом соблюдении формальностей.
– Согласен, Диана, – ответил Генри, протягивая мне руку.
Миновав коридор, где гуляли сквозняки, мы вошли в уютную комнату с низким потолком. Обстановка здесь была вполне располагающей. Света тоже хватало, хотя окна имелись только на южной стене. При скромных размерах помещения сюда втиснулись три стола и несколько стульев и скамеек. Лязг кастрюль и сковородок, а также некоторые другие звуки свидетельствовали о близости кухни. Кто-то прикрепил к стене страницу, вырванную из альманаха. На центральном столе была разложена карта. Один ее угол подпирал подсвечник, другой – неглубокое оловянное блюдо с фруктами. Все это напоминало голландский натюрморт с домашней утварью. Я остановилась. Голова закружилась от терпкого запаха.
– Айва.
Мои пальцы потянулись к плодам. Такими я представляла их в Мэдисоне, слушая рассказы Мэтью об убранстве Олд-Лоджа.
Похоже, Генри удивил мой восторг по поводу обычной айвы, но он был слишком хорошо воспитан, чтобы это комментировать. Мы уселись за стол. Слуга дополнил натюрморт свежим хлебом, блюдом с виноградом и миской с яблоками. Вид знакомой пищи действовал на меня успокаивающе. Генри принялся за еду. Я последовала его примеру, но при этом внимательно наблюдала, что и как он ест. Чужаков всегда выдают мелкие особенности, а мне отчаянно хотелось выглядеть своей. Пока мы ели, Мэтью налил себе бокал вина.
Во время трапезы Генри вел себя с безупречной учтивостью. Он не задавал мне вопросов личного характера и не совал нос в дела Мэтью. Вместо этого он смешил нас, рассказывая истории о своих собаках, поместьях и придирчивой матушке. Он успевал говорить и поглощать изрядное количество ломтиков поджаренного хлеба. Генри только что начал очередной рассказ о переезде в Лондон, когда со двора донесся шум. Граф, сидящий спиной к двери, не обратил на это внимания.
– Она просто невыносима! Вы все меня предостерегали, но я не верил, что женщина способна быть такой неблагодарной. После богатств, которыми я наполнил ее сундуки, самое малое, что она могла сделать… Ого!
Наш новый широкоплечий гость заполнил собой дверной проем. На одном его плече болтался темный плащ. Такого же цвета были вьющиеся волосы, выбивавшиеся из-под его великолепной шляпы с пером.
– Мэтью, да ты никак заболел?
Удивленный Генри повернулся к гостю:
– Приветствую тебя, Уолтер. Почему ты не при дворе?
Хлеб едва не встал мне поперек горла. Я почти не сомневалась, что гость был не кем иным, как до сих пор отсутствовавшим членом Школы ночи – сэром Уолтером Рэли.
– Возжаждал место получить в раю и был оттуда изгнан. Вот так-то, Хэл. А это кто? – Сэр Уолтер буравил меня своими синими глазами и сверкал зубами, окаймленными темной бородой. – Генри Перси, ты проказливый бесенок. Кит рассказывал мне о твоих намерениях уложить в постель прекрасную Арабеллу. Если бы я знал, что твои вкусы простираются дальше пятнадцатилетних девиц и тебя привлекают женщины в возрасте, я бы давно нашел тебе в жены какую-нибудь похотливую вдовушку.