В Карелинку приехал вызванный из Киева лекарь, чтобы заботиться о раненом, и Наташа Маслова спозаранку укатила в Николаевку, а князь лично встретил киевского эскулапа. Лев Ильич, мужчина лет сорока на вид, был тихий, спокойный и весьма образованный. Он был из плеяды тех докторов, чей кабинет, как правило, заполнен бедняками, и чей бумажник обычно всегда пуст. Князь радушно встретил лекаря, объяснив, какая работа его ждала, и поблагодарив за согласие пожить в этом захолустье. Рассказав о раненом, Карелин пообещал Льву Ильичу позднее представить его жене и с гордостью добавил, что княгиня готовится стать матерью.
Лизе Лев Ильич тоже понравился. Сам же лекарь не составил исключения из правил: он, как и все окружающие Лизу люди, был очарован ее красотой и обаянием.
- Рана больного почти зажила, – сообщил Лизе Лев Ильич за вечерним чаем, – а жар и лихорадка объясняются его постоянным возбуждением. Я считаю, что в душе господина Ежова бушует буря, его гложет какая-то тревога, и это не дает ему поправиться окончательно, – пояснял он. – Однако волнения господина Ежова не из-за потерянных денег, поскольку князь великодушно предложил ему три тысячи рублей, что у него украли, и хотел дать всё необходимое для возвращения в Москву.
Лиза не знала о предложении князя, а потому была одновременно потрясена, удивлена и смущена этим обстоятельством.
- Князь говорит, что он в ответе за то, что произошло в его владениях, – добавил в заключение Лев Ильич.
- Но Федор не может принять деньги! – машинально ответила Лиза.
- Федор? – удивленно переспросил доктор.
- Я оговорилась, хотела сказать Иван, – торопливо поправилась Лиза, стараясь скрыть тревогу за свою оплошность.
- Да-да, конечно, – ответил Лев Ильич, не придавая оговорке никакого значения, но Лиза снова забеспокоилась, когда он безо всякой задней мысли буднично заметил, – наш больной уже совсем скоро сможет отправиться в путь. Он здоровый и сильный юноша с крепкими мышцами. Знаете, Елизавета Ивановна, глядя на него, любой сказал бы, что он не коммерсант, занимающийся торговлей зерном, а военный. По выправке он смахивает на поручика уланского полка, к примеру. Конечно, чтобы быть причисленным к такому полку необходима дворянская грамота, которой у него нет, но родовитость проступает в его словах и манерах.
- Ну что Вы, Лев Ильич, думаю, Вы преувеличиваете, – слабо возразила Лиза.
- Ничуть, княгиня, уверяю Вас. И должен сказать Вам, что больной просил меня передать Вам, чтобы Вы пришли навестить его. Несомненно, он хочет выразить Вам свою признательность.
- Благодарю Вас, я пойду к нему немедленно. А Вам следует подождать князя...
Лиза в тревоге переступила порог гостевой комнаты и передала Федору слова доктора.
- Тебе необходимо как можно быстрее уехать из Карелинки, – торопливо говорила Лиза. – Если Лев Ильич расскажет Александру о своих наблюдениях, то это может пробудить в нем подозрения.
Девушка была полна решимости выполнять свой долг и клятвенные обещания, данные перед алтарем и связывавшие ее с князем.
- Александр не покупал меня и не плел интриг, чтобы сделать меня своей женой, – втолковывала Лаврецкому Лиза. Не преуменьшая вины матери и брата, она рассказала о том, что случилось в Керловке, но Федора не убедили ее доводы.
- Как ни крути, но для этого человека ты всего лишь служанка, – зло ответил он.
- Это не имеет значения, потому что я счастлива! – горячо возразила Лиза, теряя терпение.
- Счастлива? Ты счастлива, что из каприза он возвысил тебя?! Но завтра на твоем месте может оказаться Наташа Маслова!
- Ты оскорбляешь человека, которого должен был бы благодарить! – окончательно выйдя из себя, гневно выпалила Лиза. – Федор, ты говоришь о нем так, словно он последний негодяй! Я не могу терпеть это, потому что твои слова несправедливы. Александр Карелин любит меня и уважает как жену, и будет уважать как мать его ребенка...
- Ребенка? – смутившись, растерянно повторил Федор.
- Да, – гордо подтвердила Лиза. – Я не хотела причинять тебе боль, но ты вынудил меня. Я подарю мужу ребенка, Федор... У меня будет ребенок от Александра.
- Я-то думал, что из гордости и достоинства ты согласилась только на фиктивный брак, а не на настоящий! – горячился Лаврецкий.
- Я не собираюсь обсуждать с тобой мой брак... это ни к чему. Если ты по-прежнему дворянин, и у тебя осталась хоть капля благородства и уважения ко мне, ты уедешь отсюда, как можно раньше.
- Возможно ли, чтобы сердце женщины так быстро изменилось?
Лиза не ответила на вопрос, и даже не взглянула на Лаврецкого. Девушка говорила с ним твердо, почти холодно, ясно давая понять, что ему не на что надеяться и чего-то ждать от нее.
- Бесполезно говорить о прошлом, Федор. Я должна быть рядом с мужем ради ребенка, который родится... Мы должны жить в мире и покое, и я снова говорю тебе – уезжай отсюда. Это – единственное, что ты можешь сделать... Не думай, что я не страдаю, говоря с тобою так, но нам нужно расстаться, расстаться навсегда. Подумай об этом, – сказала напоследок Лиза, выходя из комнаты, но почти тут же к Лаврецкому пришел Карелин.
- Мое почтение, Иван Федорович, – поздоровался он с гостем. – Вот зашел сказать Вам, что исправник поймал двух людей, похожих на грабителей. Одному из них, правда, удалось сбежать, а второй был ранен, и ему пришлось говорить. При нем оказалась пачка денег, чуть больше двух тысяч рублей, и кое-какие драгоценности. – Карелин показал Федору золотые часы с цепочкой, янтарный мундштук с позолоченными инициалами и печатку с фамильным гербом.
Федору пришлось внимательно осмотреть все вещи, которые князь предусмотрительно разложил на кровати. Лаврецкий почувствовал, как от дружелюбной улыбки Карелина в его жилах стынет кровь.
- На этой печатке фамильный герб старинного рода Орловых, одного из самых древнейших в Малороссии, – заметил Александр, внимательно разглядывая драгоценность. – Основная его ветвь почти угасла, как я понимаю, за неимением наследников мужского пола... Это Ваше?
- Часы и мундштук – мои, а печатка... не припомню, чтобы я ее когда-либо видел, – уверенно ответил Федор.
- Оно и немудрено, ведь эти люди совершили несколько ограблений. Земли Орловых находятся по соседству с этими, прямо по дороге к Одессе, и, насколько мне известно, они заброшены. Имение принадлежит вдове, у которой есть единственный сын, но, похоже, земля его не интересует. По слухам, поместье выставлено на продажу, и я даже собрался купить его, но, как Вам известно, никто из Орловых сюда уже давно не приезжал.
Федор приложил все силы, чтобы успокоиться и продолжить разговор. Он по-светски любезно улыбнулся князю и взял в руки печатку.
- Старинная фамильная драгоценность может пробежать по многим рукам! – задумчиво промолвил он.
- Но не эта, господин Ежов, – уверенно сказал Карелин. Это кольцо – символ собственности Орловых, по крайней мере, здесь, в Малороссии. Тот, кто носит его, может вступить в права владения здешней усадьбой и стать полноправным хозяином орловских земель. По поводу этого кольца будет вестись дознание. – Князь надел печатку на свой палец и снова улыбнулся Федору. – Я пошлю лекаря, чтобы он осмотрел раненого. Его признание может оказаться интересным. Мы постараемся, чтобы он не умер, и вы смогли опознать его. Я пошлю исправнику письмо.
Узнав новости, Лиза лишилась сил и снова пришла к Федору, чтобы поговорить с ним.
- Да, это моя печатка, – признался он. – Кольцо подтверждает, что я владелец орловских земель, граничащих с вашей усадьбой, и это означает, что я ваш сосед, а соседство с вами для меня сейчас важнее всего.
- Но ты же не останешься здесь?! – живо воскликнула Лиза.
- А почему бы нет? Это имение – единственное, что у меня есть. Я хотел продать его, чтобы расплатиться с долгами твоего отца, но, узнав, что потерял тебя, я не стал выставлять его на торги, а предпочел оставить службу и тоже сделаться крестьянином или отшельником... как я теперь понимаю... Не бойся, кольцо не раскроет нашу тайну. Орлова – это вторая фамилия моей матери. Меня здесь никто не знает, я уехал отсюда еще ребенком. Так что Иван Ежов вполне мог купить у вдовы Орловой заброшенные землю и усадьбу.
- Нет... нет! – в отчаянии воскликнула Лиза. – Если ты меня действительно любишь, то...
- Не повторяй, я знаю, – резко перебил ее Федор, – ты хочешь, чтобы я уехал. Я уеду, обещаю... Я уеду, потому что узнал, что ты любишь...
- Да, да! Я люблю его! – выкрикнула Лиза, решив разом покончить с этим делом. – Я люблю князя. Если тебе нужно было услышать эти слова из моих уст, чтобы понять и уехать, то я уже сказала их. Теперь ты знаешь, что я люблю мужа, так что оставь меня, Федор. Наши дороги разошлись навсегда. Дай мне идти своим путем, с высоко поднятой головой и спокойной душой...
- После того, что услышал, я не стану мешать тебе, – с горечью ответил тот, и, видя, что Лиза уходит, не стал удерживать ее.
Столкнувшись в коридоре с доктором, Лиза подпрыгнула от неожиданности.
- Что с Вами? Вам плохо? – обеспокоился Лев Ильич.
- Нет-нет, все в порядке, – не останавливаясь, улыбнулась в ответ Лиза.
Посмотрев ей вслед, доктор вошел в комнату Федора.
- Мне необходимо ваше разрешение, – нетерпеливо сказал Лаврецкий, не дожидаясь вопросов Льва Ильича. – Я должен завтра же уехать отсюда.
- Послушайте, господин Ежов, ваше желание слишком безумно, чтобы прислушиваться к нему. Я не понимаю, откуда вдруг у Вас такое рвение, друг мой?
- Моя торговля заброшена. Мне нужно заняться своими делами...
- Если Вам угодно послать письма или телеграммы, я могу побыть вашим приказчиком. Могу даже съездить в Киев раза четыре в год.
- Нет, я хочу уехать... Мне нужно уехать, доктор, – настоятельно убеждал Льва Ильича Федор.
- Успокойтесь, и тогда Вы уедете быстрее. Ваше волнение не дает Вам поправиться и окрепнуть. Завтра я разрешу Вам взять экипаж и проехать верст десять, а потом Вы вернетесь, и Вам придется снова лечь в постель. Я могу разрешить Вам встать с кровати и попробовать свои силы, но не позволю совершать глупости. Не ждите, что я помогу Вам покончить с собой, а этот Ваш нелепый, бессмысленный отъезд не что иное, как самоубийство.
Вскоре после разговора с Лаврецким Лев Ильич отправился в полицейское управление, но помочь раненому, увы, ничем не смог. Грабитель умер, не дождавшись лечения. Карелин сокрушался по поводу его смерти, рассеянно рассказывая доктору о драгоценностях. К счастью для Лизы и Федора, сбежавший вор унес с собой украденные бумаги, и потому Иван Ежов не пробудил в Карелине ни малейшего подозрения. Князь продолжал утверждать, что гость ему очень симпатичен, и, следуя личному опыту, он считает его порядочным и честным человеком.
Войдя вечером в столовую, Лиза была неприятно удивлена. Федор сидел за столом. Радостно улыбаясь, Карелин пошел навстречу жене, на ходу поясняя:
- Я приготовил тебе сюрприз, Лиза, и держал его в секрете. Наш гость уже на ногах, ему гораздо лучше, и он составит нам с тобой компанию за столом, где мы и отпразднуем его выздоровление, распив несколько бутылок шампанского.
- Говорить о выздоровлении несколько преждевременно, – тоже с улыбкой уточнил Лев Ильич, – скажем, пожалуй, что мы отметим начало выздоровления.
- Я даже не знаю, как мне благодарить вас за то, что вы сделали для меня, – пробормотал Федор.
На белоснежной скатерти блестело серебро, хрусталь и тончайший фарфор. Слуги с почтительным молчанием сновали среди гостей, подавая блюда. Сельский батюшка, тоже приглашенный на ужин и по такому случаю даже надевший новую рясу, чинно сидел за столом. Огладив лежащую на груди длинную окладистую бороду, поп поднял руку, чтобы благословить Лизу. Его живые глазки светились от счастья.
- Храни тебя Господь, матушка, – торжественно сказал он. – Да прольет Он свое благословение на дом твой!
- Вашими молитвами, батюшка... – смущенно пробормотала Лиза. – Да Вы садитесь, батюшка, садитесь... – Она робко и опасливо покосилась на Федора и увидела застывшую на его лице безграничную печаль. Александр сидел рядом с женой; его загорелое и продубленное всеми ветрами лицо излучало силу и здоровье. Разница между двумя мужчинами была огромной и явно не впользу Лаврецкого.
- После ужина будут музыка и пляски, – заметил Карелин, – и там мы сообщим всем добрую весть. Я хочу, чтобы домашние слуги первыми отпраздновали это событие. Завтра в селе будет праздник, и все узнают, что очень скоро в Карелинке появится наследник.
- Но, Алекандр, – слабо запротестовала Лиза, – ребенок еще не родился, и...
- Когда он родится, праздник продлится целый месяц, и не только в Карелинке, но и в Николаевке, в ладожской усадьбе и на донских угодьях. А как только ты сможешь отправиться в дорогу, мы поедем в Петербург и снова откроем двери тамошнего карелинского особняка, который тридцать с лишним лет стоял закрытым.
- Ваша радость вполне оправданна, князь, – довольно заметил поп. – Для Карелинки это будет величайший день, и самое время прямо сейчас начать праздновать появление наследника.
- Лиза, разве ты не рада? – спросил Александр, глядя на жену.
- Конечно, рада, Александр, – уверила мужа Лиза, купаясь в нежной ласке его глаз. – Я так же рада, как и ты.
Счастье переполняло молодую княгиню, отражаясь на ее лице, и она с радостью подняла свой бокал. Дрожа от счастья, князь тоже поспешил поднять бокал и осушил его до дна. Лиза, напротив, пила неторопливо, маленькими глотками. Федор от волнения пролил вино на скатерть и смущенно извинился.
- Вы еще слабы, не придавайте этому значения, – добродушно принял извинения Карелин. – К тому же, пролитое вино – к счастью. Господин Ежов, друг мой, Ваш приход в этот дом станет для меня незабываемым.
- Мой приход? – изумленно переспросил как громом пораженный Лаврецкий.
- Да, порой, обстоятельства сводят и соединяют нас, – глядя на Лизу, заметил Александр. – Ваше появление здесь при тех печальных обстоятельствах и в Вашем плачевном состоянии, ужасно напугало мою жену. Увидев Вас, она от страха и волнения лишилась чувств, и, должен признаться, поначалу я проклял Вас и Ваше вынужденное появление, но, потом, узнав истинную причину ее недомогания, я подумал о символичном и странном совпадении: ваше несчастье возвестило мне о моем безграничном счастье. За моего сына мы уже выпили, так давайте же выпьем за Вас и за счастливый случай, позволивший моим людям подобрать Вас на дороге и спасти Вам жизнь.
- За самую прекрасную из христианских добродетелей и за старейшую в Малороссии традицию – за гостеприимство... – неторопливо и торжественно произнес поп. [прим: добродетели – в православии три основных: вера, надежда, любовь; в католицизме – семь: благоразумие, мужество, справедливость, умеренность, вера, надежда, любовь (позднее: целомудрие, умеренность, любовь, усердие, терпение, кротость, смирение)]
- Давай выпьем за нашего гостя, Лиза, – предложил Александр.
Сидящие за столом снова наполнили и подняли бокалы. На этот раз Федор выпил вино, не пролив ни капли, и его губы печально сжались от горечи, вызванной ревностью, отчаянием от невозможности вернуть утраченное и неоправданной жаждой мести.
За ужином говорили о том, что Лиза успела сделать в деревне. Поп снова и снова повторял, что все сельчане возносят ей хвалу, благословляя за сделанное, а Лев Ильич заверил, что ее станут восхвалять еще больше, если благодаря ее заботам у крестьян станут рождаться крепкие и здоровые дети. Смеясь, Карелин признал, что он с радостью подчинился приказам жены и не пил ничего крепкого, а поп добавил, что по его примеру никто не нарушал закона, установленного княгиней.
- Полагаю, что карелинские крестьяне по опыту знают, как опасно неповиновение князю, – слегка иронично заметил Федор. – Своим напором и решимостью он знаменит далеко за пределами Малороссии.
- Признаю́, я часто бываю неуступчив, резок и прямолинеен, – ответил Александр, – но стремлюсь всегда быть справедливым. К чему-то я могу относиться терпимо, но есть одна вещь, с которой никогда в жизни я не примирюсь: ложь и лицемерие. Если кто-то когда-то рассказал Вам о жесткости моих методов, дружище Ежов, то он приврал, стараясь одурачить Вас. Ложь – это единственное, что делает меня неумолимым… и, скорее всего, так будет до самой смерти. Таков мой характер. Я могу простить все, даже самую горькую правду, лишь бы человек всегда был искренним, но ложь никогда не разжалобит меня. – Александр сияющим взором окинул сидящих за столом людей. Священник степенно наклонил голову, соглашаясь с ним. Федор сжал губы, изобразив подобие улыбки, а Лев Ильич молчал, не двинувшись с места. Возможно, он был единственным, кто заметил, как побледнели цветущие щеки Елизаветы Ивановны и легонько дрогнули ее белые руки.