Итак, движущее одно — предмет стремления. Ведь если бы двигали две способности — ум и стремление, — то они двигали бы в силу какого-то общего им свойства (eidos). Ум же, совершенно очевидно, не движет без стремления (ведь воля есть стремление, и, когда движение совершается сообразно размышлению, оно совершается и сообразно воле). Между тем стремление движет иногда вопреки размышлению: ведь желание есть некоего рода стремление. Ум всегда правилен, стремление же и воображение то правильны, то неправильны. Поэтому приводит в движение всегда предмет стремления, но он есть либо [действительное] благо, либо благо кажущееся, и притом не всякое, а подлежащее осуществлению; благо же, подлежащее осуществлению, таково, что с ним дело может обстоять и иначе .
Итак, очевидно, что движет та способность души, которая называется стремлением. Для тех же, кто различает части души, поскольку они различают и разделяют ее в соответствии со способностями, этих способностей очень много: растительная, способность ощущения, мыслительная, воля, наконец, способность стремления; все они в большей мере отличаются друг от друга, чем способность желания от способности страстей. А так как бывают противоположные друг другу стремления, а это случается, когда разум противостоит желаниям, происходит же это у тех, кто обладает чувством времени (ведь ум велит воздерживаться ввиду будущего, желания же побуждают к осуществлению тотчас же, ибо удовольствие, получаемое сразу же, кажется и безусловным удовольствием, и безусловным благом оттого, что не принимают во внимание будущее), то по виду движущее едино — это способность стремления как таковая (первое же из всего движущего — предмет стремления: ведь он-то и движет, будучи неподвижным, в силу того, что его мыслят или воображают), по числу же движущих много.
Движение включает в себя троякое: во-первых, движущее, во-вторых, то, чем оно приводит в движение, и, в-третьих, движимое; движущее в свою очередь двояко: или оно неподвижно, или и движет и движимо; неподвижное же движущее — это подлежащее осуществлению благо; то, что и движет и движимо, — способность стремления (ведь стремящееся движется, поскольку оно стремится, и стремление как деятельность есть некоторого рода движение), а то, что движимо, — живое существо. Орган же, которым стремление движет, — это уже нечто телесное; поэтому для исследования его необходимо рассматривать действия, общие телу и душе. Теперь же лишь вкратце укажем, что движущее при помощи органа есть то, у чего начало совпадает с концом, как в сочленении . Ведь в сочленении имеется выпуклое и полое, одно из них — конец, другое — начало; поэтому одно покоится, другое движется; по своей выраженной в определении сущности они различны, пространственно же — неотделимы друг от друга. Все движется через толчок или притяжением; поэтому необходимо, чтобы, как в круге, нечто оставалось в покое и чтобы отсюда начиналось движение.
Вообще же, как сказано, поскольку животное обладает способностью стремления, постольку оно приводит само себя в движение. Без воображения, однако, оно не может быть способно к стремлению. Всякое же воображение связано либо с разумом, либо с чувственным восприятием. Последнему причастим и другие живые существа.
Глава одиннадцатая
Движущее начало и другие способности у низших животных. Воображение у животных, не наделенных умом, и у людей. Объяснение, почему у низших животных нет мнения. Три вида движения в зависимости от взаимодействия между волей и стремлением. Мнение, направленное на единичное, и мнение, направленное на общее, и их возможность приводить в движение
Следует также рассмотреть, что служит движущим [началом] у низших животных, которым присуще только одно чувство — осязание. Возможно ли, чтобы у них было воображение и желание, или нет? Очевидно, им свойственно испытывать неудовольствие и удовольствие. А если так, то необходимо имеются у них и желания. Но каким образом у них может быть воображение? Не таким ли образом, что так же как их движения неопределенны, так и воображение у них имеется, но в неопределенном виде?
Итак, воображение, связанное с чувственным восприятием, свойственно, как было сказано, другим животным; воображение же, связанное с рассуждением, имеется у тех, кто наделен разумом. Ведь это уже дело разума — поступать так или этак. А применять нужно одно мерило: ведь добиваются большего блага. Так что из многих представлений можно составить одно.
По той же причине, по-видимому, низшие животные не могут составлять мнения, потому что они не способны к умозаключению, между тем мнение опирается на умозаключение. Поэтому стремление лишено способности рассуждать. Иногда же стремление берет верх и приводит в движение волю. А подчас воля, наподобие небесной сферы , берет верх над стремлением. Иной раз — при невоздержанности — одно стремление берет верх над другим стремлением. По природе же высшее всегда более способно властвовать и приводить в движение. Таким образом, имеются уже три вида движения .
Что же касается познавательной способности, то она не приводится в движение, а пребывает в покое. Так как суждение и размышление (logos) направлены отчасти на общее, отчасти на единичное (в первом случае разумеют, что человек с такими-то свойствами должен делать то-то, во втором же случае — что вот это теперь таково и что я таков), то движет мнение, направленное на единичное, а не на общее, или же движут оба мнения, но одно в большей мере пребывает в покое, другое же нет.
Глава двенадцатая
Растительная душа как необходимое условие всякой жизни. Ощущение — необходимое свойство не всех живых существ, а животных. Наличие ощущений как условие существования души. Необходимость осязательных ощущений для сохранения жизни животных. Осязание и вкус как условия питания. Восприятия через среду. Аналогия между взаимоотношениями движущих и движущихся тел и процессами, вызывающими ощущения.
Итак, всему, что живет и обладает душой, необходимо иметь растительную душу от рождения до смерти: ведь необходимо, чтобы родившееся росло, достигало зрелости и приходило в упадок, а это невозможно без пищи; таким образом, необходимо, чтобы растительная способность была у всего того, что растет и приходит в упадок.
Ощущение же не необходимо свойственно всем живым существам. Ведь те, у которых тело простое, не могут иметь осязание, (но ни одно животное не может существовать без осязания), не имеют его и те, которые не способны воспринимать формы без материи . Животное же необходимо имеет ощущение, если верно, что природа ничего не делает напрасно. Ведь все в природе существует ради чего-то или должно быть чем-то сопутствующим тому, что существует ради чего-то. Так вот, если бы тело, способное к передвижению, но обладало ощущением, оно бы погибло и не достигло цели, назначенной ему природой. В самом деле, как могло бы оно питаться? Конечно, у тех, которые прикованы к своему месту, питание имеется на той почве, откуда они произошли. Однако невозможно, чтобы подвижное и рожденное тело имело душу и различающий ум, а способности ощущения не имело. (Впрочем, это также невозможно для нерожденного тела . Почему бы ему не иметь [способность ощущения]? Разве отсутствие этой способности было бы лучше для души или для тела? Но ни то ни другое не имеет места. Ведь от отсутствия ощущений ни душа не будет больше мыслить, ни тело не будет существовать дольше.) Таким образом, каждое подвижное тело без ощущения не будет иметь души.
Тело, обладающее ощущением, должно быть или простым, или сложным. Но простым оно не может быть. Ведь в таком случае оно не имело бы осязания, а осязание иметь необходимо. Это ясно из следующего. А именно: так как животное есть одушевленное тело и всякое тело есть нечто осязаемое, осязаемое же есть то, что воспринимается осязанием, то необходимо, чтобы и тело животного было способно к осязанию, если животное должно сохраняться. Ибо остальные чувства воспринимают через иное; таковы обоняние, зрение, слух. Если же непосредственно соприкасающееся с чем-то существо не будет обладать ощущением, то оно не сможет одного избегать, а другое приобретать. В таком случае животному невозможно будет сохраняться. Поэтому-то и вкус есть некоторого рода осязание: ведь он возбуждается пищей, пища же есть осязаемое тело. Ни звук, ни цвет, ни запах не питают и не содействуют ни росту, ни упадку. Таким образом, вкус необходимо есть некоторого рода осязание, потому что он есть ощущение осязаемого и пригодного для питания.
Итак, оба этих чувства необходимы всякому животному, и очевидно, что животное не может существовать без осязания. Остальные же чувства существуют ради блага и встречаются уже не во всяком роде животных, а у некоторых; так, они необходимо присущи животным, способным передвигаться. Для своего сохранения такое животное должно воспринимать не только путем соприкосновения, но и на расстоянии. А это возможно, если животное способно ощущать через сроду — таким образом, чтобы среда испытывала воздействие от ощущаемого и приводилась им в движение, а ощущающее существо испытывало бы воздействие от среды. Ведь подобно тому как приводящее в пространственное движение действует, пока не вызывает изменения, а толкнувшее заставляет другое тело толкать, и движение это происходит через среду, причем первое движущее толкает, не будучи само толкаемо, последнее же тело только принимает толчок, само не толкая, а среда и принимает, и производит толчок (при этом посредствующих звеньев может быть много), точно так же это происходит при превращениях, разве что изменяющееся остается на месте. Так, если погрузить какой-то предмет в воск, воск будет двигаться до тех пор, пока не погрузится предмет. Камень же в этом случае не пришел бы в движение, вода же отхлынула бы далеко. Больше всего движется, воздействует и испытывает воздействия воздух, если только он сохраняет устойчивость и составляет нечто единое. Поэтому относительно преломления света лучше предполагать, что воздух, пока он составляет нечто единое, испытывает воздействие от фигуры и цвета, чем думать, будто преломляется свет, истекающий из глаз . На гладкой поверхности воздух составляет нечто единое; поэтому он в свою очередь воздействует на зрение, точно так же как отпечаток проникает в воск до предельной глубины.
Глава тринадцатая
Невозможность для тела животного быть простым. Осязание как непосредственное восприятие и единственное чувство, утрата которого приводит животное к гибели. Воздействие осязательных и вкусовых ощущений на органы чувств и животный организм. Функции других ощущений.
Итак, совершенно очевидно, что тело животного не может быть простым, т. е. состоящим, например, из одного лишь огня или одного лишь воздуха. В самом деле, без осязания оно не может иметь какое-либо другое ощущение: ведь, как было сказано, всякое одушевленное тело способно осязать; остальные простые тела, кроме земли, могут составлять органы чувств, но все они делают чувства способными воспринимать через иное, т. е. через среду. Осязание (haphe) же получается от непосредственного соприкосновения (haptesthai) с предметами, поэтому оно и носит это название. Хотя и остальные органы чувств воспринимают путем соприкосновения, но через иное. По-видимому, только осязание воспринимает непосредственно (di'hautes). Таким образом, тело животного не может состоять из какого-либо одного из этих элементов. Не может оно состоять и из земли. Ведь осязание есть как бы средоточие всего осязаемого, и орган его способен воспринимать не только разные свойства земли, но и различные степени тепла и холода и все другие доступные осязанию свойства. Поэтому-то мы не ощущаем костями, волосами и подобными частями тела, так как они состоят из земли. Поэтому же и растения не обладают никакими ощущениями, так как они состоят из земли. Без осязания не может быть никакого другого чувства, а орган осязания не состоит из земли или только одного из других элементов.
Итак, совершенно очевидно, что это единственное чувство, утрата которого неизбежно приводит животных к гибели. Ведь невозможно, чтобы не было животным то, что обладает этим чувством, и животному не обязательно иметь какое-либо другое чувство, кроме него. Поэтому чрезмерная сила прочего ощущаемого, например цвета, звука или запаха, пагубна только для [соответствующих] органов чувств, но не для самого животного (разве лишь привходящим образом, как, например, если одновременно со звуком происходит толчок или удар или если зрительные образы или запахи приводят в движение нечто такое, что может вызвать гибель через соприкосновение). Вкус также может оказаться пагубным лишь в той мере, в какой он действует через чувство осязания. Чрезмерная же сила осязаемых свойств, например тепла, холода или жесткости, пагубно действует на само животное. В самом деле, чрезмерная сила любого ощущаемого разрушает орган чувства, так что и чрезмерность осязаемого свойства разрушает осязание, а от осязания зависит жизнь: ведь было доказано, что без осязания животное существовать не может. Поэтому чрезмерность осязаемых свойств разрушает не только орган чувства, но и само животное, так как осязание — единственное чувство, необходимое животному.
Как было сказано, животное обладает прочими чувствами не ради существования, а ради блага, например зрением, чтобы видеть, так как животное обитает в воздухе или воде и вообще в прозрачной среде; вкусом, чтобы, распознавая приятное и неприятное, ощущать состав пищи, желать и двигаться; слухом, чтобы ему самому было что-то сообщено, а речью — чтобы сообщать что-то другим.
В. Асмус. Трактат "О душе"
Трактат "О душе"
I
Психологические трактаты относятся к числу важнейших произведений Аристотеля. Изучение их показывает, что Аристотель — основатель науки психологии ничуть не в меньшей мере, чем в качестве автора "Органона" — основатель науки логики, хотя разработка психологии у него не столь обстоятельна, как трактовка логики. И так же, как "Органон", с тех пор как он вошел в состав сочинений Аристотеля, по которым античность изучала формы суждения, вывода и доказательства, так и исследование Аристотеля "О душе" (peri psyches) стало на многие века основным материалом и источником при изучении психических явлений.
Сам Аристотель чрезвычайно ясно и точно выразил мысль о значении, какое психология, согласно его воззрению, имеет для всех приступающих к изучению философии и для всего круга остальных наук. "Ставя одно знание выше другого либо по степени совершенства, либо потому, что оно знание о более возвышенном и удивительном, — писал он, — было бы правильно по той и другой причине отвести исследованию о душе одно из первых мест… Познание души много способствует познанию всякой истины, особенно же познанию природы. Ведь душа есть как бы начало живых существ. Так вот, мы хотим исследовать и познать ее природу и сущность, затем ее проявления, из которых одни, надо полагать, составляют ее собственные состояния, другие же присущи — через посредство души — и живым существам" ("О душе" I 1, 402а 1-10).
Но Аристотель оказался первооткрывателем не только в своем взгляде на важность предмета психологии в кругу наук. Он надолго предупредил и понимание тесной связи между психологией и естествознанием. Психологию он рассматривает как науку, опирающуюся но только на наблюдения фактов психической жизни, но и на знание соматических (телесных) процессов и явлений, происходящих в человеке. И если его психологические гипотезы, построенные на этих наблюдениях, для современного исследователя часто представляются (и на деле оказываются) крайне наивными и порой грубыми, то причина этой наивности и грубости в характерной для науки времен Аристотеля бедности, недостаточности и недифференцированности эмпирического изучения органической природы, и в частности эмпирического изучения природы человека, не говоря уже об отсутствии предпосылок и условий для экспериментального изучения психических процессов.