«Новости на канале «Крым Радио-Рокс». Вначале краткий обзор выпуска по сообщениям наших корреспондентов. К этому часу переговоры между лидерами Украины и России не принесли ожидаемых результатов, обстановка все еще остается напряженной. После того как Украина в очередной раз разрешила двум американским десантным кораблям вход на базу Черноморского флота, Россия предъявила ноту протеста. По мнению российского руководства, украинская сторона не должна проводить такие акции без уведомления, поскольку подобные действия противоречат соглашению о совместном использовании военно-морской базы и угрожают безопасности базирования российских боевых кораблей. Разногласия по данному вопросу перешли в серьезный политический конфликт после того, как Россия, опираясь на условия соглашения, потребовала вывести американские корабли на внешний рейд, а украинская сторона отказалась это сделать, используя в качестве аргумента принадлежность базы к ее территории. Президент Украины официально заявил, что не собирается идти на поводу у России, что и в дальнейшем будет отстаивать территориальную независимость государства и не позволит кому бы то ни было указывать угодных и неугодных гостей. «Крым – это территория Украины, – заявил он на прошедшей вчера вечером пресс-конференции. – И я не потерплю никаких разночтений по данному вопросу, даже если принятое соглашение о совместном использовании военно-морской базы вступит в противоречие с моими решениями». Европейская общественность крайне обеспокоена развитием крымского политического конфликта».
– Вот уроды… – зло прошипел Фролов. – Когда юсовцы бомбили детские больницы в Югославии, эта же самая европейская общественность послушно засунула языки туда, с чем Европа хорошо рифмуется. А тут обеспокоились, чтоб их…
«Американский сенат, – продолжала дикторша, – провел специальное заседание для выяснения возможности оказания Украине экономической и политической помощи в случае дальнейшего обострения отношений с Россией. Сенатор Макдауэр выступил с обращением к американскому народу, в частности он сказал: «Движение по пути, выбранному отцами-основателями, принесло свои плоды. Сейчас мы богаты и сильны, практически у каждого американца есть уверенность в завтрашнем дне. Но есть время разбрасывать камни, а есть время собирать их. Если Россия ответит энергетическим эмбарго на законные притязания Украины, я думаю, что каждый честный американец с радостью отдаст часть собственного благополучия маленькому, но гордому украинскому народу. Ответом на злобные и завистливые политические плевки российского руководства станут караваны танкеров и транспортов с продовольствием, входящие в крымские порты под гордым звездно-полосатым флагом».
– Ну вот! – Фролов нервно щелкнул костяшками пальцев. – Как стервятники! Где вдруг кто-то что-то не поделил, сразу суют свои грязные лапы. У них есть целый материк, но нет же, так сладка роль мирового жандарма! Мускулами поиграть… Я бы на месте украинского президента послал их по факсу открытым текстом. Помощнички…
«Президент Украины выразил американским политикам благодарность за оказанную поддержку, – совсем расстроила его дикторша. – Сегодня в Киев прибыла группа американских юристов для оказания помощи по отстаиванию интересов Украины в данном конфликте».
– Вот черт! – взбесился Фролов. – Ну что за дела? Украина дьяволу душу готова продать, лишь бы поучаствовать в мировой политической жизни… Ну разве не унизительно? Когда Россия боролась за то, чтоб ее миротворцы в Югославии не подчинялись натовскому командованию, Украина впихнула свой крохотный контингент как раз под команду юсовских генералов. Лишь бы сунуться туда, где все. Эдак и в НАТО вступим… А, Владислав Петрович?
– Вряд ли… – неуверенно ответил следователь.
– Ну конечно! А совместные учения с юсовцами, а туристические прогулки этих уродов по базе Черноморского флота? Не к тому ли идет? Недавно группа юсовцев приехала осматривать побережье, выбирать место для элитного яхт-клуба. Как у себя дома, блин. Им не выделяют место, а они ходят и выбирают сами… Каково?
– Ну… Это деньги в бюджет…
– Вот за эти деньги они нас медленно и уверенно покупают со всеми потрохами. И территорию, и тела, и души. Ходят как по своей земле. Нашли слабое место… В этом они мастаки – найти и использовать.
Фролов распахнул дверцу и, оставив в машине рацию, фотоаппарат и чемодан, вынырнул в знойный городской воздух.
Баня номер 3 Городского отдела бытового обслуживания затерялась в густой тополиной зелени двумя довольно высокими этажами. Цветочки на клумбах, зеленые лавочки у входа. Сегодня у них нерабочий день, но двери открыты, видимо, сотрудники готовятся к завтрашней напряженной работе.
Владислав Петрович первым вошел в настежь распахнутую дверь, выкрашенную толстым слоем коричневой краски. Внутри было почти темно и довольно прохладно, со второго этажа доносились веселые женские голоса.
– Тук-тук! – громко сказал следователь, и голоса стихли.
Фролов уселся в единственное во всем холле кресло с закрепленной над головой сферой допотопного фена. По всему видать, что ему было глубоко наплевать, насколько по-дурацки он в этом кресле выглядит.
На лестнице послышались шаги, и вниз спустилась довольно милая девушка лет двадцати семи, цветастый сарафан почти не скрывал формы тела, но такой фигурой можно было гордиться по праву. Личико тоже приятное – пухлые губки, вздернутый носик, да и настроение явно замечательное.
– Здравствуйте! – улыбнулась девушка. – Мы сегодня не работаем, извините! Приходите завтра. Как раз мужской день.
– Здравствуйте, – кивнул Владислав Петрович. – Мы вообще-то не мыться. Я следователь из милиции, а это мой эксперт.
Он достал из кармана брюк удостоверение и небрежно махнул перед носом девушки, та заинтересованно подняла брови.
– Чем обязаны? – негромко спросила она.
– В общем-то ничем. Так, пара вопросов и кое-что посмотреть. Если честно, мы сами толком не знаем, что ищем. Вот скажите, вчера была протопка котлов?
– Нет, что вы! Сейчас такая напряженка с топливом, что мы работаем только два дня в неделю. В субботу мужской день, в воскресенье женский. Начинаем топить в пятницу после обеда.
– Кочегары уже пришли?
– Он у нас один. Дядя Боря. Наверное, в кочегарке. Вас проводить?
– Мы найдем, – уверил ее Владислав Петрович. – Вы при какой тут должности?
– Кассир. Но сегодня я старшая, кроме меня, тут только две уборщицы.
– Тогда будьте, пожалуйста, в пределах досягаемости, может, придется что-то спросить.
– Хорошо, – улыбнулась девушка. – Я посижу наверху, ладно?
Владислав Петрович явственно представил, как наверху она будет рассказывать подругам о таинственном визите милиции, а те слушать с раскрытыми ртами. Потом начнутся самые невероятные предположения, и уже завтра по городу расползутся такие небылицы, что книжки о бароне Мюнхгаузене можно будет сдавать в утиль.
Выйдя на улицу, следователь подождал, пока Фролов выберется из неудобного кресла, и сказал, глядя на вздымающуюся в раскаленное небо трубу кочегарки:
– Придется тебе слазить наверх. Я уже староват для эдаких упражнений, честное слово. С кочегаром, думаю, говорить не имеет смысла. Но в чем надо точно убедиться, так это в том, что стреляли отсюда. Сделай милость, а?
– А чего… – усмехнулся Фролов. – Можно тряхнуть стариной.
Владислав Петрович, открыв заднюю дверь машины, повесил на него рацию, взял себе другую и протянул фотоаппарат.
– Щелкни сверху на все четыре стороны, ладно? – попросил он. – Хочу поглядеть панорамку, может, какая мысля придет.
– Шерлок Холмс… – усмехнулся Фролов, вешая на плечо чехол с «Зенитом».
Он обогнул здание бани, подошел к трубе и грациозно подпрыгнул, как гимнаст на перекладину. Руки цепко ухватились за нижнюю скобу лестницы, выход силой, перехват – и вот уже Фролов, довольно осклабившись, стоит на первой скобе ногами. Заржавленная железная труба свечой убегала в выгоревшее от яркого света небо.
– А попроще мог залезть? – усмехнулся Владислав Петрович. – Акробат…
– Чего-чего? – Бывший снайпер шутливо приставил ладонь к уху. – Попрошу говорить в рацию!
– Иди ты… – коротко шикнул голосом следователя динамик у уха.
Сверху город выглядел просто замечательно: махровая зелень парков, белокаменные дома, ласково блестящее море на западе, серые громады боевых кораблей. Футболка после подъема на тридцатиметровую высоту все же взмокла, но в вышине посвистывал свежий юго-западный ветер, приятно холодя спину и прелые подмышки.
– Ну что там? – нетерпеливо прошептала рация.
– Погоди, дай отдышаться… – фыркнул в микрофон Саша. – Кстати, нас не вся милиция города слышит?
– Это резервный канал. Да и мощность у этой «Виолы» такая, что как раз хватает для устойчивой связи между туалетом и кухней…
– Твоим языком только бриться… – усмехнулся Фролов, не нажимая тангенту передачи.
Позиция снайпера внутри трубы устроена была мастерски: две широких прочных доски расклинены крестом, образовав надежную опору ногам, на них крышка от выварки, а поверх сложенное старое одеяло. Простенько и удобно. Даже с комфортом, можно сказать. И дыму выходить не мешает.
– Молодец… – уважительно шепнул Фролов и, нажав тангенту, добавил: – Позиция имеет место быть. Направление огня – почти северо-запад. Тут метки от сошки на ржавчине остались.
– Сделай снимки и слезай.
Фролов влез на снайперскую позицию, расчехлил фотоаппарат и, глянув на показание экспонометра, принялся вертеть ручку настройки. Солнце так и шпарит, диафрагму пришлось заворачивать до предела. Но ничего, глубина резкости будет получше.
Он глянул в круглое окошко видоискателя, и вид на город чуть затуманился ненастроенной линзой Френеля. Белоснежные дома, как стародавние пароходы, словно плыли в пенной зелени парков и тенистых бульваров. Руки охватила отчетливая мелкая дрожь, пальцы повернули объектив, и вид обрел ясность, но отчетливый круг посередине, эта чертова линза Френеля, так напоминал вид мерцающей матрицы прицела, что Фролов невольно зажмурился.
Ветер.
Он тихо урчал в ушах отголосками давно забытых гроз.
Солнце.
Яркий свет рвался через опущенные веки кровавым туманом, будил воспоминания, которые хотелось похоронить навсегда.
Высота.
Вестибулярный аппарат, улавливая едва заметную дрожь трубы, напоминал, что до земли тридцать метров…
НЕСКОЛЬКО ЛЕТ НАЗАД. ТРЕТЬЯ ЧЕЧЕНСКАЯ ВОЙНА
…Тогда тоже шпарило яркое солнце, а свежий струящийся воздух посвистывал в бетонном скелете недостроенного после второй чеченской войны завода. Двенадцать этажей. Тридцать метров. Точно такая же высота. Крыша чуть выше, но Саша с корректировщиком заняли позицию на перекрытии десятого этажа.
Ветер свободно гулял по лишенному стен бетонному скелету здания, под ребристыми подошвами высоких штурмовых ботинок хрустело отставшее от пола бетонное крошево, кое-где виднелась ржавая, оголившаяся арматура. Вид с высоты открывался километров на тридцать, завод стоял почти на окраине, и взгляду ничего не мешало скользить по голубоватым вершинам гор и по холмам, разбежавшимся от города, как овцы от свирепых волков. Город и впрямь выглядел неприветливо, зло, местами разв|лившись обгорелыми остовами зданий, изуродованные парки торчали в небо длинными корявыми пнями, словно черные, полусгнившие зубы.
– Группа, Группа, я Эхо, – сказал Фролов в торчащий у подбородка микрофон легкого шлема. – Позицию занял.
– Эхо, я Группа. Принял. Дистанция? – явственно раздался в ушах басовитый мужской голос.
– Две триста, – ответил в микрофон корректировщик, сверившись с дальномером. – Сектор девяносто пять градусов. Можно работать устойчиво.
– Принял.
Саша отомкнул сошку, поставил винтовку и присел рядом на корточки.
– Андрей, подкинь сигаретку, – попросил он корректировщика.
Андрей, сидя на корточках у шершавого бетонного столба, копался в ранце со своими приборами. Два бинокля, ночная оптика, дальномеры, угломеры, ветромеры, хрензнаетчтомеры… Полный комплект. Он лениво полез в накладной карман на штанине и вытянул пачку «Золотой Явы».
– Травись… – Не поворачиваясь, вынул он сигарету, протянул Саше, а другую сунул себе меж зубов.
– И огонька. – Фролов, скривившись, понюхал табак.
– Может, тебе тогда сразу легкие дать? – усмехнулся Андрей и подал свой звонкий, безотказный «Ронсон».
Он был младше Саши на два года, высокий, стройный, голубоглазый. Лицо тоже тонкое, почти девичье. Лучший корректировщик в отряде. Рукава черной форменной куртки, вопреки всяким уставам, он закатал почти по локоть, оголив бледную кожу, зато высокие ботинки выглядят безупречно, а легкий штурмовой шлем скрыл короткие, очень светлые волосы.
Они курили, щурясь от солнца, а ветер уныло пел в растопыренных концах арматуры, гулял в зиявших дверных проемах и пытался выгнать из-за корявого горизонта лохматую отару облаков. Но солнце спорило с ним не на шутку, растворяя облака, как сахарную вату в горячей воде.
– Группа, Группа, я Искра, – неожиданно ворвался в наушники шлемов мягкий женский голос. – Позицию заняла. Дистанция две сто, рабочий сектор сто семьдесят градусов.
– Искорка, я Группа. Принял. Эхо, Искорка, мы на подходе. Я дам минутный отсчет, когда закрепимся.
– Эхо принял!
– Искра приняла!
Снова тишина в эфире, только ветер без устали стонет в железобетонном каркасе.
– Где она? – затягиваясь, спросил Саша.
– Судя по большому рабочему сектору, где-то на высотке. Сейчас найдем.
Корректировщик развернул карту, достал из ранца циркуль, линейку и очертил масштабный полукруг радиусом в тысячу сто метров, вонзив иголку в координаты сегодняшней цели.
– Ага… На дуге, где она может быть, четыре высотки. Найдем. Надо в бинокль хорошенько поглядеть и я тебе выдам ее точное место. Пойдем, братишка, заодно пора размечать маркеры, – отбросил окурок Андрей.
Фролов поднялся и тоже отшвырнул догоревший до фильтра окурок, рука подхватила за специальную рукоять крупнокалиберный снайперский комплекс «Рысь» КСК-12, 7-М с улучшенной системой затвора, позволяющей выдвигать его, а не вывинчивать, что здорово ускоряло перезарядку. Саша назвал винтовку Хитрым Обманщиком согласно японскому изречению, гласящему, что война – искусство обмана. Он вообще любил давать имена неодушевленным предметам.
Правда, это устройство винтовкой назвать как-то язык не поворачивался. Скорее огромное противотанковое ружье, приспособленное для сверхточной стрельбы со сверхдальних дистанций. Мощнейший патрон, вышибающий крупнокалиберную пулю через более чем метровый ствол, давал такую отдачу, что в глазах темнело, поэтому тяжелый ортопедический приклад из шершавого углепластика крепился к плавно переходящему в рукоять ложу двумя гидравлическими амортизаторами, мягко гасящими чудовищный откат. У самого среза ствола, словно жабры стальной акулы, чернели щели дульного тормоза, а три дюзы реактивного компенсатора, вычищенные заботливой рукой, сияли на солнце, как маленькие зеркальные блюдца с дырявыми донышками. Когда пуля покидала ствол, из них вертикально вверх вырывались мощные струи пороховых газов, прижимая винтовку к грунту и не давая ей подпрыгивать, а из щелей дульного тормоза газы вырывались назад, дополнительно компенсируя горизонтальное смещение при отдаче.
Прицел винтовки больше смахивал на видеокамеру и весил с аккумуляторами почти четыре килограмма, в сущности это был даже не прицел, а компьютер автоматической корректировки огня. Сошка тоже была необычной, с двумя крюками, ими можно зацепиться за что-нибудь крепкое, чтоб свести отдачу почти к нулю. Но они снижали подвижность, и снайперы пользовались ими лишь изредка, на особенно неустойчивых позициях.