2. Интересный мужчина
У Ларисы Борисовны депрессия. Началась одновременно с зимой. Прямо первого декабря депрессия взяла и свалилась на Ларису Борисовну стопудовым, львиным каким-то весом и теперь не желала уходить.
Мерзко смеялась, приговаривала гадости и вообще вела себя отвратительно. А Ларисе Борисовне ведь на работу надо было ходить, никто ее не спрашивал – хочется ей этого или нет, а про депрессию никто бы не понял. Вот Лариса Борисовна и ходила на работу каждый день, загнав предварительно депрессию поглубже под ребра.
Впрочем, когда работаешь с людьми, скрыть депрессию невозможно. Тем более Лариса Борисовна работала не просто с людьми, а со студентами.
Даже приходилось иногда на крик срываться, иначе с этими студентами прямо никак.
Студенты Ларису Борисовну не очень любили и за кадром называли обидным словом Грымза. Хорошо еще, что предмет, за который отвечала
Лариса Борисовна, был не профильным – литературная критика никогда не будет профильной на факультете журналистики.
Но это к делу не относится.
Рано утром первого декабря Лариса Борисовна окончательно расклеилась и вообще хотела остаться дома, но потом чудом каким-то встала с постели, оделась и пошла в университет.
Лариса Борисовна жила неподалеку от работы и в полном одиночестве, даже банальной кошки у нее не было. Студенты считали, что преподша по критике старая дева, но это было не совсем верно. Вернее, совсем неверно. Просто так сложилась жизнь, что замуж Ларисе Борисовне выйти не удалось ни в двадцать лет, ни в тридцать, ни в сорок. И поэтому она в свои нынешние сорок четыре года, жила одна и мучилась, конечно, потому что ничего хорошего в своей жизни не находила, особенно когда начиналась депрессия.
Так-то вроде бы все было неплохо – по крайней мере, никаких особенных причин для депрессии у Ларисы Борисовны не было. Зарплату выплатили без задержек, по первому каналу начался новый португальский сериал, где Ларисе Борисовне особенно нравился один мужчина – интересный негодяй с прошлым. Подруга Ларисы Борисовны пригласила ее в гости на новоселье, в общем, именно первого декабря не стоило бы так уж огорчаться из-за неудавшейся жизни.
Поэтому Лариса Борисовна провела все свои три пары на едином дыхании, пожирая странным взглядом юных и трепетных студенток.
Лариса Борисовна представляла себе, как студентки спят с интересными мужчинами, и поскольку у нее имелся небольшой (и незабываемый!) опыт в данной области, то мысли эти раздражали и возбуждали одновременно.
Ужас какой-то, что ей лезло в голову – даже не станем воспроизводить…
После занятий Лариса Борисовна пошла домой, чтобы переодеться к подругиному новоселью. Депрессия жужжала в уши, что не переодеваться бы надо, а повеситься – причем в срочном порядке. Лариса Борисовна смотрела на себя в зеркало и давилась от жалости к себе. Вся она была теперь какая-то серая – и волосы у нее серые, и глаза, и одежда, и мысли. Все по Чехову, только – наоборот.
На стене висела фотография юной Ларисы, которую тогда еще никто не звал Борисовной: симпатичная девушка хохотала всеми зубами и слыхом не слыхивала ни про какие депрессии!
Взрослая Лариса Борисовна тяжело вздохнула и залезла в свое старенькое – и опять-таки серое – пальто.
Новоселье тем временем уже началось: подруга Ларисы Борисовны вместе со своим мужем уставила стол салатами и мясными нарезками, и гости давно забыли про напряжение первых минут при помощи бесцветного напитка, интеллигентно разлитого по графинам.
Рядом с Ларисой Борисовной сидела совсем уже старая старушка: она ловко накидала Ларисе Борисовне полную тарелку закусок и потом неожиданно бодро сказала, давай-ка, деточка, выпьем с тобой за любовь! Так мы ж на новоселье, удивилась было Лариса Борисовна, но старушка хитро искрилась улыбкой: не-ет, какое там, к черту, новоселье, хибарка жалкая, глядеть не на что. А вот за любовь-то выпить надо, обязательно надо! Жаль, деточка, что я стара для любви.
Да ведь и я уже давно не деточка, горько усмехнулась Лариса
Борисовна, но старушка смотрела на нее удивленно – ты еще в самом соку, деточка, сколько тебе, говоришь? Сорок четыре? Для любви самый возраст!
Тут какой-то церемонный гость начал стучать ножом по бокалу и произносить длинный дурацкий тост. Пока Лариса Борисовна честно пыталась вслушаться в поток чужих мыслей, старушка тихонечко вышла из-за стола.
Лариса Борисовна, дождавшись паузы между тостами, каждый из которых становился заметно короче предыдущего, тоже покинула свое место и отправилась на кухню. Там раскрасневшаяся подруга срочно достригала еще какие-то салаты и припахала Ларису Борисовну украсить их помидорными розами и горошинками. Вдавливая горошинки в салат,
Лариса Борисовна поинтересовалась у подруги, что это за старушка сидит в комнате такая забавная.
Подруга сдула ко лбу упавшую челку и сказала, что никаких старушек она не приглашала, компания собралась практически одного возраста – все, как мы с тобой, Лариска, а Собачниковы даже младше на четыре года.
Лариса Борисовна с салатником в руках вернулась в гостиную, но старушки там не было – рядом сидел тот самый молодой Собачников, до глаз почти заросший рыжей бородой.
Тогда Лариса Борисовна пошла искать старушку по другим комнатам. В спальне нашелся подругин муж Игорь Александрович, тайно зобающий сигарету и стряхивающий пепел в окно. В детской сидел подругин отпрыск Женечка – в огромных наушниках и с невидящим взглядом. В туалете какала кошка, а в ванной никого не было – только сама Лариса
Борисовна отразилась на секундочку в зеркале над раковиной.
Как-то не очень хорошо от всего этого стало Ларисе Борисовне. Не зря все-таки у нее была депрессия. Не зря. Видимо, депрессия предвещала, что Лариса Борисовна вскорости должна сойти с ума, а может, и уже.
Сошла.
Из гостиной доносился громкий коллективный хохот. Ларису Борисовну передернуло, и она пошла одевать свое серое пальто.
В тот самый момент подруга запекала куриные ноги в духовке, так что внезапного исчезновения Ларисы Борисовны никто даже и не заметил.
На холодной, промерзшей лестнице, рядом с жерлом мусоропровода,
Лариса Борисовна наконец-то разрыдалась. Простые старушкины слова о любви нарушили в Ларисе Борисовне какой-то баланс, дававший ей силы если не жить, то хотя бы доживать свою жизнь. И теперь в сердце сидела черная, как ворона, тоска о несбывшемся чувстве, способном перевернуть душу, но безжалостно сосланном в запас.
Медленно спускаясь с восьмого этажа на первый, Лариса Борисовна думала о своей неудавшейся жизни и не сразу почувствовала шаги за спиной.
Это был мужчина.
Интересный мужчина! Как в том самом португальском сериале, который
Лариса Борисовна смотрела со страстью, хоть и стеснялась в том признаться.
Их разделяло восемь ступенек… семь… шесть… пять… Лариса Борисовна повернулась к мужчине всем телом, она ждала и хотела любви… красивой истории… сериала… счастья… Она никуда не шла, стояла неподвижно и разглядывала приближающееся к ней лицо. Вы так красивы и порочны, хотела удачно пошутить Лариса Борисовна, но не успела: три ступеньки… две… одна… Интересный мужчина впился в губы Ларисы
Борисовны, и она чуть не свалилась от счастья.
Ее никто и никогда так не целовал. Руки интересного мужчины гуляли по серому пальто, срывая пуговицы, как листья с дерева.
То, что произошло потом возле склизкой батареи, было и вовсе прекрасно.
Лариса Борисовна боялась открыть глаза.
Но потом все-таки открыла и увидела блестящее узкое тело… ножа.
Из подъезда доносились громкие крики какой-то женщины, но прохожие опасались вмешиваться и быстро пробегали мимо. Тем более что вчера по радио рассказывали про сексуального маньяка, который взрезает жертвам горло прямо сразу же после изнасилования.
Маленькая старушка в детской шубке шла по заснеженному городу и говорила звездам, что довольна в своей жизни всем. А жалеет она только об одном – что стала стара для любви.
Звезды понимающе мигали и освещали старушкин путь.
3. Два пистолета, один капкан
У Анжелики депрессия. Подкралась к бедной девушке нежданно-негаданно, будто злой маньяк выпрыгнул на нее из кустов.
Анжелика честно пыталась бороться с депрессией, но та оказалась сильнее и почти сразу же уложила девушку на тощие лопатки.
Внешних причин для депрессии у Анжелики не было: наверное, не было и вообще никаких. Анжелике всего лишь 24 года, и каждым из прожитых лет она бы могла гордиться. Подруги всегда говорили, что Анжелика просто с жиру бесится, иначе не задумывалась бы о всяких там депрессиях.
Депрессии начались после того, как Анжелика несчастливо влюбилась.
Его звали Коля, но Анжелика называла его Крокодил – чтобы замаскировать свое обожание, густо сочившееся наружу.
Крокодил не был красив, зато был умен и богат. Последний фактор имел для Анжелики довольно мало значения, зато первый стал безусловно решающим. Анжелика знала, что на свете нет ни одной книжки, которой бы не прочитал Крокодил, – из книжек он извлекал не только поверхностные впечатления, но и глубинные смыслы. И вот от этих смыслов Крокодил получал огромное удовлетворение.
Он почти всегда и все время читал, поэтому то, что происходило в реальной жизни, Крокодилом воспринималось плохо. И когда они познакомились с Анжеликой, он вообще понять не мог, зачем она так на него смотрит и почему прижимается к нему. Крокодилу это было непонятно.
Вот если бы Анжелика была не девушкой, а книгой, то он обязательно бы уяснил для себя все хитросплетения сюжетных линий и потом извлек бы глубинный смысл.
Анжелика не была книгой ни в коем случае. У книг не бывает длинных ног, пушистых волос и неестественно-синих глаз. Любой мужчина, оказавшийся на месте Крокодила, давным-давно исполнил бы желание
Анжелики, но Крокодил не пускал на свое место никого другого – поэтому Анжелика страдала и ждала крокодильского прозрения.
После знакомства с Крокодилом миновала уже не одна неделя, и
Анжелика много раз звонила, и случайно проходила мимо, и даже пряталась в закоулках офиса своего любимого, но он, повторимся, был неискушен в реальной жизни, потому при встречах здоровался, и все тут.
Другой заметной приметой Крокодила было то, что он ужасно боялся смерти. Причем не в философическом смысле, а в самом что ни на есть бытовом. Крокодил был богат и опасался, что на этой почве смерть может явиться к нему несколько раньше обычного. Проще говоря,
Крокодил жутко опасался киллеров, которых могли бы прислать к нему гипотетические недоброжелатели.
Может быть, поэтому и читал Крокодил так много книг – может быть, он пытался найти в них какие-нибудь способы излечения от прогрессирующей киллерофобии… Хотя – скажем от себя – куда как умнее было бы нанять охрану или, например, купить пистолет.
Говорят, что пистолет он в конце концов купил.
У Анжелики же на почве несчастной любви разыгралась нешутейная депрессия, пик которой случился прямо на Рождество.
Девушка уже так устала от крокодильского невнимания, что решила наконец-то признаться в любви и расставить, как говорится, умляюты над всеми буквами. Для признания она выбрала 7 января и уже с утра пыталась прогнать депрессию на поиски новых жертв.
– Чего ты ко мне пристала? – твердила Анжелика, припудривая носик. -
Я ведь знаю, что любовь должна доставлять не страдания, а радость!
Проваливай, постылая! Иди к Машке Божедомовой!
Свою приятельницу Машку Божедомову Анжелика недолюбливала. Хотя
Машка была сейчас беременна и даже собиралась назвать сына Джошуа.
Депрессии было уютно вместе с Анжеликой и бросать ее не хотелось ни в коем случае.
На улице было темно и снежно, но Крокодил точно не возвращался домой: во-первых, у него не горел свет в окнах, а во-вторых,
Анжелика позвонила ему в офис и очень удачно бросила трубку после того, как Крокодил сказал “Алло”.
Анжелика долго не могла попасть в подъезд, закрытый на ключ. Она набрала рукой пригоршню снега и сдавила его со всей силы. Снежочек получился продолговатый, с тонкими следами пальцев. Во рту было противно после коньяка, выпитого для повышения смелости. Снег мягко и нежно летел по ветру.
Наконец из Крокодильего подъезда вышли мальчик и собака. Собака начала длинными прыжками носиться по снегу, а мальчик тоскливо уговаривал ее:
– Рэня, давай быстрее!
Рэня наконец вняла мольбам своего хозяина, одетого в пальто поверх спортивных штанов, и, взвизгнув, присела в сугробик.
Анжелика тем временем давно вошла в подъезд.
За дверью у Крокодила было тихо – девушка на всякий случай нажала кнопку звонка и прослушала длинную мелодию.
На этаже царила тишина, луна подглядывала через окно и посмеивалась над влюбленной Анжеликой.
Хорошо, что хоть лампочка горела: Анжелика от нечего делать начала рассматривать свои руки и уткнулась взглядом в крошечный светло-серый бугорок у основания большого пальца. Эту отметину оставил ей бывший любовник, разряжавший пистолет и выстреливший дробью прямо в Анжелику. Дробь оцарапала ногу и еще вот попала в палец.
Крокодил все не шел, и Анжелике стало совсем уже невыносимо, все внутренние органы у нее заболели. Черная мохнатая депрессия лизала плечи влажным языком, шептала, завывая, чтобы Анжелика не скучала – она не одна и никогда теперь не будет одна!..
Еще очень захотелось в туалет – после чая с коньяком всегда так бывает. Анжелика беспомощно огляделась кругом и потом пошла на черную лестницу. Стыдно, конечно, но что же было делать?
Возвращаясь с лестницы, Анжелика не успела понять, что происходит.
Свет на этаже неожиданно погас, а широкий зев лифта в это самое время выпускал из себя человека, ужасно походившего на Крокодила.
– Коля! – крикнула Анжелика и в ту же секунду получила пулю в лицо.
Все-таки Крокодил был чересчур нервным. Когда его увозили в милицию, он жалел не только о смерти странной девушки, но еще и о том, что дома остался новый недочитанный роман…
Анжелика открыла глаза и увидела перед собой красивого высокого старика, который смотрел на девушку с любовью и грустью одновременно.
– Неужели ты поняла, что не место тебе рядом с этим… Крокодилом? – печально спросил старик и покачал головой, как будто Анжелика очень его расстроила. – Ах, люди, люди, как же вы меня огорчаете! Да еще на Рождество, в такой важный для меня день!
Анжелика увидела, что снег уже не падает и депрессия тоже куда-то исчезла.
Всё куда-то исчезло.
Только старик сидел рядом с Анжеликой, и она его видела четко и ясно, несмотря на то что глаза у нее снова были закрыты.