— Майор Боннет живет в Вест-Индии, Лори, — с мягким упреком сказала Анна. — Возможно, он вовсе не считает ее такой уж варварской!
Боннет рассмеялся:
— Ну, что вы! Доктор Блайт вскоре сам увидит наши острова, и тогда вряд ли можно будет скрыть от него правду. Да, это варварская земля. Но я должен признаться, что нахожу ее очень привлекательной. Понюшку, доктор?
Оба мужчины церемонно обменялись щепотками табаку, каждый из золотой табакерки другого, раскланялись друг перед другом, как этого требовал этикет, вслед за чем достали свои носовые платки и встряхнули ими в воздухе. Анна поморщилась, заметив довольно засаленные кружевные манжеты брата и его далеко не первой свежести платок; однако майор Боннет, казалось, не обратил на это внимания.
— Я как раз собирался немного подрессировать своих котят, — с нежной улыбкой заявил он. — Не согласитесь ли вы помочь мне, мисс Блайт, и вы, доктор?
Он обернулся и нетерпеливо закричал:
— Эй, где ты там, проклятый негодяй? Овидий!
Седой, меланхолического вида негр появился из-за решетки кормового люка. Его стилизованный красный с золотом турецкий костюм был жестоко измят и испачкан. На длинных черных запястьях, высовывавшихся из рукавов виднелись следы запекшейся крови, а умное выразительное лицо его было искажено непритворным ужасом.
— Жуткое зрелище, правда? — добродушно усмехнулся Боннет. — Провел ночку в цепях, старый дуралей! Пытался бежать — от меня, лучшего из всех хозяев! Да ладно уж, не бойся! Не стану я тебя наказывать плетьми, пока мы не прибудем на Барбадос. Во всяком случае, за это не буду!
Он так дружелюбно погрозил негру тростью с янтарным набалдашником, что Анна не удержалась от вопроса:
— Вы действительно будете бить его, майор?
— Я? Боже мой — нет, конечно! У меня для этого есть люди — верно, Овидий?
— Йес-сэр! — хрипло ответил Овидий. В руках он осторожно держал хорошенькую шкатулочку из голубого бархата, из которой доносилось тоненькое попискивание. Когда он протянул шкатулку хозяину, оба кота сразу насторожились; длинные острые когти их впились в деревянный настил палубы, а бледно-коричневые глотки издали почти собачье ворчание.
— Достань-ка мне одну, парень!
Овидий расстегнул кожаную застежку, сунул черные пальцы внутрь шкатулки и покопался в ней. Лицо его скривилось, и он отдернул руку с каплей темной крови на указательном пальце; в руке оказалась зажатой маленькая белая мышка, не крупнее его ногтя. Мышка широко раскрывала крохотный розовый рот в отчаянном крике, заглушаемом ритмичным шумом и плеском волн. Оба кота подобрались, прижались к палубе и замерли; их нервное напряжение выдавала только жадная дрожь мускулов да дергающиеся кончики хвостов.
Майор Боннет нежно, двумя пальцами взял мышку, словно виноградинку или понюшку табаку. Одно мгновение он держал ее навесу, извивавшуюся и кричащую. Кот, словно подброшенный пружиной, без видимого усилия прыгнул с палубы на плечо Боннету и пробежал по его вытянутой руке. Как только кот достиг запястья, Боннет отшвырнул мышь, и Кок прыгнул за ней. Пок золотистой стрелой метнулся следом.
— Поглядите, как они работают, доктор! — с доброй улыбкой сказал Боннет. — Они, знаете ли, так же хороши, как вышколенные охотничьи собаки. Смотрите, как Пок отрезает ей путь и гонит в сторону партнера — ах, превосходно!
Раздался пронзительный финальный писк, и острые дюймовые когти Кока впились в тело жертвы.
— Пусти ее, мой мальчик! Так… Теперь снова хватай! Ах, прекрасная работа!
Майор Боннет повернул улыбающееся лицо к Анне:
— Знаете, это для них очень полезно, потому что здесь им нет другой возможности поразмяться, если не считать случайную крысу или жука. Следующую мышь, Овидий! Да быстрее же ты, неповоротливый дурак! Не хотите ли вы бросить эту мышку, моя милая юная леди?
— Нет… — превозмогая дурноту, сказала Анна. — Извините меня, пожалуйста!
Она резко повернулась, так что ткань юбки плотно прижалась к ее ногам, и бросилась вниз по трапу.
Лори сделал было движение, чтобы последовать за ней, но потом передумал и остался. Овидий с поклоном протянул ему очередную маленькую жертву. Лори покачал головой:
— Если не возражаете, я предпочел бы остаться просто зрителем.
— Не щепетильность ли, а, доктор? Впрочем, нет — конечно, нет! Просто такая охота слишком ничтожна для вас. Жалкая охота — согласен! — по сравнению с той, которую вы увидите на Барбадосе!
— Гм… представляю себе, — пробормотал Лори. Неожиданно он снова с тревогой начал ощущать раздражающее ритмичное покачивание корабля.
Боннет бросил мышь, проследил, как она умерла, затем жестом отослал Овидия прочь:
— На сегодня, пожалуй, довольно. Наблюдать смерть в такой мизерной форме, должно быть, неинтересно для медика. Боюсь, что я вас утомил…
Он поправил свои кружевные манжеты и оглянулся Анны нигде не было видно.
— Не составите ли вы мне компанию за бутылочкой, доктор? У меня есть великолепный кларет, который скоро испортится от качки. Вы окажете мне честь, если поможете распить его. Или, может быть, немного бренди?
— Пожалуй, бренди, — с благодарностью ответил Лори.
Мужчины в сопровождении котов спустились по трапу. Дверь в каюту женщин была приоткрыта, и оттуда доносились звуки их голосов. Коты, мурлыча, проскользнули в каюту через дверную щель.
— Мои коты мне изменили! — с огорченным смехом заметил Боннет. — Пошли?
Они проследовали дальше по проходу в сторону кормы.
— Этим утром, как только я узнал, что вы прибыли на борт я приказал перенести мои вещи в каюту капитана Баджера, предоставив мою собственную маленькую каютку в ваше распоряжение, доктор Блайт, так как она расположена рядом с каютой вашей сестры.
— И капитан не возражал?
— Баджер? Господи, да конечно же нет! Баджер отлично устроится в своей штурманской рубке. И он должен быть еще доволен, ибо я подозреваю, что он содрал с вас три шкуры за проезд до Барбадоса, доктор!
«Вот именно», — подумал Лори. Вслух же он сказал:
— Благодарю вас! Вы очень любезны, майор…
Следуя за Боннетом, он не знал, что о нем думать. Но имея в перспективе предстоящую выпивку, Лори не особенно об этом беспокоился.
Майор Боннет, откупоривая очередную бутылку бренди, сказал с дружелюбной улыбкой:
— С вами пить — одно удовольствие, доктор Блайт! Вы держитесь, как истинный джентльмен!
Лори, в расстегнутой сорочке и со съехавшим набок галстуком на потной шее, с трудом поднял глаза на говорившего и затем снова уставился на бутылки, стоявшие перед ним на столе. Губы его зашевелились, но ему пришлось приложить значительное усилие, чтобы заставить их повиноваться:
— Сож-жалею… что не с-смогу отплатить з-за гост… приимство, Боннет, — проговорил он. — Н-не взял с собой ни капли сп-ик! — иртного!
— В таком случае, вы должны оказать мне честь быть моим гостем, когда вам заблагорассудится, Блайт! Этот старый разбойник Баджер в открытом море дерет по соверену за бутылку рома! Впрочем, ром у него очень недурен, а лишний соверен для вас, конечно, не составит большой проблемы?
Лори был слишком пьян, чтобы обнаружить подвох в вопросе Боннета:
— В… вряд ли. Я… у меня меньше двадцати сов… ренов после оплаты за п-проезд…
Он отхлебнул порядочный глоток коньяку:
— Н-не слишком много, чтобы начинать н-новую жизнь!..
Боннет наклонился к нему с улыбкой.
— Ничего страшного! — сказал он, похлопывая своего гостя по плечу. — Вам нечего беспокоиться. Врачи в Вест-Индии — большая редкость. Вот у меня в имении, например — более двух тысяч рабочих, и ни одного врача!
— А… а ч-то, если они… ик!.. заболеют?
— Они умирают, — просто ответил Боннет. Он доверху долил наполовину пустой стакан Лори и слегка коснулся горлышком бутылки своего. — Не будет ли это слишком самонадеянным с моей стороны, доктор Блайт? То-есть, я хочу сказать: что, если я предложу вам должность хирурга на моих плантациях? Мы сможем уточнить вопрос об оплате, когда прибудем на Барбадос и вы подробнее ознакомитесь с тамошними условиями жизни, но я с удовольствием выдал бы вам сейчас сотню гиней авансом, если бы вы согласились сразу подписать формальный договор. А? Может быть, вы почувствуете себя лучше, когда в кошельке у вас снова забренчат лишние монеты?
— Р-разумеется… — хрипло пробормотал Лори. — Вес-сьма обязан вам, сэр, вес-сьма…
Он пьяно уставился на коричневый пергамент, который майор Боннет разложил перед ним на столе.
— Ч-что это? — спросил он и глупо захихикал.
— О, просто обычный контракт — нечто вроде джентльменского соглашения: «Я, доктор Лори Блайт, настоящим принимаю на себя обязательство проработать на плантации майора Стида Боннета в течение семи лет…»— и всякое такое. Чистейшая формальность, знаете ли: просто мне хочется иметь уверенность, что вас не перехватит кто-нибудь из моих соседей! Вот здесь поставьте свою подпись…
Лори нетвердой рукой нащупал чернильницу, сконцентрировав все свое внимание на том, чтобы не попасть пером мимо нее. Черные печатные слова на пергаменте сломали свои стройные ряды и, словно муравьи, разбежались по странице. Лори снова захихикал и прикрыл глаза рукой, с трудом соображая, что это всего лишь иллюзия, вызванная опьянением. Палец майора Боннета терпеливо указывал место, где следует поставить подпись, и Лори, плотно закрыв один глаз и прищурив другой, видел его довольно отчетливо. Он нацарапал свое имя буква за буквой, выписывая их с тщательной добросовестностью полуграмотного крестьянина. Дождавшись, когда он закончит, Боннет высушил чернила, посыпал их мелким белым песком. Ничего, подпись сойдет…
— Еще стаканчик? — спросил он, складывая и убирая документ.
Лори колебался не дольше секунды, затем решительно протянул стакан:
— Последний! — серьезно сказал он. Боннет наполнил стакан, пристально вглядываясь в лицо юноши, чтобы убедиться, достаточно ли он пьян. По-видимому, пьян он был достаточно.
— А вот и сотня гиней! — Майор бросил на стол мешочек размером с яблоко, но тяжелый, как графин с вином, потому что монеты в нем были из чистого золота. Лори с благодарностью принял мешок и запрятал его во внутренний карман камзола, под левую подмышку, где у джентльмена обычно расположен карман для денег, вшитый таким образом, чтобы тяжесть золота не нарушала плавности линий и элегантности покроя. Боннет, казалось, кое-что вспомнил:
— Да, послушайте, Блайт — есть еще одна проблема. Она касается вашей сестры и ее… скажем, ее безопасности.
— Безопасности?.. — словно эхо, озадаченно отозвался Лори.
— Вы позволите мне говорить откровенно? Не задевая при этом ваших чувств? Видите ли, ваша сестра — умная и очаровательная молодая леди, обладающая неоспоримой привлекательностью. Она, несомненно, вызовет интерес у белого населения Барбадоса, среди которого могут оказаться… м-м… не совсем благонамеренные личности. Я знаю о вашей репутации лучшего фехтовальщика во всем Эдинбурге, мой дорогой друг. Но мне кажется, что из чистого благоразумия — принимая во внимание ваше несколько щекотливое положение беглеца от закона — вам следует стараться не наживать себе врагов; я хочу сказать, стараться избегать ненужных дуэлей. И поэтому было бы лучше, если бы всем с самого начала стало известно о том, что мисс Анна Блайт находится также под моим личным покровительством. Другими словами, Блайт, я счел бы за честь, если бы вы доверили ее защиту мне.
Боннет улыбнулся и тотчас же извлек из своей шкатулки с документами еще один пергамент:
— Вы старше двадцати одного года, Блайт, не так ли?
Лори кивнул:
— Двадц… ать четыре, — пробормотал он. — Н-но я н-не…
— Я только напомню вам, что вы являетесь ее законным опекуном и вследствие этого можете заключать любые соглашения от ее имени. Я счел бы за честь и был бы тронут до глубины души, если бы вы позволили мне, как барбадосскому землевладельцу, разделить с вами ответственность этого опекунства. Видите ли, Блайт, — заговорил он быстро и настойчиво, — она ведь всего лишь ребенок и отвечать за себя не может. А ваше положение очень щекотливое. Лучший выход — я уверяю вас! — поставить подпись под этой припиской, заверяющей, — как это и понятно само собой, — что ваша сестра включается в условия нашего контракта, который таким образом распространяет мое покровительство также и на нее де-юре и де-факто…
Слова назойливо звучали в ушах у Лори, не оставляя следа в его сознании; на это, собственно, они и были рассчитаны. Боннет расстелил пергамент на столе:
— Только поставьте вот здесь ее имя и распишитесь — вот здесь — в качестве ее опекуна, мой мальчик. Губернатор — мой друг. Я лично переговорю с ним… гарантирую его поддержку… о высылке обратно и речи быть не может… в случае, если начнется расследование… Вы закончили? Великолепно!
Майор невозмутимо посыпал документ песком и спрятал его в свою шкатулку.
— Оч-ч… благ-дарен вам, сэр… — заплетающимся языком пробормотал Лори. — Ваш-ша д-бр-та к нам обоим… — Я с-час п-пойду расскажу с-сестре, немедленно рас-скажу Анне… Ваш-ш… д-бр-та…
Он попытался подняться и чуть не упал. Боннет, ожидавший этого, ловко его поддержал:
— Будет лучше, если вы сначала пойдете к себе и поспите часок-другой, — посоветовал он. — Иначе ваша сестра подумает, что вы немного перехватили через край. Абсурд, конечно — но она может так подумать…
Глава 3
Анна едва сдерживала смех, когда усилившаяся качка судна заставляла ее кататься взад и вперед по койке. Это напоминало садовые качели с той лишь разницей, что здесь, словно для пущего эффекта, качели раскачивались также и в стороны. Анна пыталась сдерживать эти по-детски непосредственные проявления веселья, понимая, что хорошо воспитанная молодая леди едва ли может находить удовольствие в экстравагантных прыжках и неожиданных позах. В подобных ситуациях леди полагается страдать морской болезнью. Мэдж, показывая достойный пример, уже скорчилась на полу крохотной каютки, взирая на потертое кожаное ведро с такой смесью обожания и отвращения, которая вряд ли может возникнуть при любых других обстоятельствах. Между палубами — в тесных, сырых, продуваемых жестокими сквозняками закоулках, где обшивка не переставала тоскливо скрипеть, словно плетеная корзина, разрываемая на части — дрожали от холода несчастные переселенцы, закутанные в жалкое тряпье, сбившиеся в тесную кучку в поисках тепла и все же неимоверно далекие друг от друга в своих стремлениях и надеждах. Но несмотря на все эти трудности и невзгоды, ничто не могло помешать Анне восхищаться мощью и раздольем гигантских зеленоватых волн Атлантики по мере того, как «Ямайская Дева» все дальше и дальше уплывала на запад.
В дверь каюты постучался корабельный плотник:
— Это всего лишь я, старый Чипс, леди, — сказал он. — Я пришел, чтобы задраить иллюминаторы. Приказ капитана, мэм…
Он с безразличным видом перешагнул через распростертую на полу Мэдж и вошел в каюту. С собой он принес толстый квадратный деревянный щит, точно по размеру маленького окошка каюты. Двумя-тремя уверенными ударами молотка он ловко пригнал щит на место.
— Вот и все, — сказал он. — Теперь вам придется посидеть в темноте, мисс, но зато эта заглушка надежно защитит вас от всяких штучек океана. Становится немного ветренно, мисс.
Мэдж болезненно сморщилась от этого известия:
— Вы хотите сказать, что будет еще хуже?
Старый Чипс склонил голову, словно смешная серая птица, и искоса взглянул на нее:
— Неужели вы позволили этой дамской погодке обеспокоить вас, мэм? — Он вежливо покосился на ведро. — Хм, значит, все-таки позволили! Выбросили немного груза за борт — вижу, вижу! — и это в такую тишь! Что ж, в таком случае, мэм, мы увидим, какого цвета ваши внутренности — и не позже, чем завтра утром, помяните мое слово!
Обернувшись к Анне, он произнес с ободряющей улыбкой:
— Вот вам моток веревки, мисс. Будь я на вашем месте, я бы привязал этот подсвечник покрепче к столу — и все остальное, что может свалиться.
— Я заметила, что корабль начинает дрожать, — сказала Анна. — Это первый признак приближающегося шторма, да?
— Дрожать? — Плотник выпучил глаза, чтобы подчеркнуть несоответствие такого определения. — Да эта старая корова начинает трясти своими боками при мало-мальски свежем ветерке! Болты проржавели, такелаж не выдерживает даже тяжести паука! Вы заметили, как ее тряхнуло несколько минут тому назад? Это сорвало нижний брамсель18 с фок-мачты!