* * *
— Грибочки-то как хороши. Дома не такие почему-то, а вроде всё то же самое.
— Как ты думал. Еду мужчина должен делать. Ну, давай ещё по одной, и пойду работать. — Осетин в третий раз наполнил стопочки.
— Исэнэке, Сань.
— Аллаверды, Ахмет.
Поставив стопку, Осетин вырвал у Ахмета вилку, быстро закинулся кусочком мяса и поспешил за стойку, протирая выбитые самогоном слезы.
Душевно закусивший Ахмет снова подозвал Серёжика:
— Серёжка, прибирай и чайку давай ещё. Кружек — две.
Серёжик, радостно косясь на почти половину самогона, оставшегося в графинчике, быстро собрал посуду, махнул по столу тряпкой — типа протер, шельмец.
— Отнесешь посуду, сходи сразу до базара. Серёгу моего знаешь? Позовёшь его. Он скорей всего щас у книжников. Куда, не всё ещё. Нормально стол протри, распиздяюшко.
Пока Ахмет ел, хозяйская половина наполнилась. Далеко не у всех дома командовали такие умелые хозяйки, как Ахметова жена, и к концу базара всякий, имеющий за душой лишних полрожка, спешил побаловать себя стряпней Осетина. Кроме того, именно здесь осуществлялись сделки между хозяевами Домов, в безналичной форме чтоб не нервировать базарных — так как продавалось здесь прежде всего серьезное оружие, взрывчатка и прочие нерозничные штуки.
За последним свободным столом по соседству рассаживалась троица медников, откуда-то с ДОКа. Хозяевами Домов никто из них не был, но торговал этот кооперативчик по крупному, отдавая медь чуть ли не самим китайцам, проходя до самого сопряжения Большой Уральской зоны с зоной ответственности Китая где-то в бывшей Омской области. Ни по бизнесу, ни по расположению они с Ахметом не пересекались, поэтому обменялись вполне дружелюбными кивками.
Пришел Серёга, сияя, как медный котелок. Из-под разгрузки торчит уголок тщательно завернутого пакета. По габаритам — книга, одна толстая, или две средних таких.
— Чё, грамотей, нашел чего-то? Лимон хоть съешь, а то расцвел как не знаю что.
Серёга смешал себе чайку, радостно хапнул, обжегся, зашипел — но всё равно продолжал скалиться.
— Ахмет, прикинь! Лукьяненку нашел, первые три «Дозора» — одной книгой!
— Ну, теперь тебе до конвоя точно хватит. Вон какая толстая. Смотри, моей не показывай — а то долго не увидишь.
— Дак она мне половину и проплатила. За нее Карпухины ломили чё-то совсем от души, у меня не хватало. Я к ней подхожу — первые «Дозоры», говорю, купим на свару? Та услышала — аж хуйню всю эту бабскую бросила. Подходим, а она даже не торгуется — давай, говорит. Мы теперь с ней типа как совладельцы. Ха, акционеры… Почитать захочешь — будешь нам башлять.
— Я почитаю, — сделав зверскую рожу, грозно сказал Ахмет. — На растопку пущу. А обложку — на пыжи.
— Мы тогда тебя самого на пыжи пустим, неотесаный ты человек, — заржал Серёга. — Это рисковым надо быть парнем — нечитанную книжку отнять!
У входа вспыхнула какая-то невразумительная суета. По залам прокатилась неуловимая волна — базары не затихли, но народ напрягся; на большой половине некоторые потянулись в карманы, на хозяйской сохраняли солидность, но тоже что-то поменялось — люди подсобрались до выяснения. Услышав со стороны молодых медников приглушенный лязг затвора, Ахмет тоже незаметно дослал патрон и переложил АПБ с лавки на ляжку. В дверях появился здоровенный торговец из пришедших накануне, молодой — годов тридцати, не более. На подмышечной петле «Каштан», дорогущий легкий броник-разгрузка, штаны и ботинки — от хозяйского летнего пехотного комплекта. Тоже немало стоит. Такого нарядного разукомплектовать — полцинка выручить можно влегкую, если не целый. Подошел к стойке с видом москвича в мухосранском буфете:
— Хозяин! Четыре шашлыка сообрази, один жирный, три обычных. К ним — что поло…
— Э! Мужик! Тебе сказано — нельзя со стволами! — ввалился следом красный, растрепанный охранник. Плечо и спина в побелке — похоже, пытался заставить чужака сдать ствол и был просто отброшен с дороги. Чужак холодно посмотрел на охранника (Ахмет заметил — нет, не играет; на самом деле считает себя Д’Артаньяном, а всех остальных — пидарасами), раздраженно прикрикнул:
— Ты не понял, что ли? Пшел отсюда!
Охранник замер, не решаясь направить дробовик на гостя Дома — и с заметным облегчением исполнил беззвучную команду Осетина, сделавшего знак — мол, всё в порядке, иди. Молодой продолжил заказывать, проявляя раздражение лишь некоторой рваностью движений. А двигался он хорошо, опасно — так неуловимо перетекают старые инструктора по рукопашке. Закончив обсуждение заказа, Осетин поставил на стойку стопочку, налил гостю брусничной и отправился готовить. Повернувшись к хозяйской половине, молодой зашарил глазами в поисках стола. Свободных не было — лишь у печки за большим полупустым столом развалился Ахмет.
— Вы закончили? — нагло, типа давай пошел уже отсюда, обратился молодой к Ахмету с Серёгой.
— Это вы ко мне вопрос обратили, молодой человек? — ещё слаще зажмурился Ахмет, жестом попросив Серого съебаться. — Тогда для начала давайте поприветствуем друг друга.
— Мужик, давай по-нормальному. Вы поели уже? Вы поели, нам тоже нужно. — с трудом сохраняя ровный тон, процедил торговец.
В повисшей тишине щелчок переводчика АПБ, раздавшийся из-под стола, чётко расслышал даже Осетин на кухне. На большой половине сидящие в опасном секторе быстро рассосались, но помещение кафухи никто не покинул — назревало развлечение, к тому же, людям хотелось, чтобы с молодого получили за униженного охранника. Молодой понял, что может попасть, но кровь его пузырилась гормонами, и потом, видно было — он привык к подчинению.
— Ты, лось, движения путаешь. Подошел — объявись как человек, тебя присесть пригласят. А ты быкуешь. Что быкам не место с людьми за столом — знаешь это?
Молодой побледнел, на лице натянулась кожа — Ахмет приготовился стрелять при малейшем движении, подвыбрал свободный ход и малость пригрузил легкий спуск АПБ.
— Лёва, Лёва, ты косорезишь. — Полный ласкового разочарования спокойный голос. — Человек правильно тебя поправляет.
Расфокусировав глаза, Ахмет обнаружил стоявшего у входа старшего торговцев. За его спиной, в дверях, маячили ещё две габаритные фигуры. Видимо, вошедшие уже какое-то время наблюдали за происходящим. Старший двинулся к столу, располагающе улыбаясь. Войдя на хозяйскую половину, Старший на ходу обратился к присутствующим:
— Извините за беспокойство, уважаемые. Приятного аппетита.
Подойдя к столу, всё с той же улыбкой проткнул взглядом виновника торжества:
— Лёва, покури, пока шашлык несут.
Начав присаживающееся движение, притормозил и с ледяной вежливостью осведомился, умело встречая и едва не ломая взгляд Ахмета:
— Не помешаем, уважаемый?
— Нисколько. Напротив, прошу — сделайте одолжение, присядьте, — ответил Ахмет; не скрыто, но и не демонстративно поставил АПБ на предохранитель и убрал.
Чужие степенно расселись. Старший, невысокий и худой, производил впечатление генерала среди лейтенантов, хоть и очень крепких лейтенантов. Причем генерала варначьих войск, может, даже со звездами — признаки обширной криминальной биографии отчетливо просматривались в его манере. Несколько секунд старший и Ахмет молча смотрели друг на друга. Вероятно, расценив отсутствие видимых реакций как пассивную, но агрессивность, старший предпринял шаг к нормализации:
— Наш друг был неправ…
— Уважаемый… — вежливо, использовав естественную паузу, перебил Ахмет.
— Георгий.
— …Георгий. Бочины нет, погорячился — поправили. Спрашивать не стану, разве что за нервы аршином ответит. Считаю, будет по-людски.
Взгляд старшего смягчился, лейтенанты тоже малость обмякли.
— Скорей уж по-братски. Хоп, пусть так и будет. А вы как отзываетесь?
— Ахметом. И один я.
— Согласен, так проще. Рад знакомству, Ахмет.
— Взаимно, Георгий.
— Что ж, по пять капель за знакомство? Твой счёт за Лёвой.
— С нашим удовольствием.
Старший подозвал Осетина, тот быстро подтянул графинчик с закуской, пообещал через пару минут подать горячее и заменил пепельницу. За спиной Старшего нарисовался виновник торжества, в ожидании команды старшего, хмуро глядел куда-то вдаль. Старший, не оборачиваясь, коротко махнул — садись, мол, горюшко. Представил своих, выпили, снова встретились взглядами.
— Извини, если невместно интересуюсь. В доме ты не был, но беседуешь разумно — аж молодость вспоминается. Разъясни по возможности. Поддерживал ход воровской, а, Ахмет?
— Не было здесь ни бродяг, ни общака. Город был до Всего Этого закрытый. Краснее некуда. Ходом интересовался у людей, но сам не при делах — считал, не моё это.
— А сейчас не считаешь?
— Сейчас нечего считать. Ход и понятия были ответом арестанта на ментовское гнулово, так? Мента не стало, никто не нагинает. Поправь, если заблуждаюсь.
— Почему считаешь, что только арестанта? За порогом — что, беспредельщина должна быть?
— Так она и была.
— Тоже верно. — старший резко потерял интерес к теме: Осетин принес стреляющий жиром шашлык, и разговор возобновился лишь через пару кусков. — Ахмет, я ещё через вас не ходил. Можешь обрисовать, что здесь за расклады? Нам, сам понимаешь, надо знать — что обойти, где тормознуть.
— Это смотря с чем ходишь, Георгий.
— Жора будет лучше. Ходим когда с чем — жесткой завязки нету. Когда медь, когда дурь, когда и бабы — всё гоняем.
— Если интересует платежеспособность — то здесь можно торговать, у народа есть сало под кожей. Цены ты сам видел.
— Торгующих-то много проходит?
— Не очень. В иной месяц может ни одного каравана не пройти.
Торговцы переглянулись — видимо, имели на этот счет другие данные.
— А насчет покою как? — впрягся в базар один из подручных старшего, представленный Ваней.
— Ну, это лучше у Кирюхи узнавать, его деляна. Ничего такого не слышно — торговых наши прихватывали уже лет пять тому как, базарные Дома этот вопрос чётко пасут. Рядом, правда, есть гадюшник — Хасли. А, слышал? Это на том берегу озера нашего. Вот там — да, народ отмороженный полностью.
— А почему такая разница? Вон, Пыштым рядом — а какой там порядок, — снова встрял Ваня.
— Дак там медь, Вань. Серьезные объемы, серьезные люди при них. А хаслинские всю жизнь на одном чебаке, вот и неймется им. Здесь, в округе кому чебака продашь, у каждого по три озера рядом. Может, и стал бы у них какой-нибудь крупнооптовый человек забирать, но они такую репутацию себе заработать умудрились…
— А что вам сюда таскать посоветовал бы?
— Даже сразу не скажу… Я на аренде сижу, как-то далек от дел торговых, — съехал Ахмет, решивший взять инициативу. — Жора, я тоже поинтересуюсь, не против?
Старший обозначил согласие движением головы, сразу подсобравшись.
— Вы из Полевского, верно? Говорили люди, у вас на Свердловске снова начал доллар ходить. Есть такое?
— Есть. Уже года три, как начал, но за последний год очень много людей стало баксом рассчитываться.
— Почему так, Жора? Его можно деть куда-то?
— Ахмет, деньги всегда можно куда-то деть. Если, конечно, у тебя шевелится что-то в голове. В городе сейчас ещё больше частников, армейских почти нет, у них всё больше народа на обслугу пролазит — так что бакс сейчас наравне с еврой ходит. Да и сами частники тоже стали в город выходить — в бардаки да казино, а платят им в баксах. Что казино снова работают, знал ты?
— Нет.
— И что лавки появились, типа для частников — но заходи кто хочешь, только баксы гони, тоже не знал?
— Откуда, Жора? Сам же понимаешь — спецзона, не полазаешь особо, а ваших сюда не каждый день заносит. А что в тех лавках?
— Да всё. Ну, кроме электроники, понятно. Хозяева за это дело по-прежнему ебут во все щели. У них даже батарейки только в обмен — старые принес, новые купил. Наши говорят, если возьмут за жопу, что ты старые батарейки выкинул — штраф чуть ли не в годовой оклад.
— Что, и наши у них уже работают?
— Да, давно стали брать, года два точно — «Блеквотерс» раньше не брал — сейчас начал; «Иринис» тоже, и в «Контрол Риск» уже до хрена наших. В основном, конечно, гонят на севера — трубу пасти. Ихние-то сороковник да полтинничек не терпят, а нашим до пизды — только бабки плати. Бурильщиков набирают постоянно, вообще по нефтянке людей гребут только так.
— А ихние нефтяники что? Уехали?
— Какой уехали! С северов пацаны говорят, все старые скважины пустили, ихних не хватает — только в начальниках остались, да на совсем уж сложной технике. Остальные — все наши, хозяева даже чёрных каких-то привозили, да чё-то те чёрные не прижились…
За беседой незаметно пролетело около часа. Не больно-то охотно делясь информацией, торговцы сами старались выкачать побольше. Почувствовав, что голова распухает, Ахмет церемонно раскланялся, попрощался с Осетином и направился собирать своих — ему не терпелось скорее оказаться дома и перенести услышанное на бумагу. В дверях его нагнал Жора и отвел в сторону. Недолгий разговор странно переменил Ахмета — никто не сказал бы, что хозяин взбешен, напуган, или обрадован, или ещё что — но в лице его помалу сквозило и то, и другое, и третье, и шестнадцатое. О чем они говорили — никто из Ахметовых слышать не мог, но до самого Дома заговорить с ним никто не пытался.
Наутро он отправился к базарным в одиночку, и пришел вовремя — во внутреннем дворе Жорины помогальники строили людей с тачками. Ахмет, пристроив РПК, вытащил трубку с кисетом и присел на штабель доски, наблюдая за сборами каравана. Хмурые спросонья носильщики выкатывали из боксов тележки, плотно увязанные толстым полиэтиленом. Несколько десятников осматривали колеса, груз, дергали за грязные капроновые шнуры — но, видимо, придраться было не к чему: Ахмет не заметил, чтобы кто-либо из десятников выразил недовольство укладкой или грузом.
— Здорово, Ахмет. Не спится? Или этих провожать пришел? — штабель рядом с Ахметовой задницей прогнуло — подсел хозяин Дома базарных, Кирюха.
— Здорово, Вольфыч. Да ладно ты, надулся как хрен на бритву, не принародно же. А ты чё из своей кучи малолеток вылез, растлитель? Я б зарылся поглубже и только перекуривать вылазил ба.
— Ух, допиздишься ты когда-нибудь, чурка наглая. Не, в самом деле, Ахмет, давай завязывай большого босса Жириком погонять.
— Щас проводим, и ты с меня сапоги сымешь, мухой метнешься к Индийскому океану, отпидарасишь там и с поклоном оденешь обратно.
— Щас проводим, и я тебя тщательно обдеру, а филе Осетину отдам. Потом выебу с егозой, потом с обоих бортов постреляешь, и только потом добью. Может быть.
Закончив осмотр, десятники потрусили докладывать о готовности к воротам, где безмолвно ждали старшие, собранные по-походному. Бойцов видно не было — похоже, их задачей была разведка и фланговое охранение, а старшие обеспечивали арьергард. Вооружение впечатляло — ведь на старших висел эквивалент дневного оборота базара, причем за хороший день. Помимо «Каштанов» под мышкой у каждого, торговцы имели очень серьезные аппараты — самый здоровый сложил руки на «Печенеге» с дорогущим ПНВ-семнадцатым, у двоих за плечами аж по РГ-шестому, помимо новехоньких АКСов с ПБС-4. Налегке, с «Грачом» за лифчиком да крутым «бушнеллом» на груди оставался один Жора. Ахмет отметил, как естественно, будто пришитая, висит на них многочисленная боевая нагрузка. Ничего не оттянуто, не болтается, не мешает.