– Замечательно, – насмешливо произнес Орсон. – Еще одну, пожалуйста.
Помолчав немного, женщина радостно воскликнула:
– «Отелло»! «Отелло»!
– Да! – захлопал в ладоши Орсон. – Один из одного. Следующий вопрос.
– Кто в настоящее время является президентом Соединенных Штатов?
Орсон хлопнул меня по затылку.
– Слишком простой вопрос, поэтому теперь спрошу я. Ширли, взгляды какого философа выражены в этой цитате: «Поступай так, чтобы максима твоей воли могла бы быть всеобщим законом»?
– Я не знаю! Черт возьми, откуда мне это знать?
– Если б ты хоть сколько-нибудь разбиралась в философии, ты бы знала, что это Кант. Один из двух. Энди?
Взглянув на брата, я заколебался.
– Энди, задавай вопрос!
Я задумался.
– На каком холме был распят Иисус Христос?
Я бросил взгляд на Орсона, и тот одобрительно кивнул.
– На Голгофе, – слабым голосом произнесла женщина.
– Два из трех, – сказал Орсон, однако теперь в его голосе прозвучало недовольство.
– Четвертый вопрос. Когда…
– Теперь моя очередь! – перебил меня Орсон. – Ты сможешь задать последний вопрос, Энди. Ширли, на каком континенте находится государство Габон?
Женщина ответила быстро, словно знала это:
– В Европе.
– О нет. Сожалею. В Африке. На западном побережье.
– Не надо больше! – взмолилась женщина. – Я дам вам деньги! У меня есть кредитные карточки! У меня есть…
– Замолчи! – воскликнул Орсон. – Играй честно. Я ведь веду честную игру. – У него побагровело лицо, он заскрежетал зубами. Когда это прошло, он сказал: – Все сводится к последнему вопросу. Энди, надеюсь, ты придумаешь что-нибудь хорошее, потому что в противном случае у меня приготовлен замечательный вопрос.
– Темой будет история, – начал я. – В каком году была подписана Декларация независимости?
Закрыв глаза, я молился о том, чтобы Орсон пропустил этот вопрос. Прошло десять секунд.
– Ширли! – сказал Орсон. – Я вынужден просить тебя дать ответ.
Я открыл глаза, и у меня внутри все перевернулось. Женщина была вся в слезах.
– В… в тысяча восемьсот девяность шестом году? – неуверенно произнесла она. – О господи, в тысяча восемьсот девяность шестом?
– ЭЭЭЭЭXXXXХ! Сожалею, ответ неправильный. Это произошло в тысяча семьсот семьдесят шестом году.
Женщина повалилась на бетонный пол.
– Двух правильных ответов из пяти недостаточно, – сказал Орсон, подходя к ней.
Наклонившись, он развязал повязку и, скомкав ее, бросил в меня. Ширли упрямо не смотрела на него.
– Какая жалость, Ширли, – сказал Орсон, обходя вокруг лежащей на полу женщины, сжавшейся в клубок. – Последний вопрос был проще простого. Я не хотел, чтобы мой брат увидел, что я с тобой сделаю.
– Извините! – задыхаясь, воскликнула несчастная, отрывая от пола свое покрытое ссадинами лицо.
Она впервые подняла взгляд на Орсона, и меня поразило, какие у нее невероятно добрые глаза.
– Сэр, не делайте мне больно!
– Ширли, ты приносишь свои извинения.
Орсон прошел к трем длинным металлическим полкам, установленным стоймя в ряд вдоль стены. Со средней полки он взял кожаные ножны и серый точильный камень. Вернувшись назад, переставил свой табурет к стене, так, чтобы мы с Ширли не смогли до него достать. Усевшись, достал из ножен нож и подмигнул мне.
– Ширли! – вкрадчиво произнес Орсон. – Посмотри сюда, любовь моя! Я хочу кое-что у тебя спросить.
И снова женщина, подняв голову, уставилась на него, делая долгие астматические вдохи и выдохи.
– Ты способна оценить качественную работу? – спросил он. – Позволь рассказать тебе про этот нож.
Женщина забилась в истерике, однако Орсон не обращал никакого внимания на ее всхлипывания и мольбы. На какое-то время он забыл про меня, оставшись наедине со своей жертвой.
– Этот нож я приобрел у одного мастера из Монтаны, который сделал его по моему заказу. Невероятная работа. – Орсон принялся размеренно водить лезвием по точильному бруску. – Лезвие длиной пять с половиной дюймов, из углеродистой стали толщиной три миллиметра. Пришлось изрядно поломать голову, чтобы объяснить мастеру, где именно я намереваюсь применять этот нож. Потому что, видишь ли, нужно точно объяснить мастеру, для чего именно тебе нужен нож, чтобы он изготовил соответствующее лезвие. В конце концов я сказал этому типу: «Понимаешь, мне предстоит потрошить крупных зверей». И, по-моему, это объяснение соответствует истине. Я хочу сказать, Ширли, я ведь собираюсь тебя выпотрошить. А ты разве не считаешь себя крупным зверем?
Ширли стояла на коленях, прижимаясь лицом к полу, и молилась. Я молился вместе с ней, а я ведь не верю в бога.
– Ну, должен сказать, я просто в восторге от того, как этот нож показал себя в деле, – продолжал Орсон. – Как можешь убедиться сама, лезвие с небольшими зазубринами, чтобы легче перереза́ть упругие грудные мышцы, но в то же время оно достаточно толстое, чтобы пробивать ребра. Должен сказать тебе, это редкое сочетание. Вот почему я заплатил за нож триста семьдесят пять долларов. Видишь рукоятку? Настоящая слоновая кость, купленная на черном рынке. – Он покачал головой. – Уникальный инструмент. Эй, Ширли, послушай, я хочу узнать твое мнение по одному вопросу. Посмотри сюда.
Женщина послушно подняла голову.
– Видишь эти пятна на лезвии? Они от кислот в мясе, которое я режу; вот я и подумал: поскольку я собираюсь тебя сейчас зарезать, тебе, наверное, будет жутко видеть эти пятна на лезвии и сознавать, что твое мясо также вскоре его испачкает? Или, наоборот, гораздо страшнее будет, если лезвие снова станет таким же сверкающим и гладким, как в тот день, когда я его только купил? Потому что, если это так, я возьму полировальную пасту и начищу лезвие до блеска.
– Не надо этого делать, – сказала Ширли, неожиданно усаживаясь на полу. Она посмотрела Орсону в глаза, стараясь быть храброй. – Я дам вам все, что вы хотите. Все что угодно. Только скажите.
Орсон прыснул.
– Ширли, – совершенно серьезным тоном произнес он. – Я изложу все так, чтобы ты поняла. Мне нужно твое сердце. Так вот, если после того, как я у тебя его вырежу, ты встанешь и уйдешь отсюда, я не стану тебя останавливать. – Орсон встал. – Энди, я пойду отолью. Развлеки ее в мое отсутствие.
Пройдя к двери, Орсон отпер ее и вышел на улицу. Я услышал журчание струи по стене сарая.
– Мэм, – задыхаясь, прошептал я. – Я не знаю, что делать. Я очень сожалею. Я хочу…
– Я не хочу умирать! – остановила меня женщина, глядя с мольбой мне в глаза. – Не дайте ему убить меня!
– Я прикован к полу. Я хочу вам помочь. Только скажите…
– Пожалуйста, не убивайте меня! – закричала женщина, не слушая меня. Она принялась раскачиваться взад и вперед на корточках, словно ребенок, страдающий аутизмом. – Я не хочу умирать!
Открылась дверь, и в сарай вернулся Орсон.
– Что ж, тебе не повезло, – сказал он, – потому что час настал.
Сжимая нож в руке, мой брат неторопливо направился к женщине. Та поползла прочь от него, передвигаясь на одних только коленях, поскольку руки у нее оставались скованы за спиной. Однако цепь неизменно останавливала ее. Орсон хихикнул.
– Нет! – пронзительно вскрикнула женщина. – Вы не сможете!
– А ты посмотри, – сказал Орсон, склоняясь к ней и занося нож.
– Орсон, прекрати! – крикнул я, чувствуя, как сердце подступает к горлу.
Увидев, что под съежившейся женщиной набежала лужица, Орсон с усмешкой оглянулся на меня.
Думай, думай, думай, думай!
– Ты… ты не можешь ее убить!
– Ты предпочитаешь сделать это сам? Мы не можем ее отпустить. Она знает наши имена. Видела наши лица.
– Не вырезай ей сердце, – прошептал я.
В моем голосе прозвучал стоящий в горле клубок слез.
– Я поступаю так со всеми и ни для кого не делаю исключений.
– Пока они еще живые?
– В этом вся прелесть.
– Ты сошел с ума! – крикнула Орсону женщина, но он пропустил ее слова мимо ушей.
– Только не сейчас, Орсон! – взмолился я, поднимаясь на ноги. – Пожалуйста!
– Отпустите меня! – крикнула Ширли.
– Сучка! – крикнул Орсон, ударяя ее в висок сапогом со стальной накладкой на мыске.
Она распласталась на полу.
– Откроешь рот еще раз – распрощаешься с языком. – Обернувшись, Орсон бросил на меня пылающий взор. – Замечательно, что ты здесь. Я хочу поделиться этим с тобой.
– Нет! – взмолился я. – Не трогай ее.
Оглянувшись на неподвижную жертву, Орсон снова посмотрел на меня.
– Предлагаю тебе выбор. – Подойдя к табуретке, он отложил нож и достал мой револьвер. – Ты можешь пристрелить ее прямо сейчас. Избавить от боли. – Приблизившись ко мне, Орсон протянул револьвер. – Вот. Зрелище того, как ты убьешь ее без боли, доставит мне такое же удовольствие, как если б я сам убил ее так, как хотел.
Когда он повернулся к Ширли, я заглянул в барабан. Револьвер был полностью заряжен.
– Ширли, вставай! Я же говорил, тебе повезло, что здесь мой брат.
Женщина не шелохнулась.
– Ширли, – повторил Орсон, направляясь к ней, – вставай!
Он пнул ее мыском, но она не двигалась. Орсон перевернул ее на спину. Висок был разбит, из уха сочилась кровь. Прижав два пальца к ее шее, Орсон подождал.
– Она мертва, – недоверчиво пробормотал он, оглядываясь на меня. – Нет, подожди, пульс есть! Он слабый, но есть. Я просто оглушил ее. Энди, вот твой шанс, – возбужденно промолвил он, отступая от женщины. – Всади в нее несколько пуль, пока она не пришла в себя! Целься в голову.
Я направил пистолет на брата.
– Брось мне ключи, – приказал я, но Орсон не двинулся с места.
Посмотрев на меня, он печально покачал головой.
– Это возвращает нас обратно к вопросу о доверии.
Я нажал на спусковой крючок, и револьвер выстрелил. Я стрелял снова и снова, наполняя сарай оглушительным грохотом. Облачко серого порохового дыма поднялось к балкам перекрытий. Наконец остался только сухой щелчок курка, ударяющего по стреляным гильзам.
Орсон даже не шелохнулся.
Выкатив глаза от изумления, я уставился на револьвер.
– Холостые, Энди, – сказал Орсон. – Я полагал, ты захочешь припугнуть меня, а ты без колебаний нажал на спусковой крючок. Вот это да!
Взяв с табуретки нож, он направился ко мне. Я бросил в него револьвер, целясь в голову, но промахнулся. Револьвер ударился в закрытую дверь.
– Она мертва, Энди, – сказал Орсон. – Я не собирался заставлять тебя смотреть на ее страдания. Только не в первый раз. И вот как ты мне отплатил? – Он был уже совсем рядом, с ножом в руке. – Меня так и подмывает всадить нож тебе в живот. Это желание практически непреодолимо. – Орсон толкнул меня на складной стул. – Но я этого не сделаю. Не сделаю.
Вернувшись к табурету, он положил на него нож и сходил за револьвером, лежащим на полу у двери. Подобрав револьвер, достал из кармана два патрона.
– Я бы сказал, что этот твой фокус является ошибкой номер два.
Вставив патроны, Орсон покрутил барабан. Остановившись, направил револьвер мне в грудь.
– Эти уже не холостые, – сказал он.
Щелчок.
Я увидел на лице брата облегчение.
– Не вынуждай меня делать это еще раз, – сказал он. – Мне не хотелось бы тебя убить. – Убрав револьвер в карман, он достал ключ от кандалов и толкнул его по полу ко мне. – Можешь воспользоваться моим ножом. Я вернусь за сердцем. Не оплошай. Положи тело на кусок пленки в углу. Иначе тебе придется отскабливать пол до самого Рождества.
Ко мне наконец вернулся дар речи.
– Орсон, я не смогу… – начал было я.
– У тебя есть четыре часа. Если к моему возвращению работа не будет выполнена, мы повторим нашу игру, но уже с тремя патронами.
Орсон распахнул дверь, и я увидел, что небо уже начинает багроветь. У меня мелькнула мысль, что сегодня рассвет не должен наступить. Он вообще больше не наступит никогда.
Орсон закрыл за собой дверь и запер ее. Я сжимал ключ в руке, но у меня не было ни малейшего желания освобождаться от оков. Как я смогу прикоснуться к Ширли? Лежа на холодном жестком полу, она смотрела на меня. Ее добрые глаза, широко раскрытые, оставались совершенно пустыми. Я был рад, что она умерла. Рад за нее.
Глава 9
Передо мной лежал человек. Всего несколько часов назад Ширли Таннер была со своей семьей. Наклонившись, я поцеловал ее в лоб.
– Извини, – прошептал я. – Ты не…
Держи себя в руках. Теперь тебе это не поможет. Ты не мог ее спасти; ты не сможешь вернуть ее к жизни. У меня на глазах произошло ужасное зло – психическое издевательство над женщиной. Я рыдал. Когда слезы наконец высохли, я взял себя в руки, вытер глаза и принялся за работу.
Много лет назад, когда у меня было время охотиться в горах Северной Каролины, я однажды освежевал и выпотрошил оленя, подстреленного в лесу неподалеку от охотничьего домика. Сейчас мне предстояло то же самое. Человек ничем не отличается от животного. Эта женщина ничего не почувствует. Мертвое остается мертвым, независимо от того, кто оно.
Работа оказалась трудной. Но если вам уже приходилось извлечь какой-нибудь внутренний орган из одного крупного животного, вы сможете повторить это с другим. Вот только все значительно усложняло лицо. Я не мог на него смотреть, поэтому натянул на голову убитой ее собственную тенниску.
Взошедшее солнце быстро прогрело сарай, и вскоре внутри стало настолько жарко, что я не мог думать ни о чем другом, кроме как о глотке холодной воды из колодца. Мучавшая меня жажда подстегивала работу, и когда послышался звук открывающейся двери, задолго до того как истекли четыре часа, я уже почти закончил свой жуткий труд. В сарай вошел Орсон, по-прежнему в комбинезоне. В открытую дверь я увидел утреннее солнце, уже ослепительно яркое. Предстоял еще один восхитительный безоблачный день. Прежде чем Орсон закрыл дверь, в сарай проскользнул ветерок, и его прикосновение было просто волшебным.
– Энди, улыбнись!
Щелкнул моментальный фотоаппарат. Меня пронзило понимание, что самый страшный момент моей жизни запечатлен на снимке.
Мой брат выглядел уставшим – его глаза были наполнены мрачной меланхолией. Оторвавшись от работы, я отложил нож. Поскольку почти всю работу я выполнил, стоя на коленях, они ужасно болели, и я уселся на красную пленку. Орсон обошел вокруг тела, изучая мою работу.
– Я решил, что ты, наверное, хочешь пить, – слабым, опустошенным голосом произнес он. – Дальше я закончу сам, если только, конечно, ты ничего не имеешь против.
Я молча покачал головой.
– Работа неплохая, – заметил Орсон, изучая вскрытое тело. Взяв нож, он вытер его о штанину. – Ступай вымойся.
Я поднялся на ноги, но брат остановил меня прежде, чем я успел сойти с куска пленки.
– Разуйся! – приказал он.
Опустив взгляд, я увидел, что стою в луже крови.
– Нам в любом случае придется сжечь всю одежду, так что раздевайся прямо здесь. Я обо всем позабочусь.
Раздевшись, я свалил одежду в кучу. Даже трусы и носки были в крови. Раздевшись догола, я увидел, что руки у меня красные по локоть, а лицо забрызгано кровью. И все же, все смоет холодный душ.
Подойдя к двери, я открыл ее. Хлынувший в сарай солнечный свет ослепил меня. Прищурившись, я обвел взглядом пустыню. Когда я шагнул на раскаленную землю, Орсон окликнул меня по имени, и я обернулся.
– Я не хочу, чтобы ты проникся ко мне ненавистью, – сказал он.
– А чего еще ты ждешь? После того как заставил меня смотреть на все это, а затем вынудил… резать ее?
– Мне нужно, чтобы ты понял то, что я делаю, – сказал Орсон. – Ты можешь постараться?
Я посмотрел на Ширли, неподвижную на куске пленки, с лицом, по-прежнему закрытым тенниской. Полная деградация. Я ощутил наворачивающиеся слезы, готовые разбить вдребезги то бесчувственное оцепенение, которое поддерживало меня на протяжении последних нескольких часов. Ничего не ответив, я закрыл за собой дверь. Через несколько шагов мои пятки уже горели на раскаленном песке, и я побежал к колодцу. На стене душевой кабины был закреплен бак с краном. Наполнив из ведра бак, я открыл кран. Когда ледяная вода ударила о землю, я зарыл ступни в грязи. Волосы у меня на руках были испачканы засохшей кровью. В течение десяти минут я начисто отскабливал свою кожу, стоя под серебристой головкой душа, чуждым предметом в этой безжизненной пустыне, чувствуя, как ледяная вода струится мне на голову.