- Здравствуйте, Николай Трофимович. У нас ЧП - Зуев исчез! Вместе садились в Москве, после станции Бологое вышел в туалет и пропал. Вещи на месте, в туалете и в тамбуре никаких следов. Вызвал бригадира, прошли по всему составу - нет и всё тут!
Серебряков нахмурился:
- Тише Андрей, чего голос повышаешь? Знакомьтесь - сопровождающий, наш московский коллега Андрей Николаевич, а это наш куратор ОЛИБ, Соболев Виктор Сергеевич. Давай-ка поехали к нам и всё расскажешь в подробностях. Москва ещё не в курсе?
- Нет, с поезда давать телефонограмму не решился, лучше отчитаться с Литейного.
В кабинете связались с Москвой, сопровождающий сотрудник доложил своему непосредственному начальнику. Затем начался доскональный разбор. Андрей Николаевич не оправдывался, а чрезвычайное происшествие с охраняемым лицом пытался подогнать под особые обстоятельства:
- У меня пока две версии: несчастный случай, например, нападение хулиганов или вагонных бомбил, попытка ограбления, а затем выкинули из поезда. Надо дать поручение в линейные отделы милиции по маршруту на поиски пассажира. Это так же относится к такой версии, как побег, что маловероятно из-за возраста.
- Стоп, стоп, Андрей Николаевич, ты не забывай, что по сознанию это взрослый мужик, почти полтинник и о его прошлой жизни мы знаем только с его слов и досье, собранному из архивов. Так, что сбежать запросто мог. Запаниковал и наутёк со всех ног. У него в подкорке могут быть предубеждения к нашей службе. Решил, например, что собрались выпотрошить и ликвидировать, как опасного свидетеля. Ему же не объясняли, что для таких уникумов, подобные методы не применяются. Причины понятны: вышибешь это звено и потянутся непредсказуемые изменения будущего. Правда, типовая подписка о неразглашении предупреждает об изоляции в психиатрическом стационаре, на случай публичных выступлений и рассказов о будущем.
- Простите, Николай Трофимович, - Соболев встал, - можно рассмотреть ещё одну версию, самую неожиданную и на мой взгляд, самую правдоподобную: естественное поглощение временем. Другими словами, в силу каких-то причин, возник парадокс четвёртого измерения и наш путешественник вернулся назад в девяносто восьмой год. У нас, физиков, есть такая гипотеза защиты временной последовательности. Суть этой гипотезы в том, что сам путешественник во времени просто не сможет создать парадокс, потому что природное течение времени не позволит ему этого в настоящем. Но допустим, он в своём будущем внезапно скончался или работая на прототипе машины времени поместил себя в такие условия, что сбил прошлые настройки и выбыл из нашей реальности. Я понимаю, звучит фантастически, но учёные вполне допускают такой гипотетический императив, вроде как “если хочешь откорректировать настоящее, измени будущее”.
- Ладно, допустим, но отработать бытовую версию обязаны. Андрей Николаевич, пиши рапорт о происшествии, а я займусь немедленно линейной службой милиции Октябрьской железной дороги. А ты, Виктор Сергеевич, просмотри багаж “туриста”, особенно записи, книги, документы.
5. “Туристы”
Изучение вещей Зуева, ровно ничего не добавили к загадке исчезновения. Студенческие конспекты, журнал “Наука и жизнь”, личные вещи и предметы туалета - стандартный набор командировочного. Договорились отрабатывать версию Соболева, как наиболее перспективную и… фантастическую. Соболев взял в руки копию из личного дела пропавшего физика, которую предоставил Серебряков. Молодой учёный с интересом перечитал рассказ Зуева о научных разработках и темах лаборатории, в которой тот работал летом 1998 года. Помимо научной тематики, в рамках собеседования с попаданцем, фиксировались особенности быта, политическая картина мира и страны, культура, промышленность, сельское хозяйство и масса составляющих из тридцатилетнего будущего.
В конце июля Соболева срочно вызвали в Большой дом. Взволнованный Серебряков с порога ошарашил старшего лейтенанта:
- Витя, в нашем полку прибыло! На читай!
На стандартном бланке рапорта сотрудника 20-го отделения милиции Выборгского района города Ленинграда, написано:
” Я, оперуполномоченный капитан Егоров Б. К., принял от дежурного заявление гр. Сноба Ю. М. По существу содержания передал данное заявление по ведомству в районный отдел КГБ, как попадающее под их юрисдикцию. Заявление прилагается”.
Далее стоял штамп входящего документа подразделения КГБ, с резолюцией присвоить документам статус секретности и передать их в особый отдел при главном управлении КГБ по Ленинграду и Ленинградской области.
Текст заявления гласил:
” Я, Сноб Юрий Маркович, проживающий…. Довожу до вашего сведения: мой одноклассник Петрушевский Дмитрий, с которым учился два года в 10”А” классе школы N190, начиная с апреля месяца повёл себя очень странно. А именно: он стал общаться со сверстниками непривычным образом, манера разговора существенно отличалась от наших интересов и увлечений. Петрушевский приходил на занятия в состоянии алкогольного опьянения. Именно тогда появились особенности речи, пестрящие антисоветскими лозунгами и малопонятными западными терминами. А именно: “будущее за цветным цифровым телевидением”, “вы бестолочи не знаете своего будущего, где роль коммунистов никакая”, “телефонная связь - анахронизм, впереди технологии мобильных коммуникаций “, “КПСС вчерашний день”, “религия сопутствует процессу взросления”, “даже не знаете бабской анатомии, а всё туда же со своими гормонами”, “Сталин - эффективный менеджер”, “зоны не нюхали, бакланы”, “демократические ценности возобладают над тоталитарным строем” и многое другое. Мне удалось записать почти все его высказывания и реплики. В конце мая, незадолго до выпускных экзаменов, Петрушевсккий бросил школу. Где он сейчас не знаю. Как патриот своей страны, член ВЛКСМ, считаю такое поведение антисоветским. Прошу принять меры и готов дать полные показания по этому гражданину”.
- Что скажешь, Виктор Сергеевич? В свете документов с рассказами о ближайшем будущем - наш клиент. Навели справки, “туристу” только в декабре стукнет восемнадцать, работает на заводе “Русский дизель” учеником токаря. Заявителя вызвал повесткой, а этого Петрушевского надо срочно брать в оборот и повесить замок на длинный язык, не ровён час, натворит бед со своими знаниями. Вот установочные данные.
У Соболева разгорелись глаза, он ещё раз пробежался по строчкам доноса и передал его начальнику.
- Надо же, молодой совсем! Когда поедем в адрес?
- Завтра поедешь один, не маленький справишься. Задержишь прямо на заводе, меньше вопросов и шума. Он малолетка, на работу приходит к восьми. Договорись с начальником цеха. Я дам команду, прокатишься на служебной машине, нечего в общественном транспорте светиться. К десяти вези его в допросную, заявитель придёт на час позже. Начинай допрос, я загляну позже и попробую понять, как строить разговор с этим Снобом, ну и фамилия у стукача.
На следующий день, Соболев в девять утра вызвал на проходную начальника токарного участка. А ещё через пятнадцать минут в конторку мастера явился удивлённый Петрушевский.
- Здравствуйте, Дмитрий Сергеевич. Меня зовут Виктор Сергеевич, вот моё удостоверение.
На лице Петрушевского на миг отобразилось смятение, затем взял себя в руки и вежливо ответил:
- Здравствуйте. Чем могу вам помочь?
- Надо побеседовать по одному вопросу. Прошу вас переодеться и прокатимся к нам на пару часов. Паспорт у вас с собой? Очень хорошо. Я пройду в раздевалку с вами. Не переживайте: с мастером договорился, он закроет смену.
Ровно в десять старший лейтенант пропустил в кабинет Петрушевского. Предложил присесть, достал стопку бумаги и бланк допроса.
- Не догадываетесь по какому поводу вас пригласили?
- Хорошо хоть не задержали. Спрашивайте я открыт для вопросов.
Соболев внимательно рассматривал “туриста”. Обычный юноша, спортивного сложения, серые глаза, чуть скошенный набок нос, русые волосы, подошедшие к границе приличной длины по меркам времени, на лице пара порезов от безопасной бритвы (парень уже бреется), скромный костюм и поношенные туфли. Ничего особенного, лишь взгляд не подростковый. На сотрудника КГБ смотрели усталые, проницательные глаза, человека с большим жизненным опытом. Человека, который в два с лишним раза был старше и отягощён особыми знаниями.
- Дмитрий Сергеевич, вы не помните номер своего мобильного телефона? - Соболев долго продумывал первый вопрос, который задаст этому необычному человеку. От ответа зависела дальнейшая схема допроса.
- Отлично помню, назвать?
- Спасибо, не надо. Я так понимаю, что разговор у нас налаживается? Теперь расскажите, что изменилось в вашей жизни с апреля этого года. И то, что было до того?
Рассказ Петрушевского для Соболева напоминал увлекательное фантастическое сочинение. Он лишь изредка задавал наводящие вопросы для собранного и логичного изложения в протоколе. Заглянул полковник, сел в уголке и внимательно слушал исповедь “туриста”. В конце часа, он кивнул Соболеву и вышел. В финале своего повествования, Петрушевский глядя в глаза, спросил:
- И что теперь. Мне не надо объяснять, насколько тяжело быть вырванным из будущей жизни и начинать всё с начала. Оно, конечно, интересно, но куда деть груз сформировавшихся привычек и обязанностей 2016 года, а жена, сын, внучка, наши собаки? Я снимаю стресс по старинке: расслабляюсь алкоголем и сдерживаю себя от опасных откровений. Возможно по пьяни и пугал одноклассников, работяг на заводе, может и близких. Не знаю, мне очень одиноко и тяжело.
- А что же не пришли к нам сразу? Зачем понадобилось, чтобы разыскивали вас и везли сюда? Опыта и здравого смысла вам не занимать, ведь догадывались, что рано или поздно на вас обратят внимание органы.
- Виктор Сергеевич, я знаю историю гораздо лучше вас и прошлую, и будущую. Ваша служба всегда стояла на страже государства от внешних и внутренних врагов. Я чужой, а значит потенциальный враг! Вам проще стереть меня и спрятать глубоко в архив историю с этим прецедентом. Главное - всё должно идти и развиваться в русле генеральной линии ЦК КПСС во главе с товарищем Брежневым и так далее. Поверьте, я не антисоветчик, наоборот, истинный патриот, но кому нужна моя правда там, наверху. Вам может интересно, а вашим начальникам - нет! Ещё удивляетесь отчего не сдался сразу. У вас курить можно?
Соболев вместо ответа подвинул пепельницу. Закурил сам и передал протокол допроса.
- Распишитесь. Теперь послушайте меня. Никто вас не собирается “стирать”, как вы изволили выразиться. Не надо так плохо думать о людях нашей профессии. Но определённые ограничения в дальнейшей жизни, сколько бы она не продолжалась в наших условиях, мы обязаны наложить. Ограничения очень простые: держать язык за зубами, своими поступками не вызывать вопросы окружающих и тесно сотрудничать с нашим особым отделом. Вы забыли, что существует советская наука, для которой вы представляете неоценимый интерес. А если допустить, что вы не единственный, что существует особая лаборатория, работающая с попаданцами. Если предположить что учёные уже занимаются проблемами связанными с изучением будущего, парадоксами времени, четвёртым измерением и разработкой машины времени?
Петрушевский удивлённо уставился на комитетчика. Закурил новую сигарету и откинулся на стуле.
- Значит не так всё мрачно? Недооценил своё прошлое, вон оно как непросто.
- Я сказал, “если допустить”. Торопится не будем, насколько я понимаю, всю свою жизнь, вплоть до аварии на подстанции, вы помните? Вот бумага, ручка присаживайтесь к столу и сжато опишите свою историю до момента, как потеряли сознание. Подробно не надо, можно коротко и по порядку, не сбивайтесь на мелочи. Я вас оставлю в кабинете, через часок загляну. В туалет не надо? Вот и хорошо, работайте.
Соболев вышел из допросной и запер дверь. Прошёл пару кабинетов по коридору и постучался к Серебрякову. Тут дело подходило к концу, Сноб расписался в бумагах и пожал протянутую руку полковника.
- Юрий Маркович, значит договорились. Помните, что у нас остаётся ваша расписка о неразглашении государственной тайны. Огромное вам спасибо за выполненный гражданский долг, дальше мы сами, а вы эту историю забудьте как можно скорее. Всего хорошего, вот ваш пропуск.
Проводив заявителя до двери, Серебряков зашагал по кабинету, удовлетворённо потирая руки.
- Садись, Виктор, рассказывай.
6. Сексот
Соболев прокрутил свои впечатления от попаданца. “Объект”, если не знать всей подноготной, обычный подросток, ничем не отличающийся от сверстников. Куцая кепка, невыразительный пиджачок, но явно импортные модные джинсы и замшевые ботинки, подпорченные неаккуратной ноской. Запоминалась въевшаяся грязь под ногтями от работы на станке - типичный работяга, ученик токаря. Среднестатистический гражданин, будущее страны, её рабочий класс. Но глаза, с затаённой печалью и опытом прожитых лет, глаза взрослого, попавшего в непростую фантастическую историю человека. Начальник вопросительно смотрел на подчинённого. Старший лейтенант оторвался от своих мыслей и доложил:
- Парень толковый, но как специалист для нас не представляет интереса. Жизненный путь не совсем простой. Петрушевский рассказал, что в день провала или скачка в нашу действительность, закончил излагать свою биографию. Записи вёл в ноутбуке, то есть портативной электронно-вычислительной машине будущего. Все вехи перечислил, я попросил описать более подробно. Сейчас как раз излагает на бумаге. А пока, вот протокол допроса. Трудно объективно отметить его психологические, волевые и другие качества, ведь перед нами иной человек. Что посоветуете, Николай Трофимович?
- Я вот что думаю, Витя, оформляй его под негласную работу. Прижми за длинный язык по пьянке. Теперь ты его куратор. Когда закончит писать, протокол и остальные бумаги ко мне стол. Перед Москвой так и отчитаемся: оформили подписку на “негласника”. Это удобно: парень под надзором и пригодиться может в особых ситуациях.
Серебряков не уточнил, а Соболев попытался понять, что за особые ситуации. В силу небольшого опыта работы по профилю офицера КГБ, Соболев местами “плавал” в хитрых комбинациях и оперативных разработках авторитетного и опытного руководителя. Иногда жалел, что поддался на уговоры полковника и разменял карьеру физика, а точнее разделил между сотрудником спецслужбы и учёным.
- А если не согласится? Что у него в голове с такими-то знаниями?
- Никаких если, у него выбора нет! Мягко поднажми, этот паренёк тебе нужен в первую очередь. Бесценный экземпляр, будешь знать историю своей страны лучше любого историка. Ладно, чаю хочешь?
Что касается истории, Серебряков угадал и время подтвердило его правоту. Через час, Соболев отпирал дверь в комнату допросов, попросту “допросную”. Пертушевский сидел задумавшись и потягивал сигарету. Лицо парня расправилось, чувствовалось, что определённость подняла настроение и сняла часть вопросов. Соболев присел напротив и вежливо поинтересовался:
- Как ваши дела, Дмитрий? Времени хватило, успели изложить?
- Более-менее полно я изложил в мемуарах и ушло на это два года, На бумаге выжимки, основные вехи жизни, так сразу не опишешь. Лучше на словах, вы ставьте вопросы, я отвечу. И что сказало начальство?
Соболев удивлённо уставился на собеседника, выражение “ставьте вопросы” из сленга разведки. Соболев помнил из курса дисциплин по методам допроса в школе КГБ. Но как сообразил о диалоге с полковником?
- Догадались? Ну что здесь удивительного, субординацию никто не отменял. Вашу судьбу решаю не я один. Давайте побеседуем, расскажите о своих родителях.
Часа полтора они разговаривали, пили чай, курили и приглядывались друг к другу. Со стороны выглядело как обычно: сотрудник ведёт допрос, но в этот раз ситуация была интересней и гораздо глубже. Соболев был старше на шесть лет, носил погоны и работал закрытом ведомстве, вызывавшем у простых людей спрятанный в генах трепет и страх. Зато Петрушевский в перестроечные годы читал массу публикаций о роли органов государственной безопасности, под аббревиатурами НКВД - НГБ - КГБ, в судьбах миллионов сограждан. Закрытая нынче информация, о которой сам Соболев почти не знал, а лишь имел допуск к ведомственным документам, давно прописалась в период гласности. Тут Петрушевский был значительно впереди старшего лейтенанта. И когда подросток как бы в шутку спросил: “вербовать будете?”, Соболев вновь растерялся.