Деполитизация стала основой «новой политики», и в этом есть много положительного. Откровенно говоря, России сейчас, действительно, не до политики: возня тщеславных и ограниченных себялюбцев — «лидеров», вялых полупенсионных организаций маргиналов-неудачников, игры в партийные шашки лоббистов-олигархов друг с другом и с административным аппаратом — все это никак не затрагивает ни населения, ни реальных проблем, ни конкретных идей и стратегий. Показательно, что у российских партий нет даже намека на последовательную философию политики, повсюду — случайный конгломерат разрозненных популистских лозунгов. Ни у одной из партий нет ни идеологических журналов, ни институтов, ни внятных экспертных центров, ни интеллектуальных фондов. Позитивная сторона деполитизации делает главным и почти единственным политическим субъектом самого Путина, дает ему необъятный мандат политической свободы. То, что ему ничто не мешает, само по себе замечательно: Путин отныне фокус российской политической жизни, полюс ожиданий, надежд и чаяний. Деполитизиация дошла сегодня до своей критической черты, где Путин вполне может сказать, перефразируя Людовика XIV: «политика — это я». Но тут обнаруживается второй аспект проблемы: «если Путин и есть политика, то каково политическое содержание самого Путина?» Конечно, большинство россиян угадывают Путина, интуитивно расшифровывают — даже не столько его слова, сколько его молчание. Микрожесты, мимика, движения, интонации Путина, безусловно, само по себе уже «политический курс», в основных чертах понятный и принятый населением. Путин за Россию, Путин не Ельцин, Путин против олигархов, Путин за повышение ВВП, Путин против безобразий, терроризма и экстремизма, Путин за модернизацию, Путин независим и самостоятелен, Путин силен, отчасти жесток, отчасти терпелив. Это вполне годится на роль политической повестки дня. Это и есть наша политическая повестка дня, но отныне она — по самой логике развития социальных процессов — должна быть переведена из подразумевания в ясные отчетливые формулировки, из намеков — в утверждения, из настроения — в идеологию, из поползновений — в стратегию, из пожеланий — в план. А это требует нового курса.
Демонтаж того, что подлежало сносу, завершен. И на том предыдущем этапе, наверное, действительно, тактически было правильно сообщать нации о второй — позитивной — половине программы лишь намеками. Это деморализовало противников, путало планы тех сил, которые, консолидировавшись, причинили бы серьезные неприятности, если бы Путин провозгласил заранее, что он хочет получить в конечном итоге. Но теперь ситуация существенно, качественно, глубинно изменилась. То, что было достижением предшествующего этапа — деполитизация — в свою очередь, становится угрозой, препятствием, вызовом. Годы эффективной ставки на «технологии» создали в управлении страной определенную инерцию, стали «традицией». И определенным политическим игрокам путинской команды, которые были оптимальны, эффективны ранее, трудно остановиться, перестроиться. А значит, и на самого Владимира Владимировича будет оказываться определенное влияние: раз система намеков и технологий так эффективно сработала ранее, давайте сохраним этот же стиль, давайте создадим новые искусственные политические проекты, блоки и партии, раздадим карты, а потом снова их успешно разложим на составляющие и спутаем. Это искушение пустотой, бессодержательностью. Искушение аполитичностью, отсутствием политики.
Ряд знаковых назначений последних лет на вершине российской власти показывает, что этот сценарий — замораживания деполитизации — вполне реалистичен. Технологическое манипулирование демократией, обоснованное ранее, сейчас может остаться основной стратегией и задержать, а то и вовсе отменить содержательное наполнение российской политической жизни новым — качественным, путинским, державным смыслом. Иными словами, главный субъект российской политики — Владимир Владимирович Путин сегодня стоит перед дилеммой: строить ли на пустом месте новую смысловую политическую конструкцию, делегировать ли, в первую очередь — своим сторонникам из «Единой России», Правительства, Парламента и Совета Федерации мандат на выработку органичной, последовательной идеологии, национальной стратегии, актуальной политической философии или оставить все как есть; законсервировать статус-кво, дергать за ниточки послушных и бессубъектных марионеток, от которых ничего, по сути, не зависит. Этот выбор не очевиден и в любом случае сопряжен с риском. Если Путин решится на строительство содержательной политики, идеологическое оформление полноценной стратегии, он инвестирует свой личный капитал в политическую систему, которая в перспективе сможет жить и развиваться независимо от него. В этом случае Путин делится той концентрацией политической субъектности, которая накоплена им, с другими. Причем не только со своими последователями, но и с возможной оппозицией, которая получает идеологическую легитимацию, содержательность и возможность полноценного идейного и политического диалога. Риск для Путина — очевиден, но такова цена за место в истории, за создание чего-то большего, нежели отдельная личность и даже ее самая головокружительная карьера.
Но может быть избран и второй путь — «консервации пустоты». Режим деполитизации сохраняется, политические силы и партии остаются номинальными и управляемыми, технологии имитируют политику, оппозицию, продолжая подменять реальность спектаклем, проявления общественных, экономических интересов, борьбу идей — нервным шоу, демократию — отталкивающей имитацией. Это не менее рискованно для Путина, так как в итоге разочарует и его сторонников, и мыслящий класс, и — при возможных социально-экономических трудностях — широкие слои населения. Уже сегодня бессодержательность СМИ, партийной и парламентской политики, неясность и непоследовательность экономико-социального курса вызывают растущее раздражение, которое гасится только агрессивными манипуляциями кремлевских технологов. Эта проблема будет нарастать, и не исключено, что сама «пустота» станет для Путина источником серьезной политической угрозы. В любом случае специфика современной ситуации такова, что область рождения и созревания политической философии, национальной стратегии, новой государственной идеологии еще некоторое время будет находиться вне прямой партийной политики. В сложившейся системе резко возрастает роль, статус и значение общественных движений и организаций, которые — в силу их формальной отделенности от политических (манипуляционных) процессов — пользуются свободой от навязчивого контроля «управляемой демократии». Реальная политика в России должна органически состояться, вызреть и укрепиться в мыслящем сегменте реального общества; именно там, видимо, начнутся процессы выработки содержания, тогда как на поверхности в лучах политической рампы еще какое-то время будут по-прежнему кувыркаться веселые клоуны или невеселые неуклюжие дрессированные животные. Путину предстоит найти ход к континенту политических смыслов, к тайной стихии содержания. Это, безусловно, его проблемы, но это и наши с вами проблемы. Ведь он — это мы, а мы — это он. Свято же место пусто не бывает.
Путин и пустота
От консервации пустоты Путину на душе грустно. Он редко смеется, улыбается только ртом, глаза остаются встревоженными и напряженными. Он явно что-то подозревает. Что-то движется против него, ползет, извивается, прячется… Все время ощущение какого-то тайного сырого неприятного присутствия. Но как только рука Путина пытается его схватить, зафиксировать, оно ускользает от него, и снова нападает чувство тревоги.
«Только чайки кричат, одиноко кричат…»
За первый восьмилетний президентский цикл Владимир Путин демонтировал ельцинскую политическую систему. До основания. Не трансформировал, не преобразил, а развинтил. Он делал это последовательно и тихо, со спокойно-тревожным блеском в грустных санкт-петербургских глазах, где плавают серые волны холодной Невы и там и здесь мелькают серые вспышки чаек над мелкой рябью. Накануне выборов Президента Путин смотрит на политическую карту России — плод своих усилий и что-то думает. Что? Никто не поймет до конца этого сдержанного человека, он умеет скрывать эмоции и мысли ото всех. Он смотрит вокруг себя — на партии, экономические кланы, конкурентов, сподвижников и не видит никого. Он сломил все формы фронды, распутал все интриги и узлы оппозиции, приморозил к полу то, что двигалось в подозрительном для него направлении. И везде он достиг успеха. Изгнаны и посажены бунтовщики-олигархи, высмеян, смят и расстроен национал-патриотический лагерь, с которым билась и забавлялась власть при Ельцине, по струнке движутся губернаторы и члены Совета Федерации, всесильный мастер политических сновидений Александр Волошин «исчез в неизвестном направлении», туда же отправился ельцинский переговорщик Касьянов — отставлен вместе с кабинетом…. А за ними и все остальные ельцинские кадры по списку. Почти все. Из думы же без вести пропали СПС и «Яблоко», удрученные победой патриоты из четырех смирных партий, слившихся в единый серый комок, тихо замерли на скамейках, злобно озираясь покорным взглядом в никуда. Ничего, совсем ничего.
Путин один на один с ничто. Нет соперников, конкурентов, врагов, оппонентов. Вокруг пустота. Она-то и есть главный враг, субъект диалога, соперник и оппонент. Путину предстоит сразиться с пустотой. Но эта серая, тягучая пустота живет, копит в своей вакуумной утробе злорадный смех, ядовитый укус. Она растворяет Путина, давит на уши, приходит в полночь, скребется изнутри. Победив всех, Путину осталось справиться только с ней, с ее величеством пустотой, и, даст Бог, мы — страна, народ, общество — тронемся с мертвой точки, из нулевого цикла, в который сбросила нас катастрофа перестройки и реформ.
Новый год без политиков и «голубых»
То, что в российской политике накануне переизбрания Путина на второй срок все изменилось, легко и наглядно было показано в новогоднем эфире. Кроме переодетого матросом Жириновского, который старательно и аккуратно исполнил легкий рэп, на российских каналах полностью отсутствовали политики. Впервые за последние десятилетия, ведь раньше вместе с певцами, клоунами и юмористами, подвыпившими телеведущими и лучезарными спортсменками, всю новогоднюю ночь кувыркались в бенгальских огнях и искрах шампанского немцовы и хакамады, шандыбины и явлинские, кириенки и чубайсы. Политики были частью шоу-жизни нашего народа, они вплетались в медиапланы наступающего года и по объему их новогоднего мелькания политологи строили прогнозы: «акции Явлинского упали», а «Хакамаду с Надеждиным будут раскручивать», «Райкову ничего не светит», а вот «Жириновский снова в фаворе у власти». В ту новогоднюю ночь удивленные политологи впервые сухо пометили в блокнотах: ничего не было, одни юмористы и жалкий голосок девушек из «ВИА ГРЫ». Никакой политики теперь не будет. Вернее, будет, но в другом статусе. Путин спроецировал свой индивидуальный сценарий года на чутких составителей новогодних эфиров — во всех монтажках после обнародования результатов выборов 7 декабря 2003 года безжалостно затирали заранее заготовленных немцовых и хакамад с бубнами и маракасами… Их игривые песенки победы выглядели бы кощунством. А вместе с ними стерли и всех остальных. Это знак. Прощайте примелькавшиеся и такие знакомые россиянам рожицы… То, что вы хотели нам сказать, отныне будут сообщать Задорнов, Петросян и Киркоров. В лучшем случае «Ночные снайперы». Самый удачный теленовый год тогда, кажется, прошел на «Рен-ТВ». Самый путинский. Название говорило обо всем. Начинается исход голубых из телевидения. «Голубой» огонек — это не по-путински. Хотя выдержать чистоту «неголубизны» не удалось и на «Рен-ТВ», но все же пропорция мордатых полунонконформных гетеросексуалов и нормальных теток в прозрачных пеньюарах была внушительной. Шнур был хорош, он явно символизировал «питерских чекистов».
Год Сурка
Мы, политологи, знаем имена тех, кто привел Путина к пустоте. Самая большая заслуга в этом принадлежит Владиславу Суркову, заместителю главы Администрации Президента. Его по праву можно назвать не только «человеком года», но и всей путинской первой восьмилетки. Сурков знал ельцинскую систему до мелочей, как самый высококлассный программист знает устройство операционной системы. Ему ничего не стоило запустить новую программу или вбросить смертоносный вирус в партию или иную политическую организацию. Как никто другой, Сурков, когда-то женатый на владелице салона кукол, осознавал инструментальный характер политического театра Ельцина. Сурков был активным игроком политических разводок еще тогда, когда могущественные олигархи устраивали между собой национальные войны, швыряя друг в друга телеканалы, политические партии, целые отрасли промышленности под носом у осоловелого, бессмысленно тиранического Ельцина. Владислав Юрьевич работал в ЮКОСе, в «Альфа-банке», в Думе, в области пиара и ТВ (с Гусинским и Эрнстом). Сурков, видимо, лучше всех остальных технологов того времени понял, как сопрягаются между собой олигархи, телеканалы, звучные лозунги, политические партии, думские фракции, областные интересы и т. д. Политическая Россия была для него как освоенный «кубик Рубика», он легко мог собрать его, и при необходимости тут же спутать разноцветные шашечки.
Сурков поднялся именно при Путине, как «спец», стремительно схвативший заказ нового начальства. Патронируемый Волошиным Сурков был наиболее действенным — главным — модулем в создании «управляемой демократии». Пришедшие вместе с Путиным «питерские патриоты» и «силовики» уступали Суркову в главном: в понимании основных приводных ремней российской политической операционной системы. Сурков понял (в общем-то, все это поняли), что Путин явно стремился с самого начала сократить количество центров власти в России, проредить игроков, и с энтузиазмом взялся за это. По сути Сурков принялся сдавать своих — олигархов, региональных баронов, телемагнатов и, наконец, демократические партии, то есть те структуры, которые доминировали в ельцинской системе и которые на разных этапах входили с Путиным в противоречие. Путин взял курс на борьбу с другими игроками, которых он переместил в лагерь «противников», но исполнил эту борьбу застенчивый и улыбчивый политтехнолог Владислав Сурков.
Суркову, в отличие от «питерских», у которых все постоянно падало из рук, на удивление удавалось все. Как в фильме «День сурка», Владислав Юрьевич по многу раз одним и тем же остроумным приемом обводил вокруг пальца партию за партией, олигарха за олигархом, губернатора за губернатором, политика за политиком, и всякий раз цикл начинался заново. Так мог действовать только тот, кто был абсолютно уверен в механистичности всей российской политической системы, в ее полной искусственности и неорганичности. По многу раз повторяя систему обещаний и невыполнений в отношении всех основных политических игроков, строго и эффективно исполняя при этом указания Путина, Сурков разогрел политический механизм до такой степени, что произошло короткое замыкание. Посадка главы ЮКОСа, непрохождение в думу либералов, смена незыблемых президентов Рахимова и Шаймиева и даже самого Лужкова — за всем этим напрямую стоял именно Сурков. На сегодня заказ выполнен, поле расчищено, игроков в российской политике больше нет. Грустный Путин с редкими чайками в глазах смотрит в окружающую его тьму. Прошлый год, как и позапрошлый, как и позапозапрошлый, был очередным годом Сурка.
Бойкот и его срыв
Перед глазами до сих пор стоит картина: вчерашние игроки, павшие жертвой путинской стратегии, в декабре 2003 года судорожно пытающиеся предпринять хоть что-то перед президентскими выборами. Скорее всего, вдыхающий сырость Темзы опальный олигарх, как самый быстро соображающий, первым предложил: раз Путин низвел всех оппонентов до микроскопического размера и сопротивляться этому далее бессмысленно, давайте оставим его наедине с самим собой, предоставим его пустоте, а сами сосредоточим усилия на его «демонизации» в глазах Запада, Так Березовский (кто же еще) тогда решил использовать пустоту против Путина. А значит, прав был Президент, тревожно всматриваясь в нее. Пустота может кусаться. В результате в далеком декабре 2003 года в среде поверженных олигархов, либералов и других фрондеров родился план бойкота. Смысл состоял в следующем: «Яблоко», СПС и КПРФ не выдвигают своих кандидатов в президенты и тем самым Путин будет вынужден конкурировать с шутовской фигурой Жириновского и с еще более невразумительными маргиналами. Если нашему народу такой сценарий был бы безразличен — безальтернативность Путина понята и принята всеми как данность, то для Запада это был бы действительно серьезный аргумент, чтобы сдвинуть Путина в разряд «правителей оси зла» — таких как Ким Чен Ир, Лукашенко, Ахмадинежад и т. д. Этот проект мог стать началом довольно серьезной антироссийской кампании.
И снова на решение этой проблемы был брошен Владислав Юрьевич. Результаты его невидимой работы мгновенно дали о себе знать: пустота была экстренно задрапирована. Для начала Сурков обошел угрозу бойкота со стороны КПРФ угрозой выдвижения Глазьева и давлением через подчиненных Кремлю Семигина — Купцова. Компромиссный вариант выдвижения Харитонова устроил всех: Зюганов оправдался перед олигархическими спонсорами, а крупная оппозиционная партия согласилась на участие в президентских выборах — тем самым легитимизировав их. Дальше — больше: шутовской имидж Жириновского в сочетании с Путиным был бы довольно скандальным, особенно на фоне подскочившей популярности ЛДПР. И здесь проблема решается выдвижением от крупной парламентской партии невразумительного персонажа из охраны, который будет присутствовать и участвовать, но предельно дисциплинированно и безмолвно. И, наконец, последняя точка в легитимации выборов — вброс в них Хакамады. Этим была пробита брешь в позиции наиболее стойко придерживавшихся изначального сценария бойкота либералов.