Вторым ударом пробило столешницу и переломило ножку у стола; тот упал, образовав некое подобие укрытия, куда я и спряталась, не дожидаясь, пока не выдержат потолочные балки. Машинально прикинув, как именно меня должно было отбросить, устроилась под выдвижным ящиком, специально ударившись об него головой для правдоподобности, и машинально восстановила заклинание-фильтр, собираясь с мыслями.
Еще трое. При всем желании я не тяну на невинную овечку, но из-за моей неосмотрительности пришлось убить еще троих - и пусть любой, кто войдет сюда, будет уверен, что смертоносное плетение начала погодница, позабыв о взрывоопасных веществах в лаборатории, но все же, все же…
Нет, это не угрызения совести. У той, что так часто тянет за ниточки, не может быть трепета перед чужой жизнью и тем более - смертью.
Просто иногда я ненавижу себя даже больше, чем того неизвестного гаденыша, подсыпавшего отраву в мои благовония. Даже больше, чем все человечество, додумавшееся и до гаденышей, и до отрав, и до демоновых благовоний, которые почему-то именно тогда никто не проверил.
Глава 17. Забота
По ту сторону растет огромное дерево, и вокруг него царит вечная метель.
Ветер воет тоскливо, с надрывом, рыдает где-то вверху, рассекаемый голыми ветвями. Тоненькие нити трепещут в холодных потоках, слабо сияя в темноте. Снег падает крупными пушистыми хлопьями, мгновенно подхватываемыми торжествующей вьюгой - серовато-белой, как небо над моим самым родным и самым ненавистным городом.
Здесь все иначе. Иногда мне кажется, что только за Гранью - настоящая жизнь: в дрожи ветвей, в безумном танце сияющих тоненьких ниточек-душ, в свисте ветра и неисчерпаемой, громадной силе, которой пропитан каждый вздох. Говорят, со временем мир по ту сторону теряет свое очарование, - но я не верю. Здесь - словно в открытом океане: незваного гостя охватывает либо животный ужас, либо священный трепет и безудержный восторг - но равнодушие способен испытывать лишь тот, кто провел на волнах всю свою жизнь.
Первое правило некромантии гласит: никогда не задерживаться за Гранью дольше одной ночи. Здесь в воздухе разлита безграничная мощь, и напиться ею невозможно - а вот захлебнуться, как соленой водой, - очень легко.
За призрачно тонкой Гранью, отделяющей реальный мир от загробного, пробуждается Та, Что Сильнее Меня. Та, что лучше меня, мудрее, отчаянней.
Та, в чьей голове в миг, когда меня не стало, поселился неизбывный волчий вой, не смолкающий ни на секунду.
Та, что кричит: выпусти меня! Дай вздохнуть! Пусти на волю!
Та, что бьется, царапается, в бессильной ярости молотя когтистыми кулаками по нереальным стенам той темницы, в которую ее загнали чужие ожидания и ее долг.
Та, что не замолкает, не утихает, пока не добьется своего, чего бы ей это ни стоило.
Та, что взялась ненавидеть и мстить вместо меня.
Та, которой еще не все равно.
Я никого не боюсь так, как ее. И никому не завидую так же сильно.
Она живет лишь здесь, в царстве ночной метели и беззвездных небес, среди плача ветра и чужих надежд - моя королева, королева несбывшегося, запертая мной же в клетке голых ветвей и тоненьких нитей; и я почти готова забыть о Первом правиле, чтобы еще немного побыть ею. Но мое “почти” продлится ровно столько, сколько необходимо, чтобы Хелла не осталась без наследника: я - это я, Эданна Адриана Таш ри Эйлэнна, и до Той, Что Сильнее Меня, мне не хватает около двенадцати месяцев, нескольких дюжин учебников и отточенного умения посылать всех в задницу, когда хочется.
Поэтому я должна собраться с духом, глотнуть напоследок холодного воздуха, насквозь пропитанного сладкой, недоступной силой, и вернуться за Грань, - к живым, которые до сих пор верят, что я по-прежнему одна из них.
*
Первым вернулся слух. В реальном мире звуки растеряли половину тональностей и подтекстов, но, тем не менее, никуда не делись: тихий шелест бумаг, напряженное перешептывание на родном наречии и удаляющиеся шаги. Следом пришло осязание: я лежала на чем-то мягком, а на кончиках пальцев все танцевали ажурные снежинки, принесенные из-за Грани, и больше всего на свете хотелось вернуться обратно… но пришлось, как обычно, пересилить себя и открыть глаза.
Похоже, меня успели опознать и перетащить в посольство: характерный хелльский размах в архитектуре и минималистский дизайн помещений ни с чем не спутаешь. В огромной комнате с большим окном стояла одна кровать да книжная полка у противоположной стены. Потолок безнадежно терялся где-то наверху, и, судя по отдаленному поблескиванию, кто-то все-таки умудрился повесить туда люстру - хотя было очевидно, что в таком деле не поможет ни одна стремянка; на такой высоте куда актуальнее заклинание левитации или, по крайней мере, летающая пластина.
В спальне никого не оказалось, так что я, пользуясь отсутствием целителей и лекарей, бодро соскочила с чужой кровати… и обнаружила, что такой поворот событий какая-то чрезмерно догадливая сволочь предусмотрела: не выбежишь же в чужой ночнушке в коридор посольства! Я растерянно одернула длинный подол (вот демон, неужели кто-то в этом действительно спит?!) и, наскоро оглядевшись и, естественно, не обнаружив свою рабочую робу, вышла в центр комнаты.
В животе неуклюже заворочался склизкий комок страха - и я уже почти привычно подняла руки на уровень груди, втянула в себя воздух - и резко опустила, с шипением выдохнув.
От этого никуда не деться, так что нечего трусить и тянуть время, все равно придется проверять.
Простенький выпад с воображаемым мечом. Заклинание-светлячок, которому учат детей, что боятся темноты. Базовая позиция классического вальса - раз-два-три…
Жуткая ежеутренняя перекличка: живые пальцы - девять на руках, десять на ногах; корпус вроде держится под нужным углом; голова набок не заваливается; мышцы лица - я нарочно дернула щекой и сощурилась - в норме… демон его знает, что творится внутри, но, судя по внешним признакам, мне отмерен еще как минимум один день.
Взбодрившись, я сунулась к книжной полке - и пришла к простенькому выводу, что либо господин посол увлекается дешевой околонаучной фантастикой и ни разу не читал конституцию Хеллы, либо одна чрезвычайно загадочная личность успела разузнать последние новости о моем местонахождении и тут же бросилась обо мне заботиться изо всех сил. Знакомый почерк угадывался и в идее одеть меня в демонову ночную рубашку, и в выборе литературы, и в том, что одеяло на кровати оказалось шерстяным, несмотря на разгар лета, и…
Я невесело хмыкнула, машинально выплетая заклинание мысленного общения, поскольку меня прямо-таки распирало немедленно этой самой личности сообщить:
- Фирс, ты нереальный зануда! Мог бы хоть справочник по травоведению подсунуть!
Он отозвался мгновенно, сразу расставив все на свои места:
- Чтобы чудом выжившая при взрыве Эданна Хеллы первым делом сунулась готовить себе антидот на развалинах погодной башни? Я уж не говорю о том, что для всей Павеллы ты - несчастная пострадавшая девочка, которой положено пребывать в шоковом состоянии, а не рыскать по книжным полкам!
- Вот и я говорю, что ты зануда, - невольно я расхохоталась, и смех эхом заметался по полупустому помещению. - Ты хотя бы заглянешь? Или ситуация несколько сложнее, чем хотелось бы?
- Если только в том плане, что теперь я должен Роллине совершенно заоблачную сумму, - пришла чужая мысль, окрашенная в грязно-зеленый цвет той самой жабы, которая душила придворного художника. - Загляну, заставлю выпить ингибитор и предложу набить морду Тамазу в качестве культурной программы.
- Он натворил что-то еще? - нахмурилась я.
- Что-то еще? - эхом повторил Фирс. - Так, я сейчас приду, и ты мне все подробно расскажешь, а потом пойдем бить морду фею.
- Хорошо, - растерянно согласилась я, впервые задавшись вопросом - а где же это мы с Фирсом так прокололись, что Тамаз заметил мои не афишируемые таланты? - но ничего более-менее адекватного в голову не пришло. Зато я наконец сообразила, что стоять босиком на мраморном полу - не слишком удачная идея, и залезла обратно на кровать. Шерстяное одеяло пришлось как нельзя кстати.
Глава 18. Кстати
Папа, обнаружив меня в подобной ситуации, первым делом обнял бы меня, успокаиваясь, а затем во всех подробностях принялся расписывать, что могло произойти с Хеллой, не выберись я живой. Наставник презрительно сморщил бы нос и назвал с десяток ошибок и мелких недочетов как в провернутом плане, так и в финальном заклинании, после чего предложил бы повеситься, дабы не оскорблять великую магическую державу своим присутствием. Безымянный принц действовал бы по всем канонам сложного ирейского этикета: выразил неописуемую радость по поводу того, что я жива и невредима и, кроме того, прекрасно выгляжу; и непременно поинтересовался бы, чем он может помочь, чтобы сделать мое существование еще более замечательным, но хотя бы чуточку менее опасным.
И только Фирсу, чтоб его все Темные драли, могло прийти в голову с порога всучить мне порцию ингибитора и, дождавшись, когда я приму лекарство, молча отвесить наследной принцессе Хеллы подзатыльник!
- А как же военная субординация и все такое? - устало поинтересовалась я, поленившись возмущаться на тему: “За что?!” - ибо и так ясно: если начну, мне подробно распишут с десяток возможных причин.
- Я не военный, - как ни в чем не бывало отбрил придворный художник, придирчиво рассматривая мою заспанную физиономию.
- М-да? - скептически протянула я. - Аррианская “Ашка”, надо понимать, за тобой погналась именно по этой причине?
Фирс страдальчески поморщился:
- Знаешь, я очень надеялся, что от подобных вопросов тебя немного отвлечет культурная программа…
- Да, кстати, где она? - совершенно по-детски повелась я - и тут же спохватилась, обиженно надув губы. - Фирс! Давай рассказывай!
Художник пакостно ухмыльнулся и взъерошил мне волосы - и без того, прямо скажем, отнюдь не безупречно уложенные. Я с возмущенным писком оттолкнула его руку, но тотчас же в нее вцепилась, дабы не позволить этому манипулятору доморощенному позорно дезертировать.
- Рассказывай! И имей в виду, мне просто демонически интересно, что ты творил с птичьими костями!
- Ты так все равно не сможешь, - подзадорил Фирс, присев на край кровати, и неожиданно тяжело вздохнул. - Но история все равно долгая и неприятная, так что я бы на твоем месте сначала умылся и позавтракал.
- Страданье плоти возвышает дух! - провыла я, не желая играть в поддавки. Хватит, насекретничался. - Пока не расскажешь, буду ходить неумытая и бурчать на всех голодным царским животом!
Художник невольно фыркнул и предпринял вторую попытку взъерошить мне волосы, но на сей раз я была начеку и хулиганствующую руку изловила еще на подходах.
- В общем… - потерпев полное фиаско в наступлении на мою прическу, Фирс слегка погрустнел и уставился куда-то в противоположную стену. - Не знаю, успел ли твой наставник поведать тебе поучительную историю о народности ташиев, которых уже четвертый век подряд за нежелание приобщиться к аррианской церкви гоняет вторая по счету правящая династия, и все без толку…
- В общих чертах, - я пожала плечами. - Что-то там про непоколебимую веру в силы дикой природы и поклонение джунглям.
- Ага, - рассеянно кивнул художник. - Жалкое племя в пару-тройку сотен человек, с которым не смогла справиться вся аррианская армия. Их сила - в вере. Я, по совести, так и не понял основной механизм их посвящения, но факт остается фактом - один воин ташиев стоит доброго десятка пехотинцев, а уж про шаманов и заикаться нечего. Самое забавное, когда один из аррианских королей сообразил, что простой облавой не обойтись, и приказал выжечь джунгли на многие мили вокруг всех городов… его приказ честно выполнили. Изловили несколько не совсем адекватных граждан Аррио, вопивших что-то про непреодолимую силу, но - ни одного ташия. А уже на следующее утро джунглями поросла не только выжженная территория, но и окраины городов. Ничто не могло проучить людей так эффективно, как необходимость выкорчевывать вековые деревья из собственной кухни и отстреливать диких животных по некогда ухоженному садику. И когда основательно рассердившийся монарх приказал выжечь вообще все джунгли, его преданный народ дружно послал венценосную особу по дальнему адресу.
- Не могу сказать, что это особо поучительно, - флегматично заметила я. - А ты-то тут каким боком? Только не говори мне, что ты вождь племени ташиев, скрывающийся от Его Величества.
- Нет, - усмехнулся художник. - Наоборот… наверное, я должен был сразу рассказать, - вздохнул он. - Но сначала я вообще боялся настоящим именем называться, не говоря уж о том, чтобы выдать себя хоть кому-то.
- Фирс, - с нажимом протянула я, проворно цапнув придворного живописца за рукав. - Колись. Хватит тянуть кота за хвост.
- Ладно, ладно, - поморщился он. - На Аррио был один такой ученый, Вагнер Бланш…
Через четверть часа выдохшийся придворный художник сидел, понуро уставившись в пол, а я с неожиданным спокойствием рассуждала вслух:
- Подобное различие в способностях у подопытных одной группы, которых специально выбирали по возрасту, типу характера и боевым параметрам, должно быть вызвано либо особым мировоззрением, либо зачаточными способностями к магии… но их бы я почувствовала. Твоя тоненькая ниточка в полном порядке, она точно так же привязана к Древу, как и остальные, и в мир духов не попадает ни один завиток. В детстве, если верить честному аррианскому слову, особых травм, как физических, так и психологических, у тебя не было. Остается только вопрос о мировоззрении. - К этому моменту Фирс совсем поник, поскольку явно ожидал от меня чего угодно, но только не интереса к своим способностям, так что я поспешила завершить монолог: - А второго такого зануды, как ты, в выборке точно не было!
- Ну спасибо, - насупился художник.
- Обращайся, - щедро позволила я. - Ты мне вот что скажи: раз ваш отряд сумел найти стойбище ташиев, значит, и ты сумеешь почуять капитана “Ашки”?
- Только если Мэтт не будет мыться пару недель или сильно перепугается, причем при условии, что он будет находиться не дальше десятка шагов от меня, - хмыкнул Фирс. - Это воины ташиев - следопыты. А во мне проснулись способности шамана. Максимум, что я мог бы сделать, - спросить у Джунглей, но вся проблема в том, что на Павелле с ними напряженка.
- Ясно, - нахмурилась я. - Но что тогда? Нельзя допустить, чтобы Мэтт и счастливчик из третьей капсулы остались в живых! Судя по тому, что они собирались сделать из тебя сюрприз ко дню рождения Его Величества, “Амагильда” действовала по собственной инициативе, а значит, выследили тебя без помощи вышестоящих организаций!
- С чего ты вообще взяла, что во второй капсуле был именно Мэтт? - поинтересовался художник. - На корабле было около восьми человек! Я уж не говорю о том, что в любую из капсул (а то и в обе!) могли попросту заползти зомби.
Я наградила Фирса подозрительным взглядом: о том, как выбиралась с “Амагильды”, я ему еще не рассказывала. Да и вообще, по совести, предпочла бы на эту тему промолчать…
- Ой, ну вот попробуй мне докажи, что ты не подняла ни одного из убитых! - ухмыльнулся художник. - Не могла же ты активировать систему самоуничтожения в одиночку.
Я устало потерла переносицу. И зачем мне вообще язык? Этот демонов недошаман и без слов меня отлично понимает, в случае чего - переведет…
- Мэтт жив. Не веришь в женскую интуицию - да ради Ильвен, но если сомневаешься в моих способностях к некромантии, я лично изготовлю из тебя зомби, способного только соглашаться.
- О, но соглашаться ведь можно не со всем… - насмешливо протянул Фирс, ничуть не испугавшись, и тотчас посерьезнел. - В любом случае - обе капсулы на Павелле. Роллина сказала мне, где примерно они могли приземлиться, но, учитывая масштаб и ее глазомер… - художник виновато развел руками, предлагая оценить масштабы катастрофы. - И, кроме того, смерть спасшихся при кораблекрушении, конечно, обезопасит и тебя, и меня, но имей в виду: если кто-то - неважно кто - станет убивать Мэтта в моем присутствии, я попытаюсь помешать. Для духов шаманы святы, и они не дадут мне спокойно стоять в сторонке.