На самом деле все не так. В смысле, меня это не беспокоит. Раньше я переживала по этому поводу, но потом Джесс несколько раз спас мне жизнь. После этого я вроде как смирилась с его присутствием.
Единственное, что меня волновало – так это когда он брал мои диски и, дослушав их, не клал на место в правильном порядке.
– Это не так, – сказала я.
– Что не так?
– Меня не беспокоит то, что ты здесь живешь. – Я поморщилась. Неудачный выбор слов. – Ну, не то, что ты здесь живешь, поскольку… Я хочу сказать, меня не волнует, что ты остаешься здесь. Просто я…
– Просто что?
– Просто я никак не могу понять почему, – выпалила я, прежде чем растеряла последние крупицы смелости.
– Почему что?
– Почему ты остаешься здесь так долго.
Джесс молча смотрел на меня. Он никогда ничего мне не рассказывал о своей смерти. Честно говоря, он не особо распространялся и о том, как жил, прежде чем умер. Джесса на самом деле трудно было назвать общительным, он был довольно скрытен, даже для парня. Хотя в этом, в общем-то, нет ничего удивительного, если принять во внимание, что он родился за сто пятьдесят лет до Опры и знать не знает, что гораздо лучше делиться своими чувствами с окружающими, не держа переживания в себе.
С другой стороны, я не могла не подозревать, что Джесс был прекрасно осведомлен о собственных чувствах и просто не имел ни малейшего желания делиться ими со мной. То малое, что я о нем узнала, – вроде его полного имени – я почерпнула из старой книги по истории Северной Калифорнии, которую откопал Док. У меня никогда не хватало духу расспросить об этом Джесса. Ну понимаете, о том, как он собирался жениться на своей кузине, которая, как оказалось, влюбилась в кого-то другого, и как Джесс таинственным образом исчез по дороге на церемонию бракосочетания…
Просто такого рода вещи не так-то легко обсуждать.
– Конечно, если ты не хочешь говорить об этом – не вопрос, – заявила я после короткой паузы, в течение которой стало ясно, что Джесс не собирается ничего прояснять. – Я надеялась, ну знаешь, на открытые и честные отношения, но если я слишком многого прошу…
– А как насчет тебя, Сюзанна? – перешел он в наступление. – Ты была со мной открытой и честной? Мне так не кажется. Иначе с чего бы твоему папе так меня преследовать?
– Папа тебя преследовал? – ужаснулась я.
– Nom de Dios , Сюзанна, а ты думала, как он поступит? – раздраженно ответил Джесс. – Каким бы он был отцом, если бы не попытался избавиться от меня?
– О господи! – совершенно расстроившись, воскликнула я. – Джесс, я ни слова не говорила ему о тебе. Клянусь! Он сам пронюхал. Он, наверное, шпионил за мной или типа того. – Признавать это было крайне унизительно. – Так… что ты сделал? Когда он пришел к тебе?
Джесс пожал плечами.
– А что я мог сделать? Я попытался объяснить ему все как можно лучше. В конце концов, не то чтобы мои намерения были неблагородны…
Проклятье! Хотя подождите-ка минутку…
– А у тебя есть намерения?
Я знаю, это прозвучит жалко, но на данном этапе моей жизни слышать о том, что призрак парня может иметь намерения – пусть даже и благородного толка – было довольно круто. Ну а чего вы ожидали? Мне шестнадцать, и меня даже на свидание никто не приглашал. Отстаньте от меня, ладно?
А кроме того, Джесс был очень сексуальным для мертвого парня.
Вот только, к сожалению, его намерения, похоже, были не более чем платоническими. Если, конечно, можно считать показателем его отношения тот факт, что он поднял подушку, которую перед этим сбросил на пол, – на этот раз руками – и швырнул ее мне в лицо.
Не очень-то похоже на поступок безумно влюбленного парня.
– Так что тебе сказал папа? – спросила я, спихнув подушку. – В смысле, после того, как ты уверил его, что твои намерения исключительно благородны?
– О, немного погодя он успокоился, – сказал Джесс, садясь обратно на кровать. – Он мне понравился, Сюзанна.
Я хмыкнула.
– Он всем нравится. Вернее, нравился при жизни.
– Знаешь, он беспокоится о тебе, – заметил призрак.
– Ему стоит побеспокоиться о некоторых гораздо более серьезных вещах, – проворчала я.
Моргнув, Джесс удивленно уставился на меня.
– Например?
– Елки, не знаю. Ну хотя бы выяснить, почему он все еще здесь, вместо того, чтобы отправиться туда, куда и положено всем людям после смерти? Как тебе такой вариант, а?
Джесс спокойно возразил:
– А почему ты так уверена, Сюзанна, что ему не положено здесь быть? Или мне, раз уж об этом зашла речь?
Я вытаращилась на него.
– Потому что так не бывает, Джесс! Я могу многого не знать о медиаторстве, но одно знаю наверняка. Это место для живых. Ты, мой отец и леди, которая была тут минуту назад, не принадлежите к этому миру. Вы застряли здесь, поскольку что-то не так.
– А, – протянул он. – Понимаю.
Но он не понимал. Я видела, что не понимал.
– Не говори мне, что счастлив здесь, – продолжила я. – Ты не убедишь меня, что тебе нравится сто пятьдесят лет быть пойманным в ловушке этой комнаты.
– Все было не так уж и плохо, – с улыбкой заметил Джесс. – А не так давно дела и вовсе пошли на лад.
Я не была уверена, что он имел в виду. И поскольку боялась, что если спрошу об этом, мой голос снова зазвучит пискляво, выдавила только:
– Ну, мне жаль, что папа приходил к тебе. Клянусь, я не просила его об этом.
– Все хорошо, Сюзанна, – мягко ответил Джесс. – Мне нравится твой отец. И он сделал это только потому, что заботится о тебе.
– Думаешь? – Я потянула покрывало на себя. – Интересно. Я полагала, что он так поступает, потому что знает, как меня это бесит.
Джесс, наблюдавший за тем, как я заворачиваюсь в покрывало, вдруг потянулся ко мне и схватил за руку.
Он не должен был так делать. Ну, по крайней мере, я собиралась ему это сказать. Должно быть, эта мысль просто выскочила из моей головы. Но как бы то ни было, ему не полагалось так поступать. В смысле, прикасаться ко мне.
Понимаете, хоть Джесс и призрак, и может ходить сквозь стены, появляться и исчезать по собственному желанию, он все же… ну, здесь. Для меня, по крайней мере. Этим мы с отцом Домом и отличаемся от остальных. Мы можем не только видеть призраков и говорить с ними – мы к тому же можем их чувствовать. Словно они не призраки, а нормальные люди. Я имею в виду, живые. Потому что для меня и отца Дома они абсолютно такие же, как и все остальные из плоти и крови. Они потеют, изо рта у них воняет и все такое. Единственное реальное отличие в том, что от призраков исходит некое сияние – думаю, это называется «аура».
О, а я упоминала о том, что многие из них обладают сверхчеловеческой силой? Обычно я забываю об этом сказать. Вот потому-то мне частенько и достается от сами-знаете-кого, когда я работаю. И именно поэтому меня пугает, когда кто-то из них – как только что сделал Джесс – дотрагивается до меня, пусть даже безо всякой агрессии.
Я вот к чему: ну серьезно, то, что призраки для меня так же реальны, как, допустим, Тэд Бомонт, не означает, что мне хотелось бы танцевать с ними медленные танцы или что-то еще в том же духе.
Ну хорошо, я бы согласилась, предложи мне это Джесс. Вот только танцевать с призраком было бы на редкость нелепо. Согласитесь, никто кроме меня его не увидит. Я такая: «Позвольте представить вам моего парня», – а рядом никого нет. Как унизительно. Все решат, что я его просто вообразила, как выдумавшая себе еще одного ребенка леди из того фильма, который я однажды смотрела по каналу «Лайфтайм».
Кроме того, у меня нет никаких сомнений, что в этом смысле я Джессу не нравлюсь. Ну знаете, в смысле медленных танцев.
Что он, к сожалению, и доказал, взяв мои ладони и поднеся их к лунному свету.
– Что случилось с твоими пальцами? – потребовал он ответа.
Я посмотрела на свои руки. Сыпь стала еще более жуткой, чем раньше. В лунном свете пальцы выглядели изуродованными, словно у какого-то чудовища.
– Ядовитый дуб, – горько пожаловалась я. – Тебе повезло, что ты умер и не можешь этим заразиться. Он жжется. Знаешь, никто не предупредил меня об этом. О ядовитом дубе, я имею в виду. Про пальмы мне много чего наговорили, это да, но…
– Тебе следует наложить на них припарку из листьев камедного цветка, – оборвал меня Джесс.
– Ага, ладно, – сказала я, умудрившись сделать так, чтобы это не прозвучало чересчур саркастично.
Призрак хмуро взглянул на меня.
– Маленькие желтые цветочки, – объяснил он. – Растут в лесу. Знаешь, они обладают целебными свойствами. На холме за домом их много.
– А, – протянула я. – Ты имеешь в виду тот холм, где полным-полно ядовитого дуба?
– А еще говорят, помогает ружейный порох.
– Знаешь, Джесс, – процедила я, – возможно, ты удивишься, но за прошедшие полтора века медицина далеко ушла от цветочной пыльцы и ружейного пороха.
– Прекрасно. – Он отпустил мои руки. – Я просто предложил.
– Ладно, – ответила я. – Спасибо. Но я все-таки больше доверяю гидрокортизону.
Он молча смотрел на меня. Наверное, размышлял над тем, какой же я урод. Я задумалась, как это странно – ну то, что этот парень держал мои покрытые сыпью, пострадавшие от ядовитого дуба руки. Никто больше до них не дотрагивался, даже мама. Но Джесс не возражал.
Хотя, с другой стороны, вряд ли он мог подцепить от меня эту гадость.
– Сюзанна, – наконец произнес он.
– Что?
– Будь осторожней с этой женщиной. Которая была здесь.
Я пожала плечами.
– Ладно.
– Я серьезно, – настаивал Джесс. – Она не та… за кого ты ее принимаешь.
– Я знаю, кто она, – возразила я.
Он удивился. Так удивился, что мне даже обидно стало.
– Ты знаешь? Она сказала тебе?
– Ну не совсем, – замялась я. – Но тебе не стоит беспокоиться. У меня все под контролем.
– Нет, – возразил он и встал с постели. – Это не так, Сюзанна. Тебе следует быть осторожной и на этот раз послушаться своего отца.
– О, отлично, – с сарказмом заявила я. – Спасибо. Ты не мог бы нагнать побольше ужаса? Ну там, истечь кровью или еще что-нибудь в том же духе?
Полагаю, с сарказмом я слегка переборщила, поскольку, вместо того чтобы ответить, он просто исчез.
Призраки. Совершенно не понимают шуток.
Глава 6
– Чего-чего ты хочешь?
– Просто подбрось меня, – попросила я. – По дороге на работу. Тебе даже крюк делать не придется.
Соня вытаращился на меня так, словно я предложила ему пожевать стекла или того хуже.
– Не знаю, – медленно произнес он, стоя в дверях с ключами от «рамблера» в руке. – А как ты собираешься добираться домой?
– Приятель подъедет и меня заберет, – живо откликнулась я.
Совершеннейшая ложь, само собой. Я понятия не имела, как попаду обратно. Но прикинула, что в случае необходимости всегда смогу позвонить Адаму. Он только что получил права, а в придачу еще и новенький «Фольксваген-жук», и пребывал в таком восторге от вождения, что приехал бы за мной и в Альбукерку, если бы я позвонила ему оттуда. Не думаю, что он будет сильно возражать, если я попрошу его подъехать за мной к особняку Таддеуса Бомонта на Севентин-Майл-драйв.
Соня все еще сомневался.
– Не знаю… – протянул он.
Могу поспорить, он решил, что я собираюсь на бандитскую сходку, не меньше. Соня никогда не был от меня в восторге, особенно после того, как застукал за курением на улице у входа в зал, где проходила свадьба наших родителей. Что вообще-то ужасно несправедливо, поскольку с тех пор я ни разу и сигареты в руки не взяла.
Но, наверное, тот факт, что недавно ему пришлось спасать меня среди ночи, когда призрак обрушил мне на голову здание, не способствовал возникновению каких-либо теплых доверительных отношений между нами. Особенно потому, что о призраке я не смела даже заикнуться. Думаю, Соня считает, что я просто из тех девушек, которым на голову постоянно падают крыши.
Неудивительно, что он не хочет видеть меня в своей машине.
– Слушай, – сказала я, расстегивая длинное пальто песочного цвета, – ну во что я могу вляпаться в таком прикиде?
Соня оглядел меня с головы до ног. Даже ему пришлось признать, что я само воплощение невинности в белом свитере крупной вязки, красной юбке-шотландке и пенни-лоферах . Я даже надела тот золотой крестик, который мне вручили как приз за победу в конкурсе эссе на тему войны тысяча восемьсот двенадцатого года на уроках мистера Уолдена. Мне казалось, что именно такой наряд должен оценить пожилой человек вроде мистера Бомонта: ну знаете, этакая невинная штучка.
– Кроме того, это нужно для школы, – добавила я.
– Ладно, – наконец смилостивился Соня с таким видом, словно предпочел бы оказаться где-нибудь в другом месте. – Залезай.
Я со всех ног помчалась к «рамблеру», пока он не передумал.
Через минуту Соня уселся за руль. Он, как обычно, выглядел уставшим – похоже, работа в пиццерии ужасно утомительна. Ну или все дело в том, что он набрал слишком много дополнительных смен. Вроде бы он уже должен был накопить достаточно на свой «камаро». Я так и сказала, когда мы выехали на дорогу.
– Ага, – согласился Соня. – Но я хочу сделать из нее настоящую конфетку, понимаешь? Стереосистема «Элпайн», колонки «Боуз». Полный фарш.
У меня был пунктик насчет парней, которые говорят о своей машине исключительно как о девушке, но я решила, что недалеко уеду, если скажу, что у меня на уме. Вместо этого я протянула:
– Ух ты. Круто.
Мы жили на холмах Кармела, откуда открывался вид на долину и залив. Это было красивое место, но поскольку уже стемнело, все, что я могла видеть, – это внутреннюю обстановку домов, мимо которых мы проезжали. В Калифорнии делают по-настоящему огромные окна, чтобы в комнаты попадало как можно больше солнечного света, и ночью, когда включается свет, можно увидеть практически все, чем занимаются жильцы, точно так же, как и в Бруклине, где никто никогда не закрывает шторы. Я чувствовала себя как дома.
– И для какого же это предмета, интересно? – спросил Соня, заставив меня подпрыгнуть на месте. Он очень редко утруждал себя разговорами, тем более когда делал то, что ему нравилось, например, ел или вел машину, так что я почти забыла о его присутствии.
– Ты о чем? – не поняла я.
– Та статья, которую ты пишешь. – Он на секунду отвел взгляд от дороги и посмотрел на меня. – Ты сказала, это для школы, разве нет?
– О, – вспомнила я. – Конечно. Ага. Это… м-м-м… статья, которую я пишу для школьной газеты. Моя подруга Ки-Ки – редактор. Она поручила это мне.
О господи, какая же я врушка. Я не в состоянии ограничиться всего одним враньем. О нет. Мне приходится нагромождать одну ложь на другую. Я чокнутая, говорю вам. Чокнутая.
– Ки-Ки… Это та цыпочка-альбиноска, с которой ты тусуешься во время ланча, правильно? – припомнил Соня.
С Ки-Ки приключился бы припадок, если бы она услышала, как кто-то называет ее «цыпочкой», но в остальном Соня был прав, так что я согласилась:
– Точно.
Он хмыкнул и на какое-то время замолчал. Мы ехали в тишине, пролетая мимо больших домов с ярко освещенными окнами. Севентин-Майл-драйв – это такое длиннющее шоссе, которое считается самой красивой дорогой в мире или что-то вроде того. Здесь можно увидеть знаменитое поле для гольфа Пеббл-Бич и штук пять других полей, а также кучу других живописных мест, типа одинокого кипариса, растущего прямо на голых камнях, и Тюленьей скалы, на которой, как вы можете догадаться, много тюленей.
К тому же на Севентин-Майл-драйв можно понаблюдать за столкновением течений так называемого Беспокойного моря. Плавать здесь невозможно, так как вдоль этой части побережья в океане слишком много быстрин и подводных течений. Все, что здесь есть, – это огромные разбивающиеся о камни волны и узенькие полоски песка между большими валунами. Морские чайки часто бросают на эти камни мидии в надежде разбить раковины. А иногда здесь разбиваются и серферы, если у них не хватает мозгов понять, что на подобных волнах не прокатишься.