– С этой минуты, дамы и господа, вы студиозусы Высшей академии магии учреждённой королём Генрихом Великим. Сейчас я проведу вас в канцелярию, ваши имена впишут в книгу и помогут вам определиться с местом проживания. Если вы все дворяне, а как я погляжу вы дружны между собой, то я советую вам поселиться в Изумрудном дворце. Вам выделят там лучшие из всех имеющихся покои на одном этаже, но учтите, дамы живут в правом крыле, а господа в левом. Только после окончания третьего курса студиозусам разрешается селиться в отдельных особняках так, как им захочется. Таковы правила.
Я несколько опешил и спросил улыбаясь:
– А как же собеседование, господин Зандлер?
Отто Зандлер лукаво улыбнулся и ответил:
– Господин Тулкин, вы мне только что доказали, что чудеса всё-таки существуют. Для друзей его величества в Высшей академии магии открыты любые двери. О том, сколько денег вы уплатили за своё обучение, дамы и господа, не узнает ни одна живая душа, как и о том, что вы друзья нашего короля. А сейчас я провожу вас к госпоже государственному секретарю канцелярии нашей академии, баронессе Грете фон-Либенрозе. Она лично оформит все документы и выдаст вам специальные магические кольца, выдающиеся коронованным особам. О, не волнуйтесь, они совершенно невидимы и ваше инкогнито не будет раскрыто.
Немного подумав, я решил, что так оно всё-таки будет к лучшему. Мы все, кроме Тимохи, прошли через космическую академию и я не думаю, что здесь требования к студиозусам жестче, чем в ней к курсантам. Зато мы теперь могли смело гонять балду и ни о чём не думать. Отто Зандлер вывел нас из своего кабинета через другую дверь, отвёл в кабинет государственного секретаря канцелярии и сказал ей:
– Гретхен, эти молодые люди друзья нашего короля. Выдай им магические кольца высшего допуска, научи ими пользоваться и затем посели на третьем этаже Изумрудного дворца так, чтобы их покои находились рядом.
Главный казначей тепло с нами попрощался и, отведя меня в сторонку, шепнул, чтобы в случае необходимости я обналичивал векселя через него, либо делал это в Кёнигсберге. Через полтора часа мы уже осваивались в своих роскошных, трёхкомнатных номерах. К нам даже была приставлена прислуга, не говоря уже о том, что наших коней определили на постой в роскошном деннике и за ними ухаживали опытные конюхи, услуги которых уже были щедро оплачены из наших денег. Да, выложив почти сорок миллионов кёнингов за своё обучение, мы могли надеяться на обслуживание по высшему разряду и его нам предоставили в полном объёме. Изумрудный дворец действительно представлял из себя шикарный отель высотой в двенадцать этажей. Средняя часть здания оказалась круглой в плане. В ней на всех двенадцати этажах находилась огромная, очень красивая и уютная общая гостиная, разбитая на множество укромных уголков по периметру. В центре гостиной располагался большой фонтан с круглым бассейном. К ней примыкал зимний сад с множеством беседок, наполненный ароматом цветов. Как и все остальные общаги Изумрудный дворец тоже был разрисован снаружи граффити.
Ну, а справа и слева находились два спальных корпуса, в конце которых находились столовые комнаты, рассчитанные на шесть и двенадцать человек. Нам сразу же была выделена отдельная столовая комната, как и нашим боевым подругам. В общем лично я был в полном восторге от того, как нас устроили, но мы всё же решили пообедать в большой ресторации неподалёку и хорошенько отметить своё поступление в Высшую академию магии. Заведение называлось на французский манер – "Монплезир" и идти до него было всего каких-то десять минут. Седлать ради этого лошадей было полной глупостью, ведь их только что расседлали и конюхи ухаживали за ними. Слегка почистившись, мы вскоре собрались в почти безлюдной гостиной, за колоннадой колон которой прохаживалась дюжина големов – блюстителей порядка. По идее ночью они должны были стоять на страже и не пропускать парней к девушкам и наоборот. Как только пришла Симона, отправились в ресторацию.
В канцелярии каждому из нас выдали по магической карте, заблудиться с которой было невозможно и мы пошли по ней, радуясь тому, что снова стали студентами. По широкой, тенистой алее в том же направлении двигалось немало народа, но кое-кто скакал верхом, а некоторые даже не стеснялись пускать лошадей в галоп, что мне не очень-то понравилось. Пешеход главная фигура на дороге. Одного такого расфуфыренного типа восточной наружности, промчавшегося в метре от нас вместе со своим слугой, я даже обозвал козлом, надеясь, что тот обидится и полезет в драку, но этот хам даже не обернулся. Зато это сделал его тощий слуга с кривой физиономией. Я сделал рукой в его адрес оскорбительный жест и этот невзрачный уродец хищно оскалился, но тут же отвернулся и поскакал дальше. Гасан немедленно сказал:
– Судя по одежде, они оба из Сирии, Мэт. Слуга явно матёрый маг, а его господин, похоже, сын богатого купца.
Через несколько минут мы вошли в трактир и мигом забыли о купеческом сынке и его слуге. В трактире не то что бы было многолюдно, но и не пусто. В нём находилось примерно четверть студиозусов, они вели себя раскованнее, а остальные были абитуриентами с родителями и прочими наставниками. Мы тут же передали бразды правления Малышу Джонни и он повёл нас вперёд, ориентируясь исключительно на вкусные запахи. Через несколько минут мы уже сидели в относительно небольшом зале и наш Папочка тщательно изучал меню и карту вин, а они весьма сильно отличались от тех, к которым мы привыкли. Поговорив минут десять с официантом, она принялся быстро делать заказ. Мотя попытался было вякнуть, но я быстро объяснил ему, что Папочка знает вкусы каждого гораздо лучше и не было ещё такого случая, чтобы он хоть в чём-то ошибся. Впрочем, в одном он точно ошибся, в этом же зале вместе с нами обедал рослый, смуглый малый, одетый, словно Аладдин из сказки, даже с маленькой обезьянкой, сидевшей прямо на столе и трескавшей фрукты. Его слуга сидел чуть с боку и внимательно, методично осматривал весь зал взглядом профессионального телохранителя.
То и дело все трое, включая мартышку, смотрели на нас и в их взглядах я не прочёл ничего, кроме презрения и плохо скрытой ненависти. Поэтому моё настроение даже от того прекрасного обеда, который устроил для нас Малыш Джимми, оказалось изрядно подпорченным. К тому же этот Аладдин из сирийской лампы то и дело отпускал вполголоса язвительные реплики в адрес людей, обедающих в этом зале, на одном из древних арабских диалектов. Причём делал это с улыбочкой. На его беду мы все знали этот диалект, на котором когда-то разговаривали в Аравии бандиты, но те были нашими союзниками в борьбе с чингизидами. Моё настроение, а я сидел лицом к Аладдину, быстро передалось всем остальным ребятам и обед прошел в несколько напряженной и скованной обстановке. Ресторацию мы покинули с облегчением. Причём раньше этой неприятной парочки и вернулись в изумрудную общагу, но не стали подниматься наверх, а расположились в большой беседке, стоящей в парке напротив входа во дворец и завели разговор о делах.
Нам предстояло за оставшиеся две недели составить учебный план и так распределиться по факультетам, чтобы не было пропущено ни одной лекции. Вообще-то Высшая академия магии была очень строгим учебным заведением и отсев после первых трёх лет обучения доходил до восьмидесяти пяти и даже девяноста процентов. Студенты, отчисленные в первые три года, не покидали Магишештадт и оставались в нём на второй, третий, а кое-кто даже на четвёртый и пятый год лишь бы закончить трёхлетний курс и затем поступить в бакалавриат, чтобы получить в итоге звание бакалавра магии и затем учиться в академии заочно. Так что студентов младших курсов насчитывалось четыре пятых от их общего числа, но не потому, что они были полными болванами. Бакалавр Вышки в любой другой магической академии Европы сразу же становился профессором, настолько крепко вколачивались в него знания и таково было их качество.
Мы же поставили перед собой задачу совершенно невероятной сложности, за семь лет пройти полный курс обучения на всех девяти факультетах, но при этом ничем не выдать своих уникальных способностей. Не все относились к этому спокойно. Кое-кто очень сильно нервничал. Став полноправным студентом и будучи записанным на все девять факультетов академии, Тишка, обычно громогласный, весёлый и не лезущий в карман за словом, сник и приуныл. Мы быстро посовещались и я принял окончательное решение, после чего сказал ему с улыбкой:
– Тихон, сейчас я расскажу тебе о том, кто мы такие, но тогда ты дашь нам свою цыганскую клятву вечной преданности на крови. Или же, старина, ты можешь получить от меня денег на все семь лет и дальше идти по жизни самостоятельно. Выбирай.
Лицо Тихона сразу же сделалось мужественным и решительным, глаза засверкали и он решительно сказал:
– Барин, я пойду за тобой и твоими друзьями хоть в навье царство, хоть в пекельное. Только давай я сначала дам вам всем и каждому свою цыганскую клятву крови, а уже потом ты расскажешь мне всё, что пожелаешь, Матвей Никитич.
Для цыганской колдовской клятвы крови, которая могла мигом убить Тихона, вздумай он только помыслить о том, чтобы предать нас, требовалось назвать ему наши настоящие, полные имена. Мы встали вокруг него и Матвей первым сказал:
– Я Великий князь Матвей Никитич Мещерский, Тихон, – а я вслед за ним добавил, – а я, Тихон, Матвей Владимирович Бунчук, космосмайор военно-космических сил планеты Земля Прима, вселившийся в тело Моти. Своего физического тела у меня нет, но есть тело астральное и оно тоже кое на что годится…
Так мы представились Тихону все и он, расстегнув на своей широченной груди атлета рубаху, вонзил себе в сердце узкий, старинный стилет с серебряной ручкой, и, повернувшись к каждому, принёс свою цыганскую клятву крови всем восемнадцати бойцам и отдельно Синей Птице, о которой весьма подробно рассказала ему Милашка Лиззи. При этом каждый из нас положил свою руку на рукоять стилета, а потом вы сделали это все вместе и наш свой в доску друг Тишка стал синим соколёнком. Как раз в это время неподалёку проскакал Аладдин со своими двумя обезьянами. Ну, а потом мы почти до утра сидели в беседке, причём девушки на коленях своих давних любовников, практически мужей, если не брать во внимание то обстоятельство, что детей у нас ни у кого не было. Ну, а я, один одинёшенек, сиротиночка казанская, испепеляя ревнивым взглядом гада Николеньку, нагло тискающего и лобзающего Симону, рассказывал Тишке и показывал ему в магическом оке, как мы гонялись за зловредным Чингиской, но что самое главное, дал ему посмотреть запись нашего самого последнего с ним разговора. Тиша, внимательно выслушав в общем-то наш рассказ, под утро вздохнул и сказал:
– Да, братцы, повезло этому поганцу, что довелось ему обрести таких противников, как вы, а не такого, как я. Теперь моя клятва будет ещё горячее. Только вы меня не жалейте, как соколика, не забывайте, я уже довольно сильный и могущественный колдун, а потому смело посылайте на любое задание.
Гас кивнул, широко улыбнулся и успокоил его:
– Тиша, у нас сейчас у всех одно задание, как можно глубже и полнее изучить магию в этих стенах. Я не думаю, что пятнадцать чёрных колдунов ни о чём так и не проведали. Нет, они наверняка давно уже прознали о том, что спецназ славянских богов находится на Земле Магии и потому сейчас тоже грызут гранит наук. Ну, а мы, Тиша, если говорить по-честному, никакой не спецназ, так, сосунки желторотые, которые только и могут, что проложить в космосе гравитационную струну и стартовать к далёкой звезде зная, что на борту имеются опытные финишеры.
После этого ночного разговора мы отправились в свои покои, выпили там по серебряной чарке доброго колдовского зелья, приняли ванну, оделись, позавтракали и отправились на конюшню, чтобы, оседлав жеребцов, начать действовать. В общем поехали объезжать все девять факультетов, брать учебные планы первого курса и затем, снова собравшись в нашей беседке, на которой мы, уходя, навесили дюжины три охранных колдовских мороков один страшнее и свирепее другого, принялись их изучать и составлять скользящий график занятий. Заодно мы готовились к тому, чтобы в самые ближайшие дни отправиться в магическую лабораторию и изготовить там гипнопеды магической конструкции с блоком ускорения передачи знаний в сознание сразу обоих жителей одного тела. Только так мы и могли выкачать из преподов все их знания. Признаться честно, мы очень сильно расслабились и потому проявили беспечность, за что уже на третью ночь были жестоко наказаны Аладдином и меньшей из двух его обезьян, поселившимися на одном этаже с нами.
У Симоны имелась отвратительная привычка спать с раскрытыми настежь окнами, да, к тому же ещё и голой. Нет, против последнего я как раз не возражал и даже прилетал прошлой ночью в её спальную, чтобы хоть полюбоваться на изумительной красоты тело этой девушки, но в том-то всё и дело, что обе эти беспечные бестолочи даже и не подумали о том, что в таких случаях на окна полагается ставить мощный магический экран. В половине двенадцатого ночи спящая Симона громко вскрикнула от боли и тут же потеряла сознание. Лиззи мгновенно проснулась, вылетела из её тела и увидела макаку, укусившую её напарницу за руку. Макака, сделавшая своё дело, не спеша облапала потерявшую сознание девушку, внимательно обнюхала и даже облизала её лоно, после чего неторопливо покинула спальную через распахнутое настежь окно и галопом помчалась по карнизу к своему хозяину, чтобы ему пусто было.
Через три секунды в комнате Симоны было не протолкнуться от астральных идиотов, напрочь забывших о том, что такое режим безопасности во враждебном мире. Кто-либо из нас то и дело влетал в тело девушки, чтобы попытаться привести её в чувство и но всё было тщетно. Симону отрубили весьма крепко, это явно было какое-то отравление и в качестве отравителя выступила макака, но всё же скорее её хозяин. Было непонятно только одно, зачем он это сделал. Мы тут же сыграли побудку и тихо собрались двумя группами, одна в моих покоях, состоящая из мужчин, другая в покоях Симоны. К нам на помощь также примчалось пятеро вирджсёрферов с Земли Прима и началась глупая, идиотская суета, пока Тишка не вник в суть того, что только что произошло и не сказал мрачным голосом:
– Парни, я знаю, что случилось с Симоной. Этот козёл Аладдин и его маг приворожили её, причём приворотное зелье он применил страшное и я даже не знаю, как её разворожить.
Оставив у постели Симоны троих девчонок, мы все ломанулись в мои покои и принялись выпытывать из Тихона подробности. Они были невесёлыми. Оказывается, на Востоке магами создано такое приворотное зелье, которое делает человека полностью покорным воле его хозяина. Более того, на первый взгляд, всё происходит совершенно естественным путём. Один единственный пронзительный взгляд карих очей и наша Симона, которая к утру по идее должна прийти в себя, воспылает страстью к Аладдину и тот станет единственным светом её очей и кумиром. Самое же страшное заключалось в том, что никто не знал, как разворожить такого человека. Любая попытка сделать это извне такой связи, заканчивалась гибелью завороженного. Если убить кумира, то и завороженный человек тоже вскоре умирал. Он попросту отказывался жить. Впрочем, разгадка этой тайны находилась неподалёку, в паре десятков метров от моих покоев и потому я сказал твёрдым и решительным голосом:
– Так, ребята, Джонни, Боб, Гарик и Элен идут со мной. Остальные быстро залезают в тела. Ты, Лиззи, в первую очередь держи Симону и не дай ей сдвинуться с места. Я не думаю, что эта методика такая уж простая. Она, как я полагаю, требует запечатления, так что в крайнем случае сыграем на этом.
Наша пятёрка тотчас сделалась невидимой и мы вторглись в покои Аладдина и его тщедушного, но крепкого и жилистого слуги с перекошенной набок свирепой рожей. Хозяин, одетый в просторный белый халат, возлежал на мягкой оттоманке, курил кальян и гладил свою макаку. На его голове, как всегда, красовалась элегантная парчовая чалма с павлиньим пером и большим бриллиантом. Вообще-то его звали Мухтар Аль-Омар и он был сыном одного из богатейших людей Сирии, купца из Дамаска Омара Аль-Шури. В Дамаске у нас имелся свой человек, Великий эмир Дитрих Аль-Таненбаум. Его уже вызывал на связь Братец Вилли он же Хорос. Вдруг он мог что-нибудь добавить к словам Тишки. В покоях же этого ублюдка происходило следующее. Его слуга мерил большую, роскошно убранную гостиную шагами и то и дело недовольно зыркал на своего господина. Наконец он не выдержал, подошел к нему, уставился на него сердитым, немигающим взглядом и воскликнул: