Воин Донбасса - Пересвет Александр Анатольевич 10 стр.


В общем, тёмный дядька. Пена перестройки. И политически он, как бы это сказать… инфантильный, что ли. Хитрован, как все донские, но политически действует ситуативно и импульсивно.

Так что ты к ним не ходи. Хоть и свои там. Но вряд ли тебе удастся их выцепить. Лозицын — человек сложный, плохо управляемый. Людей у него на подвале до хрена сидит, причём самых разных. В том числе и тех, у кого казачки его что-то отжать вознамерились. И луганские ополченцы есть, сидят на подвале. И добровольцы, которых он заподозрит, что они на укров работают.

В общем, сам себе Махно человек. Тебя он не тронет, конечно. Бумагу ему пошлют люди, с которыми он считается. Но в целом он для ЦК — персона нон грата. А ты уж смотри сам, слушать тебе ЦК или нет. Формально ты теперь не наш человек…».

Он снова сделал паузу, быстро глянул на Алексея: «Но я бы тебе не советовал. Пригодится. А главное — он тебе не поможет, Лозицын-то, но ты окажешься в ситуации, когда из-за связи с ним о тебе хорошие люди будут плохо думать».

Ященко снова значительно поглядел на своего подчинённого. Помолчал. Показалось, тоже значительно.

«Но дело не в этом, — ага, любимая присказка пошла! — Я куратору пояснил твои мотивы. Он в целом согласен. Но пока, сам понимаешь, помогать тебе будут минимально. Поглядят для начала…».

Алексей прокашлялся, сказал: «Я и не претендую. Тем более — мне покамест свои задачи решить надо…».

«Это все понимают, — оборвал Тихон. — Никаких задач тебе сверху никто не нарезает. Покамест, — передразнил уже бывшего подчинённого. — Но ежели с хорошими людьми работать будешь, они же тебе и помогут».

— Да я и не отказываюсь, — откинулся в кресле Алексей. — Только как я узнаю, кто из людей — «хороший»?»

Ященко ухмыльнулся: «Не волнуйся. Они сами к тебе подойдут. Привет от меня передадут. Скажут: мол, кланяться велел».

Хм, ясно. Судя по нехарактерному для шефа обороту речи, это будет служить паролем.

«Да и сразу на одного человечка выйдешь, — добавил Ященко. — Без сомнения. Юрку Семёнова помнишь, десятника?»

Странный вопрос: Семёнов как раз месяц назад уволился со скандалом. Ещё бы не помнить! Но ведь и Ященко бесполезных вопросов никогда не задаёт. Значит, со значением это — «помнишь»…

«Он сейчас у Бледнова, который Бэтмен. Позывной у него там — Злой, — заговорил снова шеф. — Не смотри, что он вроде бы тоже с криком уволился, как те два обормота. На Злого можешь рассчитывать, он наш остаётся. Отпустил я его, как вот тебя сейчас: не хочу, но понимаю. А крик — это так надо было».

— С Бэтменом можешь работать вполне, — продолжил Тихон, откинувшись в кресле. — Сан Саныч правильный человек. Людей, конечно, на подвале держит — да у кого там их нет, подвалов-то… Ребята есть там у него сложные. Реально злые ребята есть. Но сам Сан Саныч парень нормальный. И, в общем, наш. Ну, тёрки у ЦК с ним некоторые происходят, но в целом он ситуацию понимает, в государственность готов впрягаться. Иное дело, что в ЦК тоже разные векторы имеются…»

Ященко помолчал.

— Есть ещё не очень понятный персонаж, — сказал он после паузы. — Как раз в твоём родном Алчевске на днях закрепился. После отступления из Лисичанска. Головной его фамилия».

Он опять помолчал, потом продолжил:

«Колоритный парень. Не старый, сорока лет ещё нету. Серьёзной работы до этих событий не имел: служил в украинской армии сержантом, после то ли в военкомате работал, то ли вовсе в народном ансамбле пел. Или плясал. Но на войне этой показал себя очень толковым организатором. Правда, сам по себе ещё один махновец. Даже, я бы сказал, батька Махно и есть. По сути, как и Лозицын, свою республику создал. Точнее, создаёт ещё. На принципах этакого народного социализма. И людям это нравится. Хотя сам понимаешь, как самостоятельный проект это работать не будет. Никогда и не работал. Даже у того, настоящего Махно. Так, форма местной государственной организации в условиях гражданской войны. Партизанская республика.

Но ему лично можно доверять — надёжный дядька. И слово держит. Правда, обсели его всяческие социалистические романтики. Среди которых, сам знаешь, разных выжиг — кастрюля с горкой. С другой стороны, именно у него собираются ребята с идеями. Патриоты. Иностранные интернационалисты есть. В общем, вполне Че Гевара… был бы, — уточнил Ященко. — Но в тамошних условиях степной вольницы и Дикого поля я бы сравнил его именно с Нестором Махно. Тот ведь тоже далеко не тот монстр был, каким его большевики потом рисовали. За справедливость стоял, за порядок, как ни странно для анархиста. Просто по-своему понимал этот порядок. В общем, крестьянский социализм строил Нестор. И в этом Головной на него похож.

Словом, можешь к нему подойти, — резюмировал шеф. — Но, как я сказал, подходов у нас к нему почти что и нет, и во многих аспектах парень этот для нас непонятен. Так что рекомендацию тебе тут я дать не смогу».

«Подожди, — воспользовался паузой Алексей. — Ты что-то ничего про официальные власти не говоришь…»

«А нечего! — весело сказал Ященко. — Формально во главе республики стоит некто Волоков. Не, нормальный такой вождь революции. Здание СБУ захватывал. Но с государственным управлением — не тянет. Бардак у него в государстве, если прямо говорить. Стена административного бреда. И бандитизм всякий голову поднял.

В общем, к Волокову не ходи, если не позовут, — продолжил он. — А если позовут, отмалчивайся. Подбит он уже, считай. Вообще вся эта компания энтузиастов подбита — он, Смелков, Молодай на Донецке…»

«Смелков тоже?» — удивился Алексей. Что-то он пропустил…

«Да по нему с самого начала вопросы были, — дёрнул щекой Тихон. — Биография шита белыми нитками. И шили её в бывшей «пятёрке». КГБ, — пояснил он, видя поднявшуюся бровь собеседника: «пятёркой» за прошедшие годы могло называться что угодно. — Эти, «идеологи», борцы с идеологическими диверсиями. В конце восьмидесятых годов они довольно бурно вербовали агентуру среди всех возможных активистов антисоветской направленности. Не знаю, помнишь ли, но всплывали данные, что большинство лидеров прибалтийских националистов на самом деле работали под колпаком «пятёрки». То же — украинские ребята из УНА-УНСО… Дмитро Корчевский тогда вдруг вылез как бы неведомо откуда. А вылез он из Железной дивизии — да в Украинский Хельсинкский союз. А это, между прочим, первая легальная антисоветская организация тогда в Союзе была…

«Что за Железная дивизия?» — заинтересовался Алексей. Звучало как-то… Отзвуком Гражданской войны.

«Ну, в Яворове стояла, в Прикарпатье. Неважно, — махнул рукой Ященко. — Важно, что политически и идеологически сильно «подогретая» была дивизия. Якобы наследница Железной дивизии времён Гражданской войны».

Ага, значит, точно почувствовал Алексей!

«К тому же, сам понимаешь, первый эшелон, — продолжил Тихон. — Круче только Западная группа войск да ГСВГ. Вот там его, похоже, и завербовали… Да не в нём дело! Этак я тебе давай про весь «Саюдис» расскажу, про Гандсбергиса, Брунскене. Даля вон, Крибаускайте, нынешняя ярая русофобка, президент Литвы — тоже из того гнезда птенец. Проституткой валютноой под КГБ ходила…

В общем, плотно работали, что говорить. И по нашим — тоже. «Память» помнишь? — оттуда вылупилась. А в 93-м — как, думаешь, отчего РНЕ во главе со своим вождём запросто в кустиках растворилась?»

Он мигнул на шкафчик с известным содержимым. Алексей пожал плечами, но кивнул. Дескать, твоё дело, шеф, но я согласен.

«Лимончика нет, извини, — сказал Ященко, когда оба сделали по глотку. — В общем, не отвлекай. О чём это я? А, ну да. Так вот, считай, то, что я тебе говорю, вычитал я в газетках. Не, в интернете. Там действительно на эту тему есть. Но скажу тебе точно: практически все те вдруг появившиеся «свободолюбивые» движения возникли под контролем, если не по инициативе «пятёрки». И, как понимаешь, при таком раскладе их лидеры — креатуры её же».

«То есть, намекаешь, Смелков тоже был агентом КГБ?» — связал раздёрганные концы разговора Алексей.

Тихон хмыкнул: «Ну, давай не будем позорить КГБ. «Пятёрка» к тому времени — фактически отдельная спецслужба была. В 89-м году её вообще преобразовали в Управление по защите советского конституционного строя. При КГБ, конечно, но прикинь, в каком качестве, если после переворота 91 года это управление практически в полном руководящем составе перешло на службу к Мусинскому! Прикинь, последний начальник управления Аврамов — возглавил аналитическое подразделение «Моста» Мусинского! Мусинского! Которого даже евреи жидом называли!..

Что же до Смелкова… Я тебе ничего прямо говорить не буду. Ты сам умный. Вот и прикинь: мальчонка в 19 лет бурно увлекается историей Белого движения и буквально втаскивает себя в Гражданскую войну через реконструкторское движение. Которое тогда, в 89-м, ещё и не движение было, а так, слёзы. Романтика. Кивера из картона и офицерские мундиры из пиджаков.

Поступает в историко-архивный. Кто его тогда возглавлял? Некто Афанасьев. Демократ аж до хруста, обличитель «совка» и член Межрегиональной депутатской группы. Была такая — из бешеных демократов. Которые — кто жив — сегодня все вокруг американского посольства отираются и нынешний кровавый режим с позиций оголтелого либерализма критикуют.

Правда, у Афанасьева в биографии — десять лет проректорства в Высшей комсомольской школе и членство в редколлегии в журнале «Коммунист»… Но это же не помеха истинному либерализму, правда? Тем более что и Егорка Гайдар в том же журнале отделом заведовал…»

«Слушай! — вписался в паузу Алексей. — Я, конечно, больше боевик, чем аналитик. Но аналитике ты меня сам учил. Не слишком ли всё увязанным получается? «Пятёрка», которая расставляет своих людей во главе антигосударственных движений, а потом уходит на службу к олигарху после переворота. Идейные либералы во главе кадровых школ и журналов КПСС. Согласованные действия впоследствии…»

«Ну, ты сам всё понял, — Ященко налил ещё по одной. — СССР подрывала партийная элита с помощью аппарата службы идеологической безопасности. Это мой вывод. Не навязываю его никому, но сам пока не нашёл ни одного факта, который ему противоречил бы.

Так вот о Смелкове. Опять же, не буду говорить всего, что знаю. Но ты и сам допрёшь. Итак, мальчонка заканчивает РГГУ, но идёт в армию, рядовым в роту охраны в части ПВО в Голицыно. Не мне тебе говорить, каким отстоем в армии считается срочная служба в ПВО. Последние перед стройбатом. И забирают туда в последнюю очередь — из контингента, что остался после тех, кого разобрали по другим войскам. Сам понимаешь, кто остаётся после того, как все войска себе лучших отобрали. Тоскливые очкарики и всякий неразвитый контингент с неустойчивым образованием…

То есть, конечно, историк-очкарик, понятное дело. Но… непонятно.

Далее: будто бы он остаётся на контракт. Ага, контракт в 94 году! За 200 тысяч рублей. Сто долларов по тогдашнему курсу! Ящик водки можно было купить, да. Это как же страстно должно было хотеться на вышке стоять, локаторы охранять!»

Алексей вспомнил детство, военный городок зенитно-ракетного полка. Н-да… Нет, те солдатики, тогда, мальчишке, казались… ну, если не полубогами — этими были офицеры — то героями-богатырями. Пока не вырос, понятное дело. И не наслушался рассказов дяди Эдика про его «шуриков»… Но чтобы вот это вечное «через день на ремень» захотеть продолжить по контракту — это представить можно было с трудом.

«И не представляй, — посоветовал Ященко, которому он высказал свои соображения. — Потому как в параллель с учёбой у Смелкова значатся Приднестровье в 1992 году, где он будто бы воевал у казаков, и Босния в 93-м. А потом идёт на срочную службу в БАО, прикинь!»

Они засмеялись. Не вязалось одно с другим — именно что до смеха не вязалось.

«А сразу после дембеля попадает в Чечню, в гвардейскую мотострелковую бригаду! А ещё через пару лет — уже спецназёр. Ага, и параллельно — корреспондент газеты «Завтра».

И ещё одно: не видел я его в Приднестровье…

Наводил я справки и дальше. В 95-м он будто бы в Чечне, как я сказал. Но тоже странность: контрактник из БАО оказывается не просто в гвардейской пехотной бригаде, но параллельно служит командиром орудия в отдельном гаубичном дивизионе. Сержантская должность, артиллерийская учебка, как минимум. А он туда — с рядовой должности в ПВО!

Опять неувязка. И опять смешная.

В 95-м то ли в 96-м году начинает служить в ФСБ. Сразу лейтенантом. Прикинь — сержант-артиллерист? Ну, ладно, диплом у него есть, может, его учли. Хотя я ФСБ знаю. Чтобы из гражданского вуза в лейтенанты попасть, это надо было несколько лет — «повинуясь велению совести… не имею морального права скрывать факты… готов приложить силы в качестве внештатного сотрудника…» Понятно?».

Алексей кивнул. Понятно, стукачество как стажировка.

«Дальше он вроде бы опять в Чечне, с 99-го до 2005 года. Ранен, награждён. Получил я тут… э-э, в одном месте данные о его операциях во время второй чеченской, причём командовал он отдельной группой. В целом создал о себе впечатление, что неплохой штабист, но слабый командир. То есть план операции разработать может неплохо, а вот боем руководить не способен, на обстановку реагирует слабо, замедленно. При резкой смене обстановки уходит в себя, теряет инициативу и командовать бросает. Откатывается на роль рядового бойца.

Так что успехи были, но в целом как о командире впечатление оставил между нулевым и негативным. А в прошлом году его — прикинь, уже полковника! — увольняют по сокращению штатов! Да ещё «без права ношения мундира»! А? Как тебе?».

«Подожди-ка, — Кравченко нахмурил лоб. — В 95-м лейтенант, а в 13-м — уже полковник? За восемнадцать лет службы?».

Тихон пожал плечами: «Ну, выслуга, возможно. Я не знаю, как там у них, в ФСБ, за сколько год на боевых идёт. Может, за три. Вот тебе уже и восемнадцать. Как раз и получается от лейтенанта до полковника. Хотя сам понимаешь — получил ли он это звание на самом деле, я не поручусь. Вот как-то не осветили мне именно эту информацию так, чтобы я поверил. К тому же знал я оттуда одного настоящего офицера. Правда, из ПГУ, из внешней разведки по нынешнему… Фамилию не скажу, он живой ещё, зовут Евгений Тимофеевич. Прикинь, когда-то самого Конана Молодого от провала спас: перехватил у него портфель с компрометирующими документами, когда у того контрразведка супостата не на хвосте, а уже на загривке висела, и спокойно на метро его в посольство наше отвёз. Без всякого прикрытия».

Алексей вспомнил своё подобное приключение в Москве. Тихон словно подслушал его мысль: «Помнишь, я тебя раз так прогнал? В качестве прикрытия? Это я тот рассказ запомнил. И показалось мне, что правильно будет и в наших делах такой вариант отрабатывать. Но дело не в этом. А в том, что этот самый Евгений Тимофеевич при подобных заслугах до полковника только к концу службы дослужился. А ведь прошёл ещё Германию послевоенную, Испанию при смене Франко, Ливан во время гражданской войны. В операции по освобождению захваченных там наших дипломатов участвовал. Техник был от Бога, такие прослушки изобретал! Молодёжь учил…».

Шеф помолчал, то ли вспоминая, то ли раздумывая, стоит ли делиться ещё чем-то. Видимо, решил, что не стоит, и продолжил: «Со Смелковым другое интересно: отзывы о нём довольно смутные. Отморозком его почему-то считали. По слухам, даже психолога на него натравили. Так что он увольняется и устраивается консультантом по безопасности в компанию одну серьёзную. Где у нас кто обретается? — дружок его Молодай. Гражданский публицист опять-таки из газеты «Завтра».

«В общем, с вопросами у парня биография, — после паузы подытожил Ященко. — Вроде бы всё возможно, но вероятности друг с другом не вяжутся».

Он помолчал, потом махнул рукой: «Это не секрет, что я сейчас скажу. Не знаю, кто этот парень на самом деле — не моего уровня информация. Но в Крыму он был в параллель с нами. И туда его заводила, как я понимаю, «пятёрка» — ну, нынешняя, имеется в виду. Сам знаешь, кто это. Подводили его к Аксентьеву, когда тот стал премьером, через Молодая, он у того стал советником по информации и пиару. Ты с ним не общался, а я пересекался пару раз. Там какая-то сложная каша была, вокруг Аксентьева: сам он, если помнишь, — Алексей кивнул, — был лидером «Русского единства» крымского, так что контакты соответствующие. Ещё в ноябре к нему подошла «Родина» в лице Муравлёва, председателя. Затем возникло несколько патриотических движений и клубов, были подписаны соглашения и всё такое. Опять же, сам понимаешь: каналы. Там же как-то проявляется Дорофеев, олигарх, но положительный, наш, православный, о котором я говорил. А Молодай у него работал в фонде. А потом Смелков стал говорить, что тоже работал у того в фонде главой охраны. Прикинь?»

Назад Дальше