Даже природа здесь была другой. Вместо наших роскошных густых дубов, тянущих ветви к солнцу, на севере росли клены с причудливыми кронами. Сосны здесь были не такие, как вырастают под южными ветрами — высокие, с мягкими иглами, а колючие и голубые.
Миссис Сазерленд и Лидия завели разговор о погоде, но я их не слышал — белка перебежала нам дорогу. В глазах потемнело, как будто облака закрыли солнце. Проснулись инстинкты хищника. В ее глазах-бусинках или пушистом хвосте не было ничего привлекательного, но я почти чувствовал вкус крови. Запах жертвы достиг моих ноздрей, и горло сжалось.
— Прошу меня простить. Я… я, кажется, знаю того человека, — неуклюже извинился я и сорвался с места, обещая вернуться как можно быстрее, но не собираясь этого делать. Я чувствовал, как Лидия и миссис Сазерленд провожают меня глазами, пока я бежал к кустам.
Там моя жертва предстала моим глазам, такая же невинная, какой вчера показалась Бриджит своему охотнику. Она смотрела на меня, но не двигалась. Я мгновенно оказался рядом с ней и еще быстрее схватил ее. В горло полилась кровь — звериная, но все равно кровь — я прислонился к стволу и расслабился. Я не понимал до этого момента, что уже дошел до грани, не понимал, как меня пугал собственный голод. Я боялся своих инстинктов и того, как они могли в любой момент подчинить меня своей власти.
Я настолько забыл обо всем, что даже не заметил Лидию. Моя надежда на побег испарилась.
— Стефан? — Она оглянулась, видимо желая увидеть человека, с которым я побежал здороваться.
— Я все-таки ошибся, — промямлил я, снова присоединяясь к Лидии и ее матери. Они вернулись к вежливой беседе, а я плелся рядом, проклиная себя за низкую скорость реакции. Что со мной не так? Я вампир. Даже в нынешнем моем состоянии побег от Сазерлендов не должен составить труда. На краю сознания пробежала неприятная мысль, что я до сих пор с ними, потому что хочу этого.
— Мистер Сальваторе, вы такой тихий, — заметила миссис Сазерленд. Я взглянул на Лидию, которая улыбнулась мне. Она прекрасно знала, что ее мать тонкостью манер не отличается.
— Простите. Я давно не был с людьми, — покаялся я, когда мы свернули на дорожку для верховой езды.
Миссис Сазерленд ободряюще сжала мне руку. Если она заметила мою ледяную бледность, она, вероятно, пыталась меня согреть.
— С тех пор как вы потеряли отца? — мягко спросила она.
Я кивнул. Это было проще, чем сказать правду.
— Мой брат погиб на Мексиканской войне, — поведала мне миссис Сазерленд, пока мы остановились пропустить девочку с отцом и длинношерстной таксой. — Среди девяти братьев и сестер он был мне ближе всех. Их у меня еще много, но того брата никто заменить не сможет.
— Дядюшка Исайя, — пробормотала Лидия, — я его почти не помню. Но он был добрый.
— Мне жаль. Простите, я не хотел вызывать у вас грустные воспоминания, — извинился я.
— Память и траур необязательно грустны, — возразила миссис Сазерленд. — Это… просто есть. Их жизни сохраняются в нашей.
Ее слова лучом света пронзили мрачные мысли, клубившиеся в моей голове: как сохранить в себе человека, если я вампир, как не потерять душу. Важнее всего сберечь прошлое живым. Как память о Келли не позволила мне напасть на Бриджит, так и моя связь с семьей, с жизнью, которая когда-то была моей, поможет мне остаться человеком.
Хотя миссис Сазерленд совсем не напоминала мою мать, на мгновение, когда солнечные лучи подсветили ее седеющие волосы, а жесткий взгляд синих глаз смягчило чувство, я подумал, что она могла бы быть моей матерью. При других обстоятельствах я был бы счастлив в ее доме.
Боже мой, насколько же я скучал по матери. Хотя острое горе ослабло за годы, боль никогда не уходила из сердца. Если бы мать осталась жива, сумели бы мы избежать трагедии, поглотившей наши жизни?
Я скучал и по отцу. Я любил и уважал его до того самого момента, как убил его. Я хотел пойти по его стопам, унаследовать поместье, хотел, чтобы отец был мною доволен. Больше всего я хотел, чтобы он тоже мог любить и уважать меня.
Я скучал даже по брату, точнее, по тому, кем он был раньше. Хотя он поклялся отомстить мне за то, что я сделал его вампиром, при жизни он был моим лучшим другом, соперником и наперсником. Интересно, где Дамон сейчас, и какие ужасы творит? Я не мог его осуждать — я сам поддавался жажде крови после трансформации.
Я просто надеялся, что рано или поздно человек в нем возьмет верх, как это случилось со мной.
— Вы очень мудрая женщина, миссис Сазерленд. — Я вернул ей рукопожатие. Она улыбнулась.
— Вы интересный юноша, — заметила она. — На месте вашей матери я бы вами гордилась. Конечно, у меня нет сыновей и всего один зять… — Она вздохнула.
— Но, мама, Маргарет и я занимаемся каждая своим делом. — Лидия проигнорировала ремарку насчет зятя. — Она делает книги для Уолли. Я работаю в благотворительном фонде для матерей без источника дохода.
Миссис Сазерленд улыбнулась мне, и в этот момент я осмелился надеяться. Возможно, я смогу остаться здесь, стать частью этой семьи. Эта игра опасна, но, может быть, я смогу в ней выиграть. Я буду сдерживать свою жажду и каждый день гулять с Лидией и миссис Сазерленд, составлять им компанию за чашечкой кофе или жарко спорить с Уинфилдом о войне.
Лидия продолжала говорить о своей независимости, заставляя мать вздыхать, несмотря на явную гордость дочерью. Теплело, мы шли на запад, не выбирая дорожки, пока не набрели на знакомую тропинку в середине парка, ведущую в деревню сенека. Мой дом.
Может быть, моя внезапная рассеянность заставила миссис Сазерленд взглянуть на меня пристально.
— Мистер Сальваторе, — в голосе были одновременно страх и интерес, — у вас… пятно на воротничке.
Совсем не заботясь о том, чтобы правильно себя вести, Лидия потянулась и провела пальцем совсем рядом с моей шеей. От ее близости на меня нахлынули страх и возбуждение. На кончике ее пальца была кровь.
Я посерел. Такова моя жизнь. Несмотря на постоянный самоконтроль и причиняемую им боль, на вечные попытки соблюсти тайну, одной капли крови хватит, чтобы нарушить равновесие. Они увидят, кто я на самом деле: лжец, убийца, чудовище.
Звонкий смех Лидии нарушил молчание.
— Просто варенье, — беззаботно сказала она, вытирая палец о низко склоненную ветку. — Мистер Сальваторе, — поддразнила она, — я понимаю, что вы чувствуете себя как дома, но, пока вы в гостях, может быть, вспомните о правилах поведения за столом?
Миссис Сазерленд заворчала на дочь, но, увидев облегчение на моем лице, тоже улыбнулась. Вскоре мы все дружно смеялись над Стефаном Сальваторе, ночным героем, превратившимся в неосторожного гостя, и шли домой по солнечной улице.
6
Вернувшись с прогулки, я обнаружил, что мне шьют новый костюм. Миссис Сазерленд показывала портному, где надо подколоть или подшить. Я знал, что должен бежать, но никак не мог расстаться с миссис Сазерленд. Мы провели день, беседуя о моей матери и ее французских родственниках, а также о моей мечте побывать в Италии и посмотреть Сикстинскую капеллу.
Прежде чем я успел это осознать, портной доделал последние стежки и наступил вечер. Даже я вынужден был признать, что костюм великолепен. Я выглядел как наследник династии промышленников — плоеная белая манишка, шелковая шляпа и галстук. Уинфилд одолжил мне карманные часы на цепочке с золотыми брелоками, и запонки у меня были золотые. Я выглядел человеком с головы до ног, и мне было стыдно за то, что я так цепляюсь за прошлое.
Бриджит жеманно улыбнулась, когда я подал ей руку, подсаживая в карету. Ее юбки, такие же как вчера, только абрикосового цвета, занимали все сиденье. Кремовая шелковая сеточка на платье придавала ей вид то ли танцовщицы с европейской картины, то ли огромной булочки. Она хихикала, спотыкалась и цеплялась за меня, чтобы не упасть.
— Спасите меня еще раз, добрый сэр, — смеялась она, и я снова и снова напоминал себе, что должен развлекать ее всего пару часов. Потом, несмотря на всю мою приязнь к миссис Сазерленд, я исполню свой зарок покинуть эту семью, исчезну в толпе танцующих и вернусь в свою нору в парке.
Проехав совсем немного, мы остановились у другого громадного особняка. Сложенный из грубых камней, он походил бы на замок, если бы не огромное количество окон. Я помог Бриджит выйти, и мы отправились представляться хозяевам.
Будучи человеком, я часто танцевал, но, оказывается, совсем не был готов к нью-йоркскому балу.
Кто-то взял у меня пальто и шляпу — и, поскольку это не Мистик-Фоллз, где все друг друга знают, мне дали билетик с номером, чтобы в конце вечера я мог получить вещи. Мы прошли в бальный зал через казавшийся бесконечным холл, увешанный серебряными зеркалами, освещенный свечами и люстрами, сверкающими, как в Версале. Тысячи серебряных отражений нас с Бриджит толпились за стеклом.
В углу играл целый оркестр — скрипки, виолончели, трубы и флейты. Все музыканты были одеты в черное. В зале было множество народу в самых причудливых костюмах, которые я когда-либо видел. Дамы поднимали тонкие, затянутые в перчатки руки, сверкали бриллиантовыми браслетами, демонстрируя платья всех цветов, от кроваво-красного до тускло-золотого, газовые юбки взлетали в мазурке, тюлевые, кружевные и шелковые нижние юбки плыли в воздухе, как цветочные лепестки по воде.
Если вид танцующих ослепил меня, то запах ударил по всем остальным чувствам: дорогие духи, огромные букеты экзотических цветов, пот, пунш, а от кого-то пахло кровью — нерадивая горничная позабыла в платье булавку.
— Вы должны принести даме бальную книжку, — шепотом подсказала Лидия, пока я стоял, ошеломленный и подавленный окружающей роскошью.
— Это… это Аделина Патти? — Я указал на казавшуюся скромной женщину, окруженную толпой поклонников. — Певица?
Я видел ее фотографии. Мой отец хотел, чтобы его сыновья знали родную итальянскую культуру.
— Да, — закатила глаза Бриджит и притопнула хорошенькой ножкой в атласной туфельке. — А вот там мэр Понтер, а там Джон Рокфеллер, а… вы отведете меня на мое место, наконец? Я хочу знать, кто пригласил меня танцевать.
Лидия вежливо кашлянула, но прозвучало это как смешок.
— На юге, — прошептал я, — считается невежливым слишком много танцевать со своим сопровождающим.
Лидия прикрыла рот рукой в перчатке, скрывая улыбку:
— Я слышала, что на юге до сих пор танцуют кадрили и не играют в салонные игры. Удачи, мистер Сальваторе.
Она растворилась в толпе. Маргарет усмехнулась в мою сторону — она висела на локте своего мужа Уолли, очень сутулого невысокого господина в пенсне. Но, когда она заговорила с ним, усмешка куда-то делась, а муж просиял. Я почувствовал странный укол ревности. Я никогда не узнаю, что это такое — простые ритуалы сложившейся пары.
Оркестр заиграл вальс.
Бриджит закусила нижнюю губу:
— У меня до сих пор нет бальной книжки.
— Сударыня, — поклонился я, вздыхая про себя, и предложил ей руку.
Бриджит хорошо танцевала. Когда она скользила по паркету, ее общество было почти приятным. На несколько минут танца я забыл, кто я и где я: просто мужчина во фраке, танцующий в зале, полном красивых людей. Она послала мне взгляд зеленых глаз, и на один прекрасный миг я представил, что это Келли, живая и здоровая, получившая то, чего она заслуживала.
Музыка замолкла, и иллюзия испарилась.
— Отведите меня в первый ряд. Я хочу, чтобы все нас видели!
Она затащила меня в буфет, где была выставлена разная экзотическая еда. Мороженое из невиданных фруктов, настоящий венский кофе, бланманже, крошечные шоколадные пирожные, хрустальные бокалы с шампанским. Для тех, кто проголодался, там была самая разная птица, от перепелок до гуся, нарезанных маленькими кусочками, чтобы можно было быстро перекусить и вернуться в зал.
Мне захотелось испытать нормальный человеческий голод, но я был вынужден удовлетвориться шампанским.
— Хильда! Хильда! — закричала Бриджит, перекрывая шум толпы.
Красивая девушка в платье цвета розы отвернулась от своего сопровождающего и просияла, увидев Бриджит. Оглядела меня, хлопая ресницами.
— Это Стефан Сальваторе, — представила меня Бриджит. — Это он меня спас.
— Мадемуазель, — поклонился я, поднося ее руку к губам. Бриджит смотрела на меня со смесью ревности и радости от того, что я оказался таким галантным.
— Бруклинская Бриджи! А кто это с тобой? — К нам подошел щеголеватый юноша с сияющими глазами и огромными зубами. У него был длинный острый нос и кудрявые черные волосы, румянец на щеках заставлял предположить чахотку.
— Это Стефан Сальваторе, — Бриджит говорила так же гордо и осторожно, как и с Хильдой, — он спас меня в парке.
— Рад встрече с вами! Абрахам Смит. Называйте меня Брэм. — Он сгреб мою руку и энергично затряс. — Это было так гадко с твой стороны, Бриджи, убежать с приема в одиночку. — Он погрозил ей пальцем.
— Бруклинская Бриджи? — переспросил я. У меня слегка кружилась голова.
— Бруклинский мост станет самым большим подвесным мостом в мире, — обрадовался Брэм. — Никаких больше паромов, нет, сэр. Мы будем ездить взад и вперед через Ист-ривер!
— Только посмотрите! — взвизгнула Бриджит, невежливо показывая пальцем. — Лидия и ее ухажер. Пойдемте, поговорим с ними!
Я беспомощно попрощался с Хильдой и Брэмом, а Бриджит, схватив меня железной рукой, тащила к сестре.
Итальянский граф был окружен поклонницами, среди которых была и Лидия. Подходя, я заметил, что он на меня смотрит. Волосы цвета воронового крыла блестели в свете свечей, а черный костюм сидел на нем идеально. Он двигался с небрежной грацией, жестами помогая своему рассказу. На руке сверкало кольцо.
Истина дошла до меня мгновением раньше, чем он повернулся, как будто он ждал меня. Я очень постарался скрыть удивление, глядя в ледяные голубые глаза брата.
7
Каждый мускул моего тела напрягся. Время остановилось, когда мы скрестили взгляды в безмолвном поединке. Грудь сдавило. Во мне вскипал гнев. Последний раз я видел Дамона сразу после того, как тот убил Келли. Тогда он стоял надо мной, сжимая в руке кол. Его щеки ввалились, а сам он исхудал в плену. Теперь Дамон выглядел так же, как во время человеческой жизни, — юноша, очаровывавший всех, от буфетчиц до почтенных бабушек. Чисто выбритый, изящно одетый и безукоризненно исполняющий роль итальянского графа. Человека. Он обманул всех в зале.
Дамон приподнял одну бровь и дернул углом рта в улыбке. Кто угодно решил бы, что он просто рад новому приятному знакомству.
Я знал правду. Дамону нравилась придуманная им шарада, и он ожидал моей реакции.
— Стефан Сальваторе, позвольте представить вам графа Дамона де Санга, — представила его Лидия.
Дамон отвесил идеальный поклон, словно переломившись в талии.
— Де Санг, — повторил я.
— Граф де Санг, — поправил Дамон, имитируя итальянский акцент. Он улыбался, демонстрируя ровный ряд белых зубов.
Нет, только не здесь, думал я в ярости. Не в Нью-Йорке, не среди этих милых, невинных Сазерлендов. Дамон последовал за мной или приехал сюда первым? Он провел здесь достаточно времени, чтобы влюбить в себя бедную Лидию. А заодно и обмануть все нью-йоркское общество. Может ли быть совпадением то, что в этом переполненном людьми городе мы оба связались с семьей Сазерлендов?
Дамон смотрел на меня. В глазах таилась ледяная саркастическая усмешка, как будто он догадался, о чем я думаю.
— Стефан, Дамон, я просто чувствую, что вы станете друг другу как братья, — воскликнула Бриджит.
— Прекрасно, — Дамон снова улыбнулся углом губ, — здравствуй, братишка. Откуда вы родом, Стефан?
— Виргиния, — коротко ответил я.
— В самом деле? Я недавно был в Новом Орлеане и готов поклясться, что встречал там джентльмена, похожего на вас как две капли воды. Вы там не бывали?
Глаза Лидии горели гордостью. Бриджит кивала на каждое слово Дамона. Даже Брэм и Хильда казались зачарованными. Я сжал бокал так сильно, что даже удивился, когда тот не лопнул:
— Нет. Никогда там не бывал.
Внезапно бросилась в глаза радостно сверкающая серебряная посуда на столе. Сотни людей, сотни ножей и один очень злой и очень непредсказуемый брат.