Возник разговор. Редакторы заметили, что у этих газет далеко не равные тиражи: у «Нью-Йорк таймс» – 360 тысяч экземпляров, у «Правды» – больше 8 миллионов. Было тут же подсчитано, что на одного американского читателя Хрущева придется почти 25 советских читателей Эйзенхауэра.
– Это уже не неравенство, а большой перевес в пользу американцев, – сделал вывод Л.Ф. Ильичев, возглавлявший Отдел пропаганды ЦК КПСС.
– Да, это, конечно, неравенство, – согласился Хрущев и, подумав, предложил:
– Нам бы нужно такое издание, чтобы оно публиковало американские и другие важные документы, заявления и речи примерно в таком же объеме, как в иностранных газетах.
– И не только официальные речи, заявления, документы, – заметил О.В. Куусинен, член Президиума, секретарь ЦК, своим обычным тихим голосом с присущим ему финским акцентом. – В зарубежной печати много интересных и познавательных статей, с которыми советским людям полезно познакомиться.
Понимающее молчание других членов Президиума и секретарей ЦК было равнозначно общему одобрению. (…)
Несколько дней спустя на приеме, устроенном правительством в Кремле для делегатов и иностранных гостей съезда, Хрущев вернулся к своему предложению в разговоре с только что избранными руководителями Союза журналистов, изложив свое представление о новом издании:
– Оно (…) знакомило бы наших читателей с разными политическими явлениями и течениями.
– И с чуждыми нам? – обеспокоенно спросил один из слушателей.
– Да, и с чуждыми нам тенденциями в политике и идеологии. Говорят, что это идейная отрава. Но яд маленькими дозами, как известно, не страшен. Тем более если дать и нужную дозу противоядия» [1.35. С. 2].
Ничего не имея против самой газеты «За рубежом», которая в годы перестройки проводила нейтральную линию – ни сильно вправо, ни влево, – надо сказать, что здесь больше важен принцип, что некоторые решения принимались под воздействием (а в данном случае даже под давлением) внешних сил. Данный случай имеет совершенно невинный окрас. Но раз такое становилось возможным, повторюсь, в принципе, то в иных случаях могло проводиться решение и разрушительного свойства.
Например, вот как выглядит история с глушением западных радиостанций: март 1946 г. – образована Русская Служба Би-би-си. Апрель 1949 г. – первое глушение. Апрель 1956 г. – глушение прекращено накануне визита Н.С. Хрущева и Н.А. Булганина в Лондон. Октябрь 1956 г. – глушение возобновлено из-за беспорядков в Венгрии. Июнь 1960 г. – глушение прекращено накануне подписания Договора о запрещении испытания ядерного оружия. Август 1968 г. – глушение возобновлено из-за «Пражской весны». Сентябрь 1973 г. – глушение прекращено в связи с подписанием Хельсинкских соглашений. Август 1980 г. – глушение возобновляется из-за волнений в Польше. Январь 1987 г. – глушение прекращается. 29 ноября 1988 г. прекращено глушение радио «Свобода» и «Свободная Европа».
Удалось завлечь СССР и в афганский капкан: «Правительство СССР четко понимало, что полное признание независимости народов (и прежде всего Великого Русского народа) найдет только миролюбивая внешняя политика. Любая агрессия, в том числе и замаскированная под «интернациональную помощь», вызовет отрицательную реакцию в любых формах (кроме, правда, массового дезертирства – русским не свойственна трусость). Это должны были четко понимать в тех центрах, которые специально занимались проработкой вопросов внутренних истоков советской внешней политики. Отсюда же и умышленное доведение ситуации до прямого, грубого, неадекватного вторжения «Ограниченного контингента» в Афганистан. И здесь шла согласованная игра внешних сил: маневры американцев в Пакистане, ухудшение ситуации в самом Афганистане. Далее: нашептывание советников из Института США, и было это при сопротивлении «голубей» из Генштаба, не связанных с США, а руководствовавшихся государственными интересами» [1.36. C. 59–60, 216].
И сделано это было Ю.В. Андроповым, который был тут незаменимым специалистом: именно он довел дело до открытого конфликта и в Венгрии (1956 г.), и в Чехословакии (1968 г.).
Разумеется, что тут важна и объективная сторона: коммунистическая идеология имела в числе своих составляющих мессианскую суть. Там подразумевалась «братская интернациональная помощь» всем, где бы ни происходил конфликт. Все вопросы следовало бы решать традиционно: выгодно это или невыгодно для страны. Хороший бы ситуационный анализ, который единственный следовало применить для разоблачения действий конспираторов, давно бы вывел на чистую воду многих и многих… Но серьезных ученых не было, атмосферы для конструктивной критики тоже, методики не наработаны – потом за это пришла расплата.
Внешний диктат стал вызывать и внутренние перемены. Начиная где-то с 1985 г. такое положение приобрело необратимый характер. А американцы давили по всему фронту. «Группа политологов (А. Улам, Ф. Колер, Дж. Шлессинджер, Л. Бентсен, П. Нитце) требовала уступок от СССР в качестве платы за разрядку напряженности. Важнейшим же содержанием своей концепции она считала «функциональное проникновение в советскую систему» [1.37. С. 236] со ссылкой на: [1.38.Р.703].
Именно председатель КГБ был застрельщиком в деле реагирования на радиоголоса. Так, сообщают, что В.И. Чебриков «выступал редко, только если речь заходила о глушении западных радиостанций или о том, сколько людей выпускать за границу» [5. С. 110].
Итак, в ходе операции «Вовлечение», где главными и равными участниками были и ЦРУ США, и КГБ СССР, Союз ССР был превращен из самостоятельной, более того, ведущей системы в ведомую единицу. Запад нахально вмешивался во все сферы, даже в такие, куда совать свой нос было непрестижно: в приговоры жуликам из сферы внешней торговли: «В октябре 1976 года мне пришлось сидеть на Пленуме ЦК КПСС рядом с председателем Верховного Суда СССР Л. Смирновым. В перерыве мы решили отправиться в буфет. «Оставить, что ли, здесь папку?» – спросил Лев Николаевич. «Да можно. Зал вроде бы хорошо охраняется, – ответил я и тут спросил: – А что в папке-то?» – «Два смертных приговора… Это за особо крупные махинации, связанные с внешней торговлей, и знаете, – продолжал Смирнов, немного задумавшись, – некоторые западные фирмы обратились к нам с предложением возместить нанесенный ущерб при условии снижения уровня наказания». Папку, конечно, взяли с собой» [14. C. 297]. Как говорилось в книге Ю.С. Семенова «Семнадцать мгновений весны», запоминается последняя фраза. И вывод, сделанный из этой фразы, – уже отсутствовало доверие к членам ЦК!
НАВЕДЕНИЕ «МОСТОВ»: ОТ МАЛЕНЬКОЙ ТРЕЩИНЫ В «ЖЕЛЕЗНОМ ЗАНАВЕСЕ» ДО ПРОРЫВА ПЛОТИНЫ
Сэр едет в СССР.
Нынешняя глава рассказывает о наложении внешних противоречий на внутренние.
Название главы имеет по, сути некоторую, достаточно обширную историю. В это слово вкладывается, по-видимому, некоторый смысл. В Мюнхене существовал журнал с названием «Мосты». Известный американский журналист У. Липпман (Lippmann) писал, что «пусть мосты, которые мы должны построить, будут не столь многочисленны, но пусть все они будут переброшены через реку» [1.39]. Президент США Л. Джонсон в послании конгрессу говорил о «наведении мостов между Востоком и Западом». Мост – также название акции, предпринятой в конце 1989 г. по созданию связи между агентом западногерманской разведки (и «диссидентом» по совместительству) В. Гавелом и председателем правительства ЧССР Л. Адамецом через посредничество певца М. Кобаца и поэта М. Горачека [1.41. C. 24–25].
Любимый зять нашего бывшего премьера сам приводит такую цитату о себе из журнала «Science» за 1969 г., где была опубликована статья под названием: «Советы и Запад обсуждают «мозговой центр»: «Гвишиани широко известен как приверженец идеи «наведения мостов» между Востоком и Западом» [2. С. 199].
Исследуемая система всегда такой же природы, такого же иерархического ранга и проч., что и сама внешняя среда системы. Иначе если это как-то рассогласовано, то они имели бы малое отношение друг к другу. Хотя взгляд на это рассогласование можно внести и искусственно. При этом очень важное значение имеет то, как вы сами видите взаимоотношения системы и внешней среды. Если все факторы вами вычислены верно, то можно и предусмотреть угрозы изменения их свойств. Значит, и система «СССР», и внешняя среда «Запад» (скажем) имеют много общего. Но это не признавалось, а строго наоборот писалось, что социализм по самой своей природе не способен превратиться в капитализм. Как будто СССР был на Луне! Надо было превратить – и превратили. Как это было сделано, ныне хорошо известно. И если опять рассуждать о том, что касается системы и внешней среды (которая есть не что иное, как набор таких же систем), то суть механизма проникновения проста для понимания: нужны системы разной плотности – более однородная и плотная проникает в менее однородную (острие проникающей системы будет искать слабые места!) и более рыхлую, более моноцентричная будет проникать в более полицентричную, более устойчивая в менее устойчивую и так далее. Понимаем, что если такой ситуации нет и нынешний объект проникновения обладает обратными и/или нейтральными свойствами, то задачей номер один становится доведение жертвы до состояния ее готовности. Что и было сделано в контексте нашего исследования с СССР в 1950–1980-е годы.
Но политически важным было именно налаживание каналов для взаимодействия друг с другом (как для той, так и для другой стороны). Найти эти каналы можно было в любой точке взаимопроникновения, как по официальной, так и по конспиративной линии: «Мария Васильевна Рязанова (жена писателя и бывшего политзэка Андрея Синявского) рассказала, как она отправилась в КГБ добиваться сокращения семилетнего срока осуждения своего мужа. Аргументы ее были примерно такими: мол, сейчас у нас с вами одна цель, чтобы Синявский вышел на свободу. Почему я этого хочу, объяснять не надо. А вы должны этого хотеть, потому что не разобрались, кого схватили: пока Синявский будет сидеть, Запад станет склонять вас каждый день, и вы уже сами будете не рады, что связались. Кроме того, он уже в лагере написал и передал мне лагерную книгу. Если муж выйдет в день окончания срока, он уже ничего не будет вам должен, и рукопись, которая сегодня лежит в парижском сейфе, будет издана. Если с Синявским что-то случится в лагере – тоже» [1.42. С. 245].
Даже такой педераст, как С. Параджанов, который в соответствии с нормами советского законодательства был определен в тюрьму по ст. УК 122 и 211 Украинской ССР (распространение порнографической продукции и мужеложество соответственно), был досрочно освобожден после шумной кампании на Западе во главе с таким же Луи Арагоном [1.43. С. 43].
Имея у себя прочный тыл в виде враждебно настроенного Запада, ты можешь смело шантажировать любую самую страшную спецслужбу, быть на равных с государством и зажимать его в прочные тиски.
Но не только на диссидентов с улицы влияли американцы. Под прицелом были и «номенклатурные работники среднего звена, являющиеся сотрудниками внешнеполитического аппарата, играют важную роль в анализе событий за границей и разработке конкретных рекомендаций для Политбюро. Сейчас обнаружилось, что многие из этих сановников доступны для людей с Запада и можно многое узнать об их образе мыслей» [1.44. C. 59].
Войны нынешнего поколения не только используют координацию и взаимодействие, они в принципе становятся бессмысленными, если не будет «пятой колонны» и «моста», связывающего «Большую землю» с ними, без применения совместных ударов извне и изнутри. «…Диссиденты работали в системном взаимодействии с пропагандистской машиной Запада. А это была такая мощная служба психологической войны, что нам и представить себе трудно. Без участия диссидентов – «наших», изнутри советского общества, пропаганда «оттуда» потеряла бы бо́льшую часть своей силы. Диссиденты с «Голосом Америки» вместе составили систему с сильнейшим кооперативным эффектом, а в такой системе бессмысленно оценивать силу по количественным размерам отдельных элементов» [1.45. C. 185–186].
В США великолепно была налажена наука уничтожения сложных социальных систем. Среди диссидентов нашелся только один – некто Л. Лубман, который смог именно так сформулировать свою задачу и сочинил в 1976–1977 гг. некий «труд», озаглавленный «Экспромт для ведомства г-на Тернера, ЦРУ. Книга о том, как правильно уничтожить Советскую власть», в 248 листов. И нашел способ выслать это за границу. Однако сочинение было перехвачено и Л. Лубмана посадили. Досидел он аж до 1991 г. [37. C. 244, 1.46. С. 10]. Так что в перестройку обошлись как-то без него!..
КГБ, в конце концов, принял оборонительную позу, и им манипулировали. У каждого из высокопоставленных чиновников были свои аргументы, когда они отстаивали мягкий вариант во внешней политике. Председатель КГБ СССР Ю.В. Андропов говаривал: «А здесь мы ведем свою линию от противника»; министр иностранных дел А.А. Громыко придумал «непотопляемый» аргумент: «А стоит ли нам понапрасну раздражать американцев?» [35. С. 304].
Диссиденты на каком-то этапе это проведали и учитывали, что любая их акция будет заранее выигрышной: «Я был на грани взрыва, боялся сорваться на любой мелочи. И тогда я решил: за ерунду я сидеть больше не буду. Если уж сяду, то за что-то стоящее. И вот вместе со своими будущими подельниками мы надумали следующее: страна нуждается в твердой валюте, в западной технологии. Готовился так называемый «детант». Спасти Россию, как мы полагали в то время, мог только Запад. В момент главного соглашения Союз будет готов пойти на уступки, если Запад этого потребует, рассуждали мы. В качестве уступки мы поставим проблему выезда, эмиграции. В те годы на Запад выезжали лишь единицы. Мало того, мы понимали, что вот-вот людей снова начнут сажать. Перебрали массу вариантов акций протеста: голодовку на Красной площади, имитацию побега за рубеж на Ту-104 с заявлением о наших требованиях. Наконец выбрали такой вариант: имитация захвата шестнадцатью «заговорщиками» первого секретаря Ленинградского обкома партии Толстикова. Он, кстати, пострадал из-за нас, сослали его послом в Китай. Одного мы не рассчитали: наверняка из шестнадцати один или заложит, или проговорится. Стукачество тогда цвело пышным цветом. И точно. Мы поняли, что за нами следят, и начали хитрую игру: делали вид, что слежки не замечаем, а подготовку к акции тем временем продолжали. Я говорил ребятам: «Нас все равно засекли, вот-вот арестуют, а мы еще ничего не сделали. Надо сделать так, чтобы нас арестовали в аэропорту». Как ни странно, интересы КГБ и наши интересы совпадали. Оказывается, они тоже хотели арестовать нас именно в аэропорту, чтобы показать всему миру, какие мы бандиты. Когда мы шли к аэропорту, за каждым кустом с биноклями сидели чекисты. Нас взяли, что называется, тепленькими. Судом, широко освещавшимся в печати, смертными приговорами, высокими сроками хотели запугать эмигрантское движение в СССР. Вышло же все наоборот. Начались демонстрации протеста в совершенно невиданных масштабах. Говорят, Никсон звонил Брежневу. Главы девятнадцати государств послали протесты против приговоров» [1.47. С. 65; 1.48. С. 222–223].
КГБ окончательно запутался в этих делах. Для засылки агентуры в эмигрантские организации на Западе требовалось залегендировать появление там того или иного нового человека. И вот приходилось его внедрять для начала в Союзе в диссидентские круги, где он всячески должен был проявить себя, в том числе и нанеся реально исчисляемый (западными разведками по своей системе индикации) ущерб советской системе, а уж потом на следующем этапе оказаться где-нибудь на Западе. Комитет, таким образом, обслуживал и сам себя, обеспечивая фронт работы, и чем дальше, тем больше.
Как видим, движение по этому мосту было налажено в обе стороны, что обеспечивало этой операции ее успех.
ОТРАВЛЕННЫЕ КОРНИ
В большой игре Запада против Советов ему предстояло играть три роли одновременно: душить коммунистов внутри себя и в странах третьего мира, всячески подавлять Кремль и пестовать диссидентское движение и своих сторонников внутри правящей верхушки. На первый взгляд задача архисложная. Но решалась она именно через взаимосвязанность. Коммунисты на Западе могли успешно действовать тогда, когда у них была крепкая опора в Москве. Но когда Кремль все больше и больше захватывался прозападными кругами, то и задача борцов с коммунизмом облегчалась. Теперь уже со стороны Кремля в спину союзникам СССР направлялся свой удар, и зачастую он был скооперирован с западным.
И постепенно – по мере успехов антикоммунистов – на Западе вместо прежних искренних коммунистов все больше и больше появились люди, которые думали только о своем, личном. Миллионы долларов из кремлевских кормушек, из кармана русских людей, перекочевавших в их карманы, шли на зарплату руководству и активистам коммунистических и рабочих партий, редакторов и журналистов прессы, агентов влияния Международного отдела ЦК КПСС. О реальных весомых результатах никто и не спрашивал. Шла обычная рутина: чья-то задумка провести ту или иную акцию – договоренность – оплата – проведение мероприятия – отчет – списание средств и… дело сдается в архив. Если прежде горели идеей мировой революции для блага всего человечества, ради чего шли на эшафот, то после какого-то поворотного пункта коммунизм превратился в неплохой бизнес, как и для всех буржуа западных стран. Ничем не лучше и не хуже других грязных методов зарабатывания околополитических денег.