– Я боюсь их, – прошептала моя попутчица.
– Нашла кого, – фыркнула я, – с ним хотя бы точно знаешь, что он тебя сожрет, если что, – притронулась я ладонью к гладкому лбу ящера, касаясь его и своим даром. В тот же миг распахнулось два янтарных глаза с ниточками черных зрачков, и ящер высунул раздвоенный язык, чтобы лучше сориентироваться в происходящем.
– Тью, тью, – пропела я высоким голосом. Надеюсь, что за последние годы азбука погонщиков не поменялась – пешком идти совсем не хотелось.
Я не переживала, что он может сожрать меня. По неведомой мне причине животные любили меня и мне подобных. То ли чувствовали, что в нас есть частица жизненной силы, то ли считали нас безобидными придурками, но, как бы там ни было, ни разу в жизни меня не покусал ни один зверек. А может, вопреки людским надеждам, они все же были умнее нас. Хотя то, что они чувствовали в нас частицу Двуликого, я почти не сомневалась, особенно когда некоторые из них сами приползали к моему порогу, будучи на грани смерти. Проблема была в том, что я не знала звериного языка и не умела по щелчку пальца управлять ими. Потому я очень надеялась, что в школах погонщиков ящеров чтят традиции и дрессируют этих достаточно умных и хитрых тварей так же, как и столетия назад.
Ящер лениво прищурился, точно раздумывая о чем-то своем, а после так же медленно приподнялся, оторвав свое огромное тело от земли ровно настолько, чтобы погонщик мог пристегнуть к нему все необходимое для дальнего путешествия. Чем я, собственно, и занялась.
– Отлично, – довольно улыбнулась я. – Тца, – шикнула, в то же время ящер послушно опустился на землю и замер. – Теперь, главное, лево и право не перепутать, а? – хмыкнула я, обернувшись к женщине, что зачарованно следила за мной.
– Обалдеть, – искренне выдохнула она.
– Давай не будем терять время…
Спустя сорок минут я открыла все клети и пристегнула нашу поклажу к широкому седлу, на котором нам предстояло проделать путешествие в самое сердце Элио. Следовало поторопиться. Не хотелось бы, чтобы кто-то решил нас догонять и в этом преуспел. В то время, пока женщина пыталась неловко взобраться в седло, всякий раз замирая, стоило ящеру высунуть язык или вздохнуть, я держала ее ребенка, борясь с желанием отвесить ей волшебного ускоряющего пинка.
– Девка, не доводи до греха, усаживай свою задницу пошустрее, – все же не выдержала я.
– Я не могу, – дрожащим голосом ответила она, в очередной раз замерев, стоило твари глубоко вздохнуть. Мы с ящером обменялись, как мне показалось, понимающими взглядами: он почти открыто раздумывал, не перекусить ли на дорожку.
– Не, приятель, надо будет пробежаться, так что точно не сейчас, – покачала я головой, когда «приятель» весьма очаровательно прикрыл глаза.
– Что? – обернулась женщина на мою реплику и снова замерла с поднятой ногой.
– Да сядешь ты или нет, мать твою душу! – не выдержав, рявкнула я, и девка опрометью вскочила в седло. – То-то же, – одобрительно покивала я, передавая ей самодельную люльку, которую стоило надеть на себя через голову, чтобы не держать все время ребенка на руках и не бояться его уронить. – Можешь держаться за меня, – наставляла я, вскакивая в седло впереди нее, – но особо не усердствуй: не будешь дрыгаться без надобности – и так не упадешь.
Средство передвижения не предусматривало поводья. Оно управлялось командами во всем: начиная от скорости, с какой будет двигаться ящер, и заканчивая тем, когда ему можно есть. О том, как достигалось подобное послушание, красноречиво говорила изуродованная страшными шрамами кожа животного. Боль способна выточить любое орудие из любого существа. Однажды даже самый крепкий разум не выдержит и сломается, начиная перетекать в ту форму, которую задумал тот, кто решил, что у него есть право на это.
– Тью, – в очередной раз пропела я, стоило нам оказаться в седле. Ящер поднялся во весь свой немалый рост. – Хима, – скомандовала я, и тварь под взвизгивания моей попутчицы начала поворачиваться направо. – Ча, ча, ча, – вновь отдала команду я, ускоряя его.
Ветер ударил в лицо, стоило этому огромному мощному зверю заработать лапами. Женщина позади меня тут же обняла меня рукой за талию, в то время как я не сводила взора с горизонта, где пробуждалось ото сна ярко-алое солнце моего мира.
Пришла пора возвращаться домой. Как бы я ни рвалась сюда всего несколько дней назад, сейчас мое сердце стремилось совсем в другое место. Все внутри меня точно покрылось корочкой льда. Эти несколько дней я запрещала себе думать о том, что произошло во дворце. Я знала, что, стоит мне начать размышлять над этим, спасительный лед, что сдерживал осколки моего разбитого сердца все это время, треснет. Я не смогу тогда добраться до дома. Мне кажется, я уже ничего не смогу, стоит этому произойти.
Глава 2
Возможности… сколько у него было этой эфемерной субстанции? Сколькими из них он успел воспользоваться, прежде чем стало поздно? Ни одной. Он знал ответ на вопрос, что крутился в его голове. Он не сделал ничего. Поздно ли теперь что-то менять? Или же у него остался последний шанс? На что он способен, чтобы не потерять и его? Сомнения? Нет. Это неопределенность. Впервые в жизни он оказался перед выбором двух дорог. И если раньше он без сомнения знал, какой путь его, то сейчас он спрашивал сам себя, чего будет стоить в его жизни иной путь, если у него хватит силы духа выбрать его. Раньше ему казалось, что смелость нужна на поле битвы или для сплетения одних интриг и распутывания других. Он не знал тогда, что на самом деле это просто. Он не понимал, что самое сложное – когда ты случайно оставил свое сердце и даже сам не понял, как это произошло. Сложнее всего отважиться и шагнуть вслед за той, которая неосторожно забрала его с собой.
Что произошло во дворце? Как мог сработать тот телепорт и забрать ее из его рук, когда вся его магия, казалось, так крепко удерживала ее? Что на самом деле он знал о ней, чтобы однажды вообразить, что она в его власти?
– Я идиот, – с придыханием сказал он, тяжело прислонившись лбом к прохладной глади стекла. За окном сгущались сумерки. Алания готовилась ко сну.
– Это уж точно, – раздался голос его все еще друга за спиной.
– Ты же знаешь, куда она отправилась?
– Нет, – не моргнув и глазом, соврал Трэй. – Я никогда не спрашиваю, когда она уходит, она никогда не говорит. Это позволяет ей быть в безопасности, а мне – неопасным для нее.
– Слишком много деталей для правдивого ответа, – сказал я, повернувшись к нему лицом. – Скажи мне, я обещаю…
– Не надо, я не скажу и не поверю.
– Почему ты так поступаешь, могу я узнать? – прищурившись, спросил Рейн.
Некоторое время мужчина не отвечал, точно и не услышал вопроса друга, а после, будто что-то для себя решив, заговорил:
– Почему ты продолжаешь спрашивать? Разве ты забыл, кто твоя настоящая страсть?
– При чем тут?..
– Дослушай сперва, – оборвал его Трэй, – ты хочешь вернуть ее? Для чего? Допустим, ты решишь принять ее в свой Дом, сделаешь ее верховной наложницей – ведь даже женой не сможешь, – посадишь под замок в своей резиденции, будешь проведывать ее время от времени, рассказывая о том, как любишь, и о том, как она важна для тебя, так? Это лучшее, что ты можешь дать ей в рамках вашего мира.
– Но…
– Нет, про «но» расскажу тебе я. Соль не женщина, с которыми ты привык иметь дело, понимаешь? Ее нельзя ввести в свой Дом и окружить роскошью, заботой, драгоценностями. Ради нее можно отказаться от мира, к которому ты привык, чтобы последовать за ней. Она ветер, она дождь, она огонь, небо и земля. Она такая же стихия. И как ты собираешься удержать ее, если не готов ничего потерять? Это невозможно. Ты просто не понимаешь: чтобы быть с этой женщиной, нужно отвергнуть все, что ты привык считать своим. Такова будет цена. И если ты не готов к этому, то не спрашивай меня о том, знаю ли я, где она. Ответ будет отрицательным.
– Я найду способ.
– Ты идиот, – усмехнулся Трэй. – Как ты не понимаешь, она не человек. Она не рабыня вашей Империи. Она стихия, заточенная в плоть.
– Откуда такие познания? – Рейну не понравилось, что Трэй говорит о Соль так, словно знает ее, как никто другой.
– Сколько желчи, – вновь усмехнулся оборотень. – Не волнуйся, ревность ни к чему. Когда-то я был готов отказаться от своего мира ради нее, только вот ей это оказалось не нужно. Я смирился, я понял и принял, но не перестал любить, и у меня хватает смелости сказать тебе все это в лицо, потому что я, волк во мне, преклоняется и чтит ту силу, что скрыта в ней.
– Ты говоришь так, словно для тебя нет никого важнее нее.
– Ты вряд ли понимаешь, – с едва уловимой грустью в голосе заговорил Трэй, – но для мужчины, стоит ему встретить ту единственную, и впрямь не остается никого важнее в целом мире. Если ты все еще выбираешь, что для тебя важнее, то это всего лишь означает, что это не она.
– А может быть, это всего лишь показатель того, что я взрослый мужчина, осознающий всю свою ответственность за тех, кто под моим крылом? Тебе собственные рассуждения не кажутся незрелыми?
– Чушь, – отмахнулся Трэй. – Все чушь.
Рейн собирался возразить, когда их уединение нарушил легкий стук в дверь.
– Войдите, – сдержанно ответствовал он, хотя по большому счету не желал видеть никого, кто не мог бы принести ему информации, что так сильно интересовала его сейчас.
– Господин, – Ферт, склонившись, дожидался дозволения говорить, и, как только получил его, тут же поспешил сообщить своему господину: – В двухстах лэрах от восточной границы произошло нападение на караван.
– И? – прищурился Рейн, каким-то внутренним чутьем угадывая, что это не просто информация.
– Характер нападения необычный, – заговорил Ферт. – Погонщики клянутся, что даже не поняли, что произошло. Когда они очнулись, клети с рабами были открыты и пропал один из ящеров. Рабов все еще ищут, потому точное число сбежавших пока неизвестно.
– И, дай угадаю, каравану предстояло следовать через Элио?
– Именно, – кивнул Ферт, – детали мне пока неизвестны…
– Но ты их узнаешь, – вкрадчиво произнес Рейн. – Учитывая твой последний промах, я на самом деле не понимаю, почему мы с тобой до сих пор не распрощались. Тебе следует постараться, чтобы что-то изменить в моих размышлениях о твоей дальнейшей судьбе.
– Я понимаю, – вновь поклонился мужчина, чувствуя, как тяжелая энергия аланита буквально пригвождает его к земле. Во время болезни Рейна это не чувствовалось столь остро, но теперь находиться рядом с мужчиной, когда он был не в духе, было практически невыносимо.
– Позови ко мне брата, – сказал Рейн и, не дожидаясь ответа, повернулся к мужчине спиной. – Видишь, – обратился он уже к оборотню, – мне не нужна твоя помощь, кажется, я уже в курсе, где искать…
– Ну-ну, – усмехнулся Трэй, – всего-то и надо – перерыть песчаное море Элио.
* * *
– Как же жарко, – раздался очередной стон за моей спиной. – Это невыносимо.
Учитывая то, что уже второй день эта дамочка путешествует, укутанная в кокон из моей энергии, ее подвывания выводили меня из себя. Это мне жарко, а ей должно быть жарковато, не более. Я же, скрестив ноги перед собой, предавалась медитации, мерно покачиваясь на спине животного, что уже вторые сутки несло нас на своей спине в самое сердце Элио. Туда, где меня ждут. Впервые за многие столетия я направлялась в место, которое называла домом, и знала, что там меня ждут. Удивительное ощущение.
– Нам еще долго? Почему мы преодолеваем пустыню вместо того, чтобы вернуться в империю? Разве не таков был план?
«О как?»
– Я могу сбросить тебя с ящера и пропеть всего одно волшебное слово, чтобы твои мучения прекратились навеки. Ты только спроси меня о чем-нибудь еще, чтобы я окончательно уверился, что для тебя так будет лучше, и я это сделаю.
– Э? – вяло переспросила попутчица, судя по всему, не поняв, что я имею в виду.
– Слушай, – просто сказала я, – я не хотел начинать этот разговор в самом центре пустыни, но, пожалуй, следует это сделать, пока ты не навоображала чего-то вроде того, что я твой личный слуга, присланный сюда твоим любовником.
– Но… – достаточно резво попыталась перебить меня девушка.
– Но я не из тех людей, которым можно долго и безнаказанно действовать на нервы. Ты – это то, что нужно ему, – указала я пальцем на младенца, – только по этой одной-единственной причине я взял тебя с собой. Так что лучше бы тебе перестать представлять себя моей госпожой, иначе оставшуюся часть пути ты пройдешь пешком. Улавливаешь?
– Простите… я просто… я…
Я не стала вслушиваться в ее невнятное бормотание. Для себя я уже решила, как поступлю с этой женщиной в дальнейшем, чтобы обезопасить и себя, и свое убежище. Честно сказать, взаимодействовать через мозг с чужим сознанием я не любила. Не потому, что боялась навредить человеку и его здоровью – в моем случае это невозможно. Просто то ли моя сила, то ли натура противилась такого рода влиянию на чужую личность. Но с другой стороны, думаю, что особого вреда не будет, если эта девушка просто забудет, как именно выбралась из пустыни и из лап работорговцев. Жаль, я не могла создать ей иные воспоминания, но порой и забвение может быть полезным.
Мы провели в этом долгом, изнуряющем путешествии пять дней. Как это ни странно, пустыня не была для меня невыносимым местом. Уже долгие годы это место было моим личным чистилищем в чертогах Айда. Пекло и зной, сменявшиеся лютой стужей, которая пробиралась в самые кости, не были чем-то невозможным – скорее, лишним поводом почувствовать, что ты все еще жив. Пребывая в положении, когда тебе приходится выживать, ты не находишь времени на то, чтобы заниматься самокопанием, выискивая демонов на задворках собственной души. И сейчас, возвращаясь домой, я не страдала от условий окружающей среды. Я любила это болезненное существование на грани. Оно давало мне сил оставаться той, кто я есть. Я ощущала себя так, словно вернулась в давно ждущий меня дом. Моя пустыня, моя Элио, моя душа.
Было так естественно знать, в какое время лучше остановиться на ночлег; когда отпустить на охоту ящера; где найти капли воды, которыми готова была поделиться пустыня. Ночью мы кутались во все имеющиеся у нас тряпки и залезали под бок ящеру, который хоть и не грел, но был неплохой защитой от возможных ветров. Малыша и его мать спасала в такие ночи моя сила. В моем случае, даже если бы холод сковал мое сердце, оно бы вновь застучало с первыми лучами солнца. Бессмертие – еще та дрянь порой. Приходить в себя после обморожения совсем не весело, скажу я вам.
На шестой день нашего путешествия, когда солнце стояло в зените, опаляя своими лучами все вокруг, на горизонте показались острые пики красно-желтой горы. Действительно было странно, как именно тут могла образоваться столь огромная скалистая глыба. Должно быть, теперь только я и Киран могли угадать в этих неровных очертаниях некогда величественный дворец, утопающий в листве садов, что меняла свой цвет в мгновение ока. Магически измененные растения, точно столичные кокетки, встряхнув своими кронами, сменяли цвет согласно предпочтениям хозяев. Когда грустила королева, сад становился голубым; когда родился Киран, листья в нем стали кроваво-багряными, в день нашей свадьбы – жемчужными. В тот день вся Эйлирия казалась воплощением волшебства и чуда, а быть может, это чудо жило в наших сердцах, и все казалось чуточку прекрасней, чем было на самом деле. Словно воочию я вдруг увидела картины прошлого, чтобы вновь сравнить их с настоящим, где были лишь желтые насыпи барханов и одинокая, дрожащая на раскаленном воздухе скала на фоне голубого неба. Еще через каких-то пару часов станут видны и камни у ее подножия, и вот тогда реальность вновь вернется ко мне. Я вспомню каждого из них. С каждым поздороваюсь и не смогу пройти мимо, не сказав им хотя бы пары слов. И неважно, как долго я шла и как сильно устала, – я никогда не смогу пройти мимо и не заметить их.