— Рельсовая пушка готова на случай, если они пройдут?
— Да, сэр, — с готовностью подтвердила Бобби.
— Что ж, — сказал Амос. — Нам с Персиком лучше бы пристегнуться. Ну, так. На всякий.
Кларисса в последний раз тронула плечо Наоми и бросилась за Амосом к лифту на инженерную палубу. Холден сделал последний большой глоток и отложил в сторону грушу. Он хотел, чтобы всё закончилось. И чтобы этот момент длился вечно, если он в последний раз видит Наоми. И Алекса, и Амоса. И Бобби. Черт возьми, даже Клариссу. Невозможно пробыть на «Роси» так долго и не измениться. Чтобы он не стал твоим домом.
Наоми откашлялась, и Холден решил, что она хочет с ним поговорить.
— «Джамбаттиста», — сказала она. — Это «Росинант». Я не вижу, чтобы ваша внутренняя энергонагрузка выбилась за пределы нормы.
— Пердона, — отвечал женский голос. — Сейчас поправлю.
— Благодарю, «Джамбаттиста». — Наоми разорвала соединение и улыбнулась Холдену. Ужас ситуации проступал только в морщинке возле её губ, но ему всё равно было больно смотреть. — Любители. Можно подумать, никогда не делали такого раньше.
Он засмеялся, а вслед за ним и она. Таймер отстукивал время. «Джамбаттиста» достиг нуля. Яркий шлейф двигателя погас за изгибом кольца Аркадии в глубине неведомого пространства. Вместо таймера Наоми вывела на экран свою математическую модель. Пик от прохода «Джамбаттисты» уже начинал спадать.
Линия на графике скользила вниз, а таймер отсчитывал секунды до появления Марко. Бобби что-то сказала Алексу, тот ответил. Холден не мог разобрать слова. Дыхание Наоми стало частым, поверхностным. Он хотел до неё дотянуться. Взять за руку. Но это значило отвести глаза от монитора, и он не стал.
Врата в Солнечную систему засветились. Холден увеличил масштаб, и кольцо заполнило весь экран. Казалось, сама эта неведомая, возможно, живая структура движется и изменяется. Игра света. У края кольца появились шлейфы двигателей кораблей Вольного флота, сбитые так кучно, что казались огнём единого факела, который движется к центру.
— Хотите, я в них пальну? — спросила Бобби. — Может, рельсовая пушка отсюда добьёт.
— Нет, — сказала Наоми прежде, чем Холден успел ответить. — Я не знаю, что сейчас может сделать масса, посылаемая сквозь кольцо.
Внизу её графика появилась новая линия. Смещается в сторону угасающей кривой всплеска. Кольцо врат всё ярче освещалось тормозными импульсами врагов, пока не стало похоже на негативное изображение глаза — чёрный, усыпанный точками звёзд белок и сияющий ярко-белый зрачок. Таймер достиг нуля. Сияние усилилось.
Глава пятьдесят первая
Марко
У Марко болела челюсть. Ныло в груди. В позвоночнике словно выбиты все диски. Высокое ускорение наносило удары, и он приветствовал боль. Давление и дискомфорт — цена, которую платит тело. Они замедлились на подходе. Ядро Вольного флота должно было беспрепятственно подойти к Медине, их и в самом деле никто не пытался остановить.
На приличной скорости — восемь-десять g, с участками движения по инерции для сохранения реактивной массы, путешествие к кольцу врат заняло бы месяцы. У него не было месяцев. Всё зависело от того, доберётся ли он до Медины раньше, чем разбросанные в космосе силы объединённого флота доберутся до него самого. Да, это значило, что придётся вести корабли на грани возможного. Да, это значило, что для возвращения обратно в систему понадобится забрать кое-какие резервы Медины, а её жителям придётся потуже затянуть пояса, пока он не сможет стабилизировать ситуацию и пополнить припасы.
Таково военное время. Безопасные дни, когда можно было сберегать и экономить, остались позади. Мир — время эффективности. Война — время силы. И если приходится вести бойцов по лезвию бритвы, на грани возможного — что ж, значит, так нужно для победы. Те, кто придерживает резервы на завтра, скорее всего, ее не увидят. И если цена — долгие дни невыносимого дискомфорта и боли, он заплатит и будет её приветствовать. Сейчас идет перерождение, стирание всех мелких оплошностей, очищение и, наконец, вечная и окончательная победа. Она скоро настанет.
Его ошибка — теперь он это ясно видел — в том, что он мыслил чересчур мелко.
Революцию, за которую воевал Вольный флот, Марко представлял уравниванием весов. Внутряки брали, и брали, и брали у Пояса, а когда он стал больше не нужен — бросили и переключились на новенькую сверкающую игрушку. Марко намеревался исправить несправедливость. Пусть в нужде теперь окажутся внутряки, а Пояс получит их силу и независимость. Гнев помешал ему многое разглядеть. Праведный, справедливый гнев. Но в то же время и ослепляющий.
Медина всегда была, да и осталась ключом. Но только теперь он понял, от чего этот ключ. Марко собирался закрыть врата, заставить внутряков устранить последствия многолетней несправедливости. Теперь, вспоминая об этом, он чувствовал разве что ностальгию. Думал о прошлых поколениях. Он совершил классическую ошибку, и поскольку не настолько самодоволен, чтобы этого не признавать, пытался на новом поле боя сражаться в уже прошедшей войне. Власть над Мединой — не для того, чтобы остановить утечку денег и материалов в иные миры. Она для того, чтобы контролировать этот поток.
Судьба Пояса — не Сатурн и Юпитер, вернее, не только они. Она в каждой из тринадцати сотен систем, к которым вели врата, где наверняка есть планеты столь же уязвимые, как и Земля. Пояс может расшириться до этих систем, плыть, как король, над этими подчинёнными ему мирами. Если бы Марко мог начать всё сначала, он бы сбросил на Землю втрое больше камней, разрушил бы Марс и забрал его корабли и людей в колонизированные миры, где не было остатков флота и возможности объединения. Имея в распоряжении лишь Медину и пятьдесят кораблей, он мог властвовать над всеми теми мирами. Это только вопрос дислокации, дерзости и желания.
Марко нужно найти способ уговорить Дуарте дать ему ещё корабли. До сих пор ему удавалось получить от Дуарте всё необходимое в обмен на обещание не трогать Лаконию, и он считал, что ещё один небольшой запрос — это не чересчур, особенно с учётом того, сколь многим пришлось пожертвовать. А если Дуарте нацелился...
«Пелла» содрогнулась — двигатель прошёл через какой-то частотный резонанс. Обычное дело, но не на высоком ускорении. Странно, как иногда то, что на трети g кажется просто лёгким звоном, на двух с половиной превращается в колокол грядущего апокалипсиса. Марко отстучал сообщение Джози на инженерную палубу: «Держи нас в целости и сохранности».
Спустя несколько секунд от Джози пришла в ответ непристойность, и Марко фыркнул, несмотря на стиснутое горло.
Последнюю передышку перед боем они сделали пятью часами ранее — на пятнадцать минут сбросили скорость до трёх четвертей g, чтобы люди могли поесть и посетить туалет. При более длинной паузе пришлось бы прибавлять скорость, а они и так мчались на грани допустимого. Но преимущества неожиданного марш-броска использовали все великие военные стратеги в истории. Земле и Марсу оставалось только прижаться к телескопам и рыдать. Да и Медине тоже.
А на Медине — Наоми и её никчёмный дружок-землянин. Джеймс Холден, идущий по стопам Фреда Джонсона, снисходительный и высокомерный герой убогого беспомощного Пояса. Когда он умрёт, вместе с ним сдохнет и история о Поясе, который должны спасти лживые самодовольные земляне. Туда ему и дорога. А вот Наоми...
Марко не знал, что делать с Наоми. Она для него так и осталась загадкой. Сильная там, где должна бы проявить слабость. Как будто и родилась неправильной. Но что-то в ней было. Даже после всех этих лет ему всё так же хотелось её приручить. Она уже дважды от него ускользала. Как бы там ни было, третьего раза не будет. О когда Наоми окажется в его руках, вернётся и Филип. Тут беспокоиться не о чем.
Марко не удивился, когда сын пропустил вылет с Каллисто. Мальчишка психовал уже не одну неделю. Это нормально. Пожалуй, даже чуть поздно. Марко испытывал авторитет Рокку, будучи куда младше, чем сейчас Филип. Рокку сказал ему, когда явиться на борт перед полётом, а Марко нарочно опоздал и пришёл к пустому причалу. Пришлось ему семь месяцев самому заботиться о себе на Палладе, пока корабль Рокку не вернулся. Капитан встретил его в порту и отлупил так, что кровь лилась отовсюду, но всё же взял Марко обратно. Если Филип захотел получить такой опыт — что ж, прекрасно.
Нет, бить его Марко не станет. Лучше слегка посмеётся, потреплет мальчишке волосы. Унижение всегда лучше насилия. Изобьешь кого-то, даже до смерти — только докажешь что ты воспринимаешь его всерьёз, как мужчину. Хотя, если припомнить, Филип начал хулиганить ещё на Церере, когда пальнул в того койо, охранника.
Господи, как же болит челюсть!
Он шевельнул пальцами, вызвал таймер. Теперь до кольца врат оставалось несколько минут. «Пелла» с каждой секундой сбрасывала ускорение, чтобы, проходя сквозь врата, не попасть в ловушку. Холден будет их ждать. Высматривать шлейфы двигателей. Но они ещё не настолько близко к опасности. Даже если прямо сейчас Холден выстрелит из рельсовой пушки, «Пелла» сумеет вовремя среагировать и увернуться. Правда, это уже ненадолго. Сжатое скоростью сердце забилось немного быстрее. Болезненно ноющие губы искривились в лёгкой улыбке.
Но неудобства — родной дом для воина, и сейчас, и во все времена Марко говорил себе, что принимает их и приветствует. И всё же обрадуется, когда с этим будет покончено.
Он набрал общевойсковой приказ, собирая все корабли так близко, что шлейфы двигателей накладывались друг на друга, чтобы использовать огромное облако выхлопов как прикрытие. Учитывая это и помехи от кольца, Холден будет стрелять почти вслепую. По крайней мере, на это была надежда. В худшем случае, Холден мог захватить два-три корабля прежде, чем они успеют пройти сквозь кольцо. Но как только они подойдут настолько близко, чтобы взять «Росинант» на прицел, калечить его станет уже ни к чему. Не уничтожать, разве только если им совсем уж чертовски не повезёт. Захватить знаменитый корабль Джеймса Холдена, сделать частью Вольного флота — это слишком хорошая возможность, такую нельзя упускать. Вот чего не хватало Санджрани и Доузу. Лидерство требует наличия некоего ореола. Стиля.
Пятнадцать минут. Сейчас за ними наблюдают миллиарды человек. «Пелла» и еще четырнадцать боевых кораблей со скоростью потока фотонов появятся во всех лентах новостей, на каждом ручном терминале, на каждом мониторе в системе. До поворотного момента истории осталось пятнадцать минут. Четырнадцать.
Марко проверил строй. При входе на вражескую территорию очень важно, чтобы корабли не располагались ни чересчур близко друг к другу, чтобы Холден одним удачным ударом не нанес ущерб сразу нескольким кораблям, ни слишком разбросаны, чтобы не дать ему времени сделать больше выстрелов. Но они шли как надо. Порядок.
Сейчас Марко жалел, что не подумал вести прямое вещание. Это же прекрасный момент. Даже лучше, чем его первый призыв к борьбе. Он думал обо всех астерах — о тех, кто встал рядом с Вольным флотом, и о тех, кто оказался слишком труслив или введён в заблуждение, даже об осколках предательского АВП, объединившихся с Па против собственных интересов. Надо полагать, у них есть чувство гордости. До него все астеры были рабами во всём, кроме имени, а теперь они сила, равная или даже превосходящая самые могущественные империи человечества. Как же им не восхищаться? Как не радоваться?
Кольцо приблизилось так, что стало видимо без увеличения. Такое же обширное, как станция Церера, и всё-таки крошечное среди бесконечной тьмы, где даже солнце казалось все лишь необычно яркой звездой. Корабли сближались, маневрировали, менялись местами, как наперстки на столе портового жулика. Марко снова проверил строй, настучал гневное сообщение кораблю, тащившемуся сзади. Кольцо медленно приближалось. Он добавил увеличение и искусственный свет. Материал, из которого состояло кольцо, до сих пор оставался вызовом лучшим умам человечества. Конечно, Марко его не видел. Картинку на его мониторе перекрывали шлейфы их двигателей. Сказать по правде, он не глядел на кольцо, повернувшись в сторону слабого тусклого солнца. Он покоился в кресле, будто в ладони Бога.
На мониторе появилось сообщение Карала:
— Все системы проверены. Удачи всем нам.
Марко тут же ответил, и не одному Каралу, а всему экипажу «Пеллы»:
— Удачной охоты.
Еще пять минут, чтобы пройти сквозь кольцо, и начинается бой за Медину. Короткий, жестокий, последний бой, который переопределит место Вольного флота. Мысленно Марко посылал их вперед, вопреки всем законам физики. Вкус победы. Зов крови. Минуты тянулись, словно часы, и всё же пролетали чересчур быстро. Две минуты. Одна.
Ещё одно сообщение Карала:
— У нас всё получится.
Рядом — кольцо в увеличенном корабельными системами приближении. Маленькая синяя точка, наверное, станция с рельсовыми пушками. Едва заметное пятнышко рядом с ней, совсем немного светлее тьмы — должно быть, корабль. «Росинант».
Всё сознание Марко сосредоточилось сейчас в этой крошечной серой точке. Наоми. Прячась от него, она сбежала из Солнечной системы, но вот он здесь. Перед внутренним взором вставало её лицо. Равнодушное и пустое, она всегда старалась остаться бесстрастной. Растянутые в усмешке губы ныли. Болело всё тело. Но та крошечная серая точка всё искупала. Вот только...
С монитором произошло что-то странное. Сначала Марко показалось, что картинка стала зернистой, разрешение низким, но это было не так. Картинка оставалась всё той же, только теперь он мог разглядеть, из чего она состоит. Он видел не «Росинант», а поток фотонов, текущий с листа наэлектризованного пластика. Цепочки полимеров загорались, тускнели и снова вспыхивали. Как будто издали, через весь зал, смотришь на изображённое на картине женское тело, а приблизившись, вдруг видишь только мазки краски. И Наоми здесь не было.
Он вскрикнул и ощутил, как давление волной рвётся из горла. Облачка молекул, составляющих пальцы, порхали вокруг того, что было контрольной панелью. Он хотел набрать сообщение, приказать стрелять, убивать, пока у них ещё остаётся шанс, но не мог разобрать букв в растёкшихся по экрану всплесках фотонов. Слишком много деталей.
Марко уже не различал очертаний своего кресла. Связь между телом и сознанием становилась расплывчатой. С самого детства он знал, что в атомах больше пустоты, чем материи, и что на том, самом низком уровне, атомы существуют в постоянном движении. Но никогда не видел этого прежде. Марко никогда не задумывался, что он сам — просто выброс энергии. Вибрация несуществующей гитарной струны.
Внезапно сквозь облако на него надвинулось что-то тёмное.
***
С «Росинанта» кольцо врат казалось всё ярче от тормозных импульсов вражеских кораблей, пока не стало похоже на негативное изображение глаза — чёрная, с вкраплениями звёзд склера и ярко-белая сияющая радужка. Таймер достиг нуля. Свет нарастал. Потом ярко вспыхнул — и исчез.
Холден проверил сенсоры. Там, где несколько секунд назад шли пятнадцать вражеских кораблей, теперь просто ничего не было.
— Ух ты, — сказал Амос по корабельной связи. — Надо же, жуть какая.
Глава пятьдесят вторая
Па
— Ну вот мы и снова здесь, — произнесла Мичо, выходя в док станции Церера.
— Ага, — согласился шагающий рядом Джозеф.
Когда они улетали отсюда, она восставала против восстания. Теперь, хотя и не хочется признавать, вернулась просить свободу у власти Земли и Марса. Казалось, и сами доки должны были измениться. Постареть, износиться, как и её душа. Но отзвуки музыки, состоящей из лязга мехов, звяканья инструментов и гомона голосов, остались всё теми же. В воздухе витали прежние резкие запахи озона и углеродной смазки.
Новый слой краски даже сделал старую станцию моложе и ярче, более полной надежд, чем когда Мичо её покидала. Надписи заменили. Те же самые коридоры и лифты, но украшены новыми буквами на полудюжине языков. Мичо понимала — это сделано для колонистов и беженцев с Земли, но ее задевало, что среди языков отсутствовал астерский креольский. Земля опять подчинила себе Цереру, как до событий на Эросе, превратила станцию в свой парк развлечений. Охрана по большей части выглядела формальной, но Мичо готова была чем угодно поклясться, что оружие заряжено. Непростое дело — приветствовать одновременно и врага, и союзника. Так что она им не завидовала.