Лилия Ивановна поднялась со скамейки. Помяла поясницу кулачком и молча двинулась вглубь поселка.
– Понятно! Пойду Бородиной всё передам, – смирился с реальностью Калугин, вернулся и постучал в окно ее автомобиля.
– Да?! – опуская стекло, отозвалась Елизавета.
Калугин набрал в грудь прохладного осеннего воздуха и выложил всю информацию одним блоком, чтобы не растягивать рассказ надолго, как это обычно любят делать женщины:
– По пути встретил Лилию Ивановну. Она сказала, что с брелоком все в порядке. Это дерево упало на линию электропередачи, и, скорее всего, света до глубокой ночи не будет. Застряли мы здесь.
Бородина огорченно хлопнула ладонями по рулю:
– Да елки-палки! Это на электричку идти, а у меня десять полных папок!
– С вашего разрешения? – Павел понял, что ему пора откланиваться.
– Конечно, конечно! Мне сейчас придется машину у себя на участке оставить – и своим ходом, – покидая автомобиль, озвучила вслух свой план Елизавета.
– Неужели через забор лезть будете с папками? – не поверил Калугин.
– Буду, но не здесь, а с той стороны, где лес. Ближе до электрички. Почти по прямой, – ответила женщина.
– А подождать до завтра не можете? Смеркается уже, – предпринял попытку ее отговорить Павел.
– Могу, но не буду. Спасибо за заботу! – улыбнулась дама.
– Счастлив быть полезным! К слову, на вашей радиостанции все время Шаде передают, – улыбнулся Калугин.
– Не знаю, почему соврала вам. Это диск, – наконец призналась Елизавета.
Павел махнул ей на прощание и вернулся в дом, где нашел сухую одежду, переоделся и сел было пить чай, но его начало обуревать необъяснимое беспокойство. Он накинул поверх старого отцовского свитера телогрейку, надел резиновые сапоги и пошел к Бородиной. Ее он застал закрывающей замок на калитке. У калитки стоял увесистый рюкзак.
– Я вам все-таки помогу. Возражения не принимаются. Скоро стемнеет, лес, электричка. Слишком рискованно, – сказал Павел, поднимая с земли рюкзак.
– Поставьте вашим родителям золотой памятник за свое воспитание, но я привыкла полагаться только на себя, – благодарно отказалась Елизавета.
– Придется сделать исключение. В любом случае я буду идти рядом. С рюкзаком или без, – не сдавался Калугин.
– Ладно. Раз уж вы такой героический. Что все-таки несколько подозрительно, – усмехнувшись, махнула рукой Елизавета.
– Ничего подозрительного: чистой воды эгоизм. – И, дождавшись произведенного эффекта, Павел добавил: – Просто мнительность – как бы чего не вышло. Не хочу себе карму портить.
Они прошли тропой, известной лишь Елизавете, между двумя соседними участками, миновали ржавую водонапорную башню и уперлись в забор.
– Я первая перелезу, а вы мне рюкзак бросите, – перебираясь через решетку забора, распорядилась Лиза.
– Калитки здесь нет? – не понял Павел.
– Откуда калитка? – хихикнула Елизавета.
– Так путь сюда протоптан и с этой, и с той стороны! Отчетливая тропа и там, и там, – никак не мог взять в толк местные порядки Калугин.
– Все верно: тропа есть, а калитки нет, – подтвердила женщина, спускаясь на землю уже по ту сторону забора. – Бросайте рюкзак!
Павел перебросил ее нехитрое имущество и начал карабкаться сам.
– Давно, наверное, по заборам не лазили?! – весело поинтересовалась Елизавета.
– Трезвым – лет двадцать пять, – спрыгнув на землю, признался Калугин. – Хотя я люблю горы. Песчаник. Мы с женой каждое лето ездим в Испанию, город Кальпе, Коста-Бланка. Там есть гора…
– Ифач, – за него продолжила Елизавета и, поймав удивленный взгляд спутника, пояснила: – Мы тоже с семьей в Кальпе два раза ездили. Но, правда, я одна на Ифач поднималась. Николай, мой муж, любит море, это его стихия. Он даже спать на воде умеет.
– Кошек на вершине видели? – помолчав, спросил Павел.
– Мало того – одна из них сейчас здесь дачу стережет, – деловито сообщила Лиза и спросила с плохо скрываемым любопытством: – А вы с женой поднимались?
– С женой. Но она всегда очень боялась, – ответил он.
– Волевая женщина, – похвалила Елизавета. – Точнее, верная.
– Ольга у меня боевая машина номер три, – улыбнулся Павел. – По большому счету, благодаря ей я всегда имел возможность заниматься тем, чем мне нравится. Все остальное она взяла на себя.
– Почему – три? – уточнила спутница.
– Что – три? – потерялся Калугин.
– Ну вы сказали: боевая машина.
– Понял. Потому что боевой машиной номер два всегда был я сам. Предстоит еще, правда, понять, каких боев.
– Жизнь как долгая битва, с непредсказуемым исходом… – задумчиво протянула Лиза.
– Вроде того, – улыбнулся ей Павел.
– Ну а кто номер один-то?
– А номер один, уважаемая Елизавета, – это для меня недостижимый идеал.
– Смешно, – улыбнулась и женщина. – Получается у нас, номер два вы мой. Успеваю. Это тропинка через лес к платформе ведет.
Спутники зашагали по тропинке в гущу леса.
– Не опасно здесь женщинам в одиночестве бродить? – на ходу спросил Калугин. – Вдруг маньяк какой?!
– Маньяки сюда боятся лезть. Зачем такой риск! – пожала плечами Елизавета. – Здесь дикие дачники живут. Сами кого хочешь, если понадобится, сманьячат.
– Будете смеяться, но я впереди уже чье-то мертвое тело вижу, – показал рукой Павел.
Елизавета обогнала спутника, первой подошла к лежащему человеку и потрогала ему лоб.
– Оно не мертвое, оно пьяное! – будто бы разочарованно констатировала она. – Но и оставлять его тоже нельзя. Конец осени. Сто процентов замерзнет.
– Что же нам делать? – нахмурился Калугин. – Обратно к дачам тащить?
– Ближе к колхозному коровнику, – догадалась Елизавета. – Сдадим сторожу, если, конечно, это не сам сторож, чему тоже не удивлюсь.
– Часто у вас так? – спросил Павел.
– Я же уже говорила, – горько усмехнулась Елизавета. – Здесь нет времени, здесь всё всегда!
– Очень философски звучит! – похвалил Павел.
Неожиданно пьяное тело пошевелилось и пролепетало:
– Я, Андрей Васильевич Мокрецов, акт приемки не подписывал! – После чего вновь обмякло.
– Теперь мы знаем, как его зовут и что он ответственное лицо, – вздохнул Калугин.
С трудом поддерживая мягкое тело Андрея Васильевича, спутники добрались до ворот коровника. Там они уложили «ответственное лицо» на скамейку в «курилке» и постучали в ворота. На стук к ним вышел дедушка в тулупе.
– Вот и Андрей Васильевич нашелся, – увидев Мокрецова, удовлетворенно сообщил тот. – Зря я Надю в поселок послал. В лесу лежал?
– В лесу, – подтвердил Калугин.
– Как вас зовут? – поинтересовалась Елизавета.
– Как Сталина – Иосиф Виссарионович, – представился дедушка. – Родители так назвали. Это имя – Иосиф Виссарионович, а отчество – Петрович. В полном виде – Иосиф Виссарионович Петрович Плотников. Был такой актер – Плотников – красавец, умница! Но не родственник. Однофамилец.
– Извините нас, – прервала его разглагольствования женщина. – Нам на электричку надо идти. Опоздаем.
– Не опоздаете, – разочаровал ее Иосиф Виссарионович, – по вторникам только до четырех, а сейчас уже семь.
– Как до четырех?! Почему?! – очень огорчилась Елизавета.
– Ремонтируют что-то к Новому году, – объяснил дедушка и попросил: – Помогите Мокрецова в каптерку отнести. Сам я никак.
– Эх, дед! – крякнул Павел и начал поднимать тело Андрея Васильевича с лавки.
Внутри коровника было тепло, влажно и пахло топленым молоком. Под желтыми лампами в жестяных воротниках, разделенные деревянными перегородками смиренно переминались с ноги на ногу два десятка сонных коров. Каптерка Иосифа Виссарионовича находилась в самом дальнем конце строения.
– Сюда его ложите! – дедуля показал на раскладушку у стены, покрытую старым лоскутным одеялом.
– Где у вас тут туалет? – полюбопытствовала Елизавета, когда они наконец отделались от пьяного тела.
– Обратно иди, не доходя два стойла до ворот возьмешь вправо и пойдешь вокруг такой катушки с кабелем, это электрики до весны оставили, там и зеленая дверь с фотографией Гайдара, толстого, не героя, – сообщил престарелый обладатель двух отчеств.
– Как-то страшновато мне, – призналась женщина и попросила Павла: – Не постоите на стреме?
– Конечно, – благородно согласился Калугин, попутно наблюдая, как дедушка усаживается за невесть откуда взявшуюся здесь школьную парту с компьютером. На мониторе висела красочная заставка популярного шутера.
– Вторая часть – «Чистое небо», – похвалился Иосиф Виссарионович. – Я уже «винторез» достал.
Павел и Елизавета выбрались из каптерки и двинулись по коровнику в указанном дедушкой направлении. Однако не успели они дойти и до середины ангара, как откуда-то из влажного мрака на них выскочило нечто огромное и волосатое. Движимые естественными импульсами, спутники прыгнули в первый попавшийся загон, и неведомое существо с топотом пронеслось мимо.
– Что это было?! – испуганно вскрикнула Елизавета.
– Что бы это ни было, но я, кажется, напоролся на какую-то хрень, – зло крякнул Павел, отрывая от подошвы доску с гвоздем.
– Ребята, вы как? – раздался голос Иосифа Виссарионовича.
Вскоре появился и он сам, ведущий на поводу верблюда.
– Вырвался, гад! – сообщил дедушка. – Цирковые нам его оставляют, пока в отпусках. Он обычно тихий, но вчера его бык прессанул, и животное все на нервах.
– А цирковые тигров случайно не оставляют? – ехидно поинтересовалась Елизавета, также выбираясь из навоза.
– Льва оставляли, но помер лев. Старый был. Мы его у трансформаторной будки закопали, – как ни в чем не бывало признался Иосиф Виссарионович. – Сейчас только верблюд и ослик. Ослика, правда, на холода зоотехник домой берет.
– Прекрасно, – вздохнул Павел и понюхал свои ладони. – Так или иначе, надо на дачу возвращаться и отмываться. Тем более что электрички не будет.
– Я могу попробовать попутку поймать, – неуверенно предположила Бородина.
– Вас не возьмут с таким запахом, – предупредил собеседник. – С таким запахом только мыться.
– Мне негде мыться, – смущенно призналась Елизавета. – Мы дачу на зиму уже законсервировали. Горячей воды нет.
– У меня помоетесь, – вздохнул Калугин.
– Это удобно? – засомневалась женщина.
– Неизвестно, но и выбора нет, – развел руками Павел и поморщился: – Кажется, насквозь.
Иосиф Виссарионович Петрович усадил Павла и Елизавету на табуреты у печки в каптерке.
– Все складывается, как леший водит, – ворота, электричка, гвоздь! – вздохнул Калугин, снимая сапог и носок. – Точно насквозь проколол.
– Не выдумывайте! Леший здесь ни при чем. Надо бы обработать. Достаньте из рюкзака мою сумку, в ней духи есть, – решительно распорядилась Лиза, озабоченно разглядывая уже запекшуюся ранку на ступне Калугина.
– Не слишком ли? Духи переводить?! – обеспокоился Павел.
– Не экономьте на здоровье. Не разорюсь, – успокоила его Елизавета.
Продезинфицировав поврежденную стопу, тот натянул ботинок и благодарно взглянул на Елизавету.
– Ну, возвращаемся, что ли?! – предложила она.
– Пойдемте, – согласился Калугин.
И, попрощавшись со стариком сторожем, спутники отправились обратно в свой поселок.
– Вот взять модель «Хамильтон» с черно-белым дисплеем, – это же чудо концепта! Роскошный швейцарский механизм с автоподзаводом и более чем аскетический циферблат, даже без подцветки! – увлеченно рассказывал Павел, прихрамывая на левую ногу. – Бытийный минимум! Или я вот из Швейцарии позавчера привез сломанные часы со странным названием «Улисс». Они каминные с репетиром. Их сделал ученик Леонардо да Винчи, это не шутка!
– Да вы что?! – воскликнула Лиза.
– Два тома удостоверений к ним. Бешеные деньги потратил. Всё, что за последние пять лет накопил, плюс деньги с дачи.
– Вы что, продавать ее будете? – не поверила Елизавета.
– Само собой, – подтвердил Павел. – Мне за ней следить некогда, тем более что у меня нормальная дача есть, в десяти, а не ста километрах от города.
– Жалко. Сосед вы душевный, – вздохнула Бородина и напомнила: – А что же… этот ваш… ученик Леонардо да Винчи…
– Да, да, да! – вернулся к рассказу Калугин. – Он их сделал в память любимой жены. Она от чумы погибла. Но и он ненадолго ее пережил. Взорвался. Делал бомбы для папы римского. Этим же взрывом часы разбило. Собрать их – венец моей профессиональной карьеры! Полторы тысячи деталей, выточенных вручную! Первая мелодия всех музыкальных шкатулок мира!
– Что за мелодия? – заинтересовалась женщина.
– Неизвестно. Пятьсот лет никто не слышал. Соберу – послушаем, – пообещал Павел.
– И когда соберете, что дальше делать будете? – спросила Елизавета.
– Ничего больше делать не буду, – признался ее спутник. – Читать книги, слушать музыку и пить вино.
– Пьяницей будете? – хихикнула Лиза.
– Почему же пьяницей?! – не согласился Павел. – Можно пить вино умеренно.
– А смысл?! – пожала плечами Елизавета. – Оно же противное!
– Согласен, русскому человеку это чуждо, – неожиданно поддержал ее Калугин и добавил: – Мой папа говорил, что хочет закончить жизнь сельским пьяницей.
– Видите! – щелкнула пальцами Бородина. – Ваш папа себе не врал! Мой тоже такой был. Вышел в отставку и сгорел от водки за пять лет. Не умел жить вхолостую.
…Елизавета запомнила отца стоящим в проеме двери с полупустой бутылкой водки в одной руке и наградным пистолетом в другой.
– А не прострелить ли мне, доченька, себе башку, у тебя на глазах, чтобы ты навсегда запомнила, как Родину любить умеют? – спрашивал он у десятилетней дочки.
– Ты бы хоть на какую войну нанялся! Погиб как человек! – восклицала мама, перегораживая собой дочь.
– Не берут меня Люба, никуда не берут! Старый я для них! – падал в слезах пьяный отец на руки матери.
Она помогала ему сесть в кресло на веранде, разоружала, укрывала старым ватным одеялом с изображением Чебурашки и Крокодила Гены и отпаивала горячим чаем с облепихой.
Мама фанатично любила и уважала папу. Было за что – папа являлся ярким примером настоящего русского офицера, со всеми громадными плюсами и минусами этого понятия. С годами минусов стало больше, но это не мешало ей любить его, даже еще больше. Мама до последнего таскала мужа по пансионатам, но спасти не смогла. Некоторые вещи уже были предопределены. На похоронах мама дала у гроба папы обещание не затягивать разлуку и через полгода умерла от онкологии. Перед смертью она очень просила дочь не забыть и тайком подложить ей в гроб папин наградной пистолет. Она очень переживала, что забыла похоронить его вместе с мужем. Когда Елизавета спросила, зачем ей папин пистолет после смерти, та ответила, что по возможности вернет пистолет папе.
Мама преподавала сорок лет математику в школе и не была замечена ни в чем мистическом. Психическими заболеваниями тоже не страдала. Однако сейчас Елизавета впервые усомнилась в здравомыслии мамы. Та же, интуитивно уловив это сомнение, посмотрела ей в глаза и сказала: