– В смысле?
– Да вот думал, войдешь ты сюда или нет. – Геслер указал на темный провал. – Сдается мне, голова все же не пролезет. А жаль.
Капрал подошел ближе.
– Ты забываешь, сержант, что я из тех, кто всегда дает сдачи.
– Правда? Запамятовал что-то.
– Напомнить?
– Лучше скажи, зачем я тебе понадобился.
– Собираемся уходить.
– Ураган.
– Чего?
– Что ты об этом думаешь?
– Кто-то просто обожал рыть колодцы.
– Да не об этом – о войне. Ради которой мы оказались здесь.
– Пока не знаю. Как начнем крушить черепа, скажу.
– А если не начнем?
Ураган пожал плечами и запустил широкую, поросшую щетиной пятерню в спутанную бороду.
– Значит, «Охотники за костями», как всегда, окажутся не у дел.
Геслер усмехнулся.
– Ладно, пошли… Хотя постой. Сколько раз мы с тобой бились?
– Друг с другом?
– Да нет, дурья твоя башка, бок о бок. Сколько?
– Не считал.
– Врешь.
– Хорошо-хорошо. Тридцать семь. И’гхатан не в счет, меня там не было. Так что в твоем случае тридцать восемь.
– А скольких битв нам удалось избежать?
– Несколько сотен.
– Видно, дружище, мы с тобой поднаторели в этих делах.
Огромный фаларец нахмурился.
– Сержант, ты что, нарочно решил мне настроение испортить?
Корик затянул ремешки на своем объемистом рюкзаке.
– Просто дайте мне уже кого-нибудь убить, – прорычал он.
Флакон, потирая глаза, посмотрел на сэтийца-полукровку.
– Пожалуйста: вот тебе Улыбка. Или, вот, Битум. Главное – напасть неожиданно.
– Издеваешься?
– Нет, просто отвлекаю внимание от самого хилого солдата во взводе. То есть себя.
– Ты же маг. Вроде бы. Пахнешь точно как чародей.
– И что?
– А то. Если я тебя прибью, ты напоследок меня проклянешь, и жизнь моя станет невыносимой.
– Что изменится?
– Знать, отчего у тебя все так гадко, куда хуже, чем страдать без повода, просто по образу жизни. – Корик ни с того ни с сего вытащил длинный кинжал – свое самое свежее приобретение. – Видишь? Прямо как у Калама. Жутко легкий и быстрый, вот только против доспехов так себе.
– Так Калам и бил им не в доспехи, а между – в горло, в подмышку, в пах… Отдал бы ты этот нож Улыбке.
– Ага, сейчас. Я потому и взял его, чтобы ей не достался.
Флакон оглянулся на заросли, в которые немногим ранее ушла Улыбка. Она возвращалась, за умиротворенным выражением лица, без сомнения, скрывались всевозможные злобные замыслы.
– Надеюсь, от нас не требуется биться с тисте эдур, как тяжелым пехотинцам. – Флакон обращался к Корику, но не сводил взгляда с Улыбки. – Наш взвод, за исключением тебя, Битума и, может, Корабба, не очень-то тянет на кольчужную рукавицу. Наше дело – обманки, удары исподтишка. Так что такая война по нам. – Оглянувшись, он увидел, что полукровка буравит его угрюмым взглядом. По-прежнему с кинжалом в руках. – Впрочем, если потребуется, мы, пожалуй, перестроимся. Значит, мы наполовину кольчужная рукавица, наполовину кожаная перчатка. Что скажешь?
– Не важно. – Корик убрал кинжал в ножны. – Когда я сказал, что хочу кого-нибудь убить, то имел в виду врага.
– Тисте эдур.
– Сгодятся и летерийские бандиты. Должны же у них бандиты водиться.
– Какие?
– Что значит «какие», Флакон? Самые обыкновенные – те, что по деревням промышляют. И чтобы главари усатые с дурацкими прозвищами. Зорала Хохотун, там, Храбрый Памбр…
На последних словах подошла Улыбка.
– Да-да, помню эти басни, – отозвалась она, громко прыснув. – Храбрый Памбр в шляпе с пером и его горбатый напарник Малец-Хитрец Помоло. Вдвоем они обчистили Королевскую сокровищницу Ли-Хэна. Перерезали Великий канат, на котором держался Плавучий Авали. А Зорала мальчишкой забрался на самое высокое дерево в лесу да слезть не смог. Так и жил там, пока спустя много лет не пришел дровосек…
– Нижние боги, – простонал из-под одеяла Спрут. – Кто-нибудь, перережьте ей глотку.
Плотно сжатые губы Улыбки изогнулись в полном соответствии с прозвищем.
– Что ж, хоть у меня сегодня ночью хорошее настроение.
– Иными словами, сегодня ночью тебе перепало…
– Язык прикуси, Корик, или в следующий раз проснешься без косичек. И не спрашивай, что я с ними сделаю. Поверь, тебе не понравится. И ты, Флакон, тоже не обольщайся на свой счет. Однажды я прикрыла тебя, но это было в первый и последний раз.
– Лучше оставь Корику его косички. Он ими сопли вытирает, – хмыкнул Флакон.
Подошел Скрипач.
– Спрут, поднимайся. Вот, взгляни на Корабба – единственный из всех тут, кто готов…
– Нет, сержант, не готов, – отозвался Корабб. – Я просто спал в доспехах, и теперь мне очень нужно отлить. Вот только…
– Отставить, – перебил его Скрипач. – Выходим. Постараемся и сегодня не наткнуться на эдур.
– Можно устроить лесной пожар, – предложил Корик.
– Так мы же попадем тогда в самое пекло, – возразил Битум.
– Просто мысли вслух.
Корабб Бхилан Тэну’алас был вынужден признать, что эти малазанцы ничем не походили ни на «живодеров», ни на воинов армии Леомана. Да и на людей, пожалуй, тоже… скорее на зверей. На оголодавших псов. Вон и лаются друг с другом так же.
На Корабба, к счастью, внимания почти никто из них не обращал. Даже Флакон, которого сержант наказал ему стеречь. Прикрывать чью-нибудь спину было привычным занятием, так что приказ сопротивления не вызывал. С другой стороны, Флакон – маг, а магам Корабб не доверял. Те заключают сделки с богами, впрочем, для этого не обязательно быть магом. Нет, сделки заключают и самые надежные командиры, предводители, за которыми воины были готовы пойти хоть прямиком в Бездну. Заключают – и обрекают каждого на пламенный ад, даже тех, кто сбежал.
Да, сбежал.
Корабб был доволен, что все это осталось позади. Дела прошлые, а значит, больше играют роли… потому что все в прошлом. Теперь у него новая история. Она началась в туннелях под И’гхатаном. Среди этих… зверей. Но вот еще Скрипач. Корабб без колебаний был готов следовать за сержантом, потому что он того заслуживал. В отличие от некоторых.
На «войско» четырнадцать человек не тянули, но приходилось довольствоваться и этим. Корабб не терял надежды, что когда-нибудь, когда углубятся на материк, они окажутся в пустыне. Пока что здесь слишком много деревьев, слишком сыро и слишком зловонно. А еще хочется снова сесть на лошадь. Столько ходить пешком просто вредно.
Объединенный взвод покинул поляну и погрузился в лесную темноту. Корабб пристроился рядом с Флаконом.
– Корабб, ты? – поморщился маг. – Будешь защищать меня от летучих мышей?
– Если нападут, то буду убивать, – пожал плечами воин.
– Только посмей. Я, между прочим, люблю летучих мышей. Даже разговариваю с ними.
– Как с той крысой, которую ты завел, и ее отродьем?
– Именно.
– Поверить не могу, что ты бросил их на горящем судне.
– Да ни за что в жизни. Я переправил их на «Пенного волка». Довольно давно, кстати…
– Ага, чтобы шпионить за адъюнктом.
– Нет, из жалости. Видишь ли, я догадывался, что корабль не…
– И чтобы шпионить.
– Да-да, хорошо. И чтобы шпионить. Давай не будем об этом, а?.. Леоман тебе рассказывал о своей сделке с Королевой грез?
– Мне не нравится эта тема, – заметил Корабб, хмурясь. – Дела прошлые, а значит, и говорить не о чем.
– Ладно, но почему ты все-таки не ушел с ним? Он ведь наверняка предлагал.
– Если мне попадется хоть одна летучая мышь, я ее убью.
– Перестаньте трепаться, Худ вас дери! – прошипели откуда-то спереди.
Кораббу очень хотелось оказаться верхом на добротном скакуне, посреди песка, под палящим солнцем. Тот, кто не бывал в пустыне, никогда не поймет, какое это чудо – вода. Здесь же воды столько, что ноги начинают гнить. Так же неправильно.
– Кошмарная страна, – пробормотал он.
Флакон хмыкнул.
– Скорее бессмертная. Под каждой корягой, под каждым валуном здесь копошатся призраки, слой за слоем. Совы, кстати, их видят. Бедняжки.
Спереди снова зашипели.
Начался дождь.
Даже небо презирает воду. Кошмар.
Трантало Кендар, младший из четырех сыновей в клане бенедов (тисте эдур, что живут на побережье), величаво восседал на своем скакуне, чем, увы, не могли похвастаться его спутники. Во всем отряде только он находил общий язык с лошадьми. Во время завоевания Трантало едва-едва исполнилось пятнадцать. Крови он не нюхал и о том, что такое война, знал только потому, что ходил в учениках у дальней родственницы, которая служила целительницей в войске Ханнан Мосага.
Так ему пришлось столкнуться с тем страшным следом, какой война оставляла на прежде здоровых и сильных воинах: ужасающие увечья, гноящиеся ожоги, отсохшие конечности – результат летерийского колдовства. Разыскивая раненых на полях сражений, Трантало узнал, что таким же боли и мучениям подвергались и летери.
С тех пор жажды сражений у юноши заметно поубавилось. Сверстники находили в этом повод для насмешек, но они не видели вывалившихся кишок и раскроенных черепов, не слышали отчаянных стонов о помощи, на которые откликались лишь чайки да воронье. Они не перевязывали бесконечные раны, не смотрели в пустые глаза солдат, напуганных осознанием собственной смертности или того хуже – раздавленных уродством, потерей рук и ног, утратой смысла жизни.
Трантало не замечал за собой ни особого ума, ни талантов, разве что к верховой езде, но все же попал в отряд с одиннадцатью бывалыми воинами-эдур, четверо из которых, включая командира – Эстава, старшего из братьев Кендар, – происходили из клана бенедов. Он гордился тем, что ехал во главе колонны, направлявшейся по прибрежному тракту к замку Боарал. Там им надлежало, насколько он понял, наказать летери за какой-то проступок.
Это была самая дальняя поездка Трантало на юг от Ренниса с того дня, когда он вырвался из-под теткиной опеки (та жила неподалеку от города Оул). Стен Летераса юноша не видел, как и побоищ под ними, – и к счастью, ведь, по рассказам, колдовство, которое творилось в заключительных боях, страшнее некуда.
Жизнь в Реннисе исподволь приучала его к превосходству. Одной только принадлежности к народу тисте эдур хватало, чтобы вызывать у раболепных летери страх и подобострастие. Последнее очень льстило. Страх, конечно, печалил, однако юноша не питал иллюзий и понимал, что подобострастие, которым он так наслаждался, происходит именно из страха.
– Угроза расправы – вот что делает этих жалких созданий покорными, – так сказал ему Эстав в первые дни после переезда в Реннис. – И порой, мой юный брат, нам придется напоминать им об этой угрозе. Кровью.
Восторг от поездки, пускай и в забытый всеми богами замок, омрачало только предчувствие того, что отряд направляется туда именно за расправой. Вершить кровавый суд. Так что неудивительно, почему летери старались не вмешивать эдур в свои склоки. Но нам не до расшаркиваний и уж тем более не до подробностей. В ход пойдут мечи, причем, скорее всего, уже этой ночью.
Трантало знал, что Эстав не будет ничего от него требовать. Хватало и того, что он едет во главе колонны. В замке же ему, скорее всего, поручат стоять у ворот, не больше. Трантало это более чем устраивало.
Стремительно темнело. Отряд съехал с широкого берегового тракта на узкую тропу, ведущую к замку. Вдоль тропы шли крутые и довольно высокие – стоячему по грудь – насыпи, из которых торчали переплетенные корни. С обеих сторон нависали деревья, почти срастаясь ветвями. За изгибом дороги показался частокол: сплошь необтесанные стволы (на некоторых даже осталась кора), то покосившиеся, то ушедшие в землю. Слева, у ольхово-березовой рощицы, примостилась горстка полуразвалившихся хозяйственных построек, а справа в зарослях травы почти у ворот виднелась телега со сломанной осью.
Не доезжая до входа, Трантало натянул поводья. Ворота были незаперты. Одну воротину из стволов молодых деревцев, скрепленных досками крест-накрест, как распахнули, так и бросили; сквозь нее уже проросла трава. За воротами открывался вид на двор, подозрительно пустой. Послышался стук копыт – это подъехали спутники, и Трантало пустил свою лошадь дальше, пока из темноты не показался покрытый сажей фасад замка. В узких оконных проемах – ни огонька. Между раскрытых дверей зияла пустота.
Эстав поравнялся с братом.
– Чего замер, Трантало? – поинтересовался он.
– Этот замок заброшен, преда, – доложил Трантало, в который раз смакуя звучание нового летерийского звания. – Может, мы не туда приехали?..
– Это Боаралов замок, – подтвердили сзади. – Я тут уже бывал.
– И здесь всегда так тихо? – спросил Эстав, привычно изогнув бровь.
– Почти. – Воин осторожно приподнялся на болтающихся летерийских стременах и огляделся. – Должны быть факелы, не меньше двух: один – над той телегой, другой – во дворе.
– А стражи что, нет?
– Должен быть один охранник… Отлучился небось в отхожее место…
– Нет, здесь пусто, – возразил Эстав и, тронув поводья, направил коня к воротам, Трантало следом.
Братья подъехали к ступеням, ведущим в донжон.
– Эстав, тут на лестнице какие-то пятна.
– Верно. Зоркий у тебя глаз, братец.
Старший брат с явным облегчением спешился и, передав поводья младшему, подошел ближе ко входу.
– Это кровь.
– Мятеж?
Оставив одного сторожить лошадей, другие воины тисте эдур разбрелись по двору в поисках конюшни, кузницы, курятника и колодца.
Эстав разглядывал кровавый след, спускавшийся со ступенек на землю.
– Тело выволокли наружу и потащили…
Он поднял голову, посмотрел в сторону конюшни и вдруг, всхрипнув, осел на землю.
– Эстав?
Трантало оглянулся и увидел, как еще четверо воинов, скорчившись, упали. Раздались крики – трое у конюшни; к их ногам подлетело что-то вроде булыжника.
Вспышка. Гулкий треск. Визг и облачко дыма. Воины лежали навзничь.
Трантало высвободил ноги из стремян и, перекинувшись через седло, спрятался за крупом. Во рту пересохло, хоть спичкой чиркай. Сердце билось так, что почти заглушало все прочие звуки извне. Он вытащил меч и кинулся к брату.
– Эстав!
Тот сидел, вытянув ноги вперед, упершись руками в грязь, будто ребенок. Из груди что-то торчало: короткое древко, как у стрелы, но толще, а вместо оперения – плотные, закрученные куски кожи. Кровь залила подбородок и пропитала шерстяную накидку. Раскрытые глаза не моргали.
– …Эстав?
Во дворе зазвенела сталь.
Трантало с трудом оторвал взгляд от тела, не веря, что брат мертв. Двое воинов-эдур, отчаянно отбиваясь, пятились к лошадям, которые беспокойно топтались в нескольких шагах от ворот. Тот, кого оставили сторожить, на четвереньках отползал к выходу. Из головы у него что-то торчало.
Темно, противников, тесно сцепившихся с тисте эдур, не разглядеть. Трантало только понял, что их четверо, они хорошо вооружены и защищены.
Что-то промелькнуло за спиной у соплеменников. Трантало вскочил, хотел окликнуть их, предупредить, но горло вдруг запылало огнем. Задыхаясь, он пошатнулся и нащупал в шее нечто холодное и острое. Кровь струилась из рта, заполняла легкие. Откашливаясь и захлебываясь, он упал на колено почти рядом с братом. Свет в глазах стал меркнуть, Трантало из последних сил вытянул руки.
Эстав!..
На этом все оборвалось.
Хеллиан вышла из конюшни почти не шатаясь. Горячка схватки осталась позади, и теперь от пота пробивала дрожь. Драка всегда приводила сержанта в чувство – неизвестно как, но, в общем-то, это было даже неплохо.
– Эй, там, чтоб вас, зажгите уже фонарь! – рявкнула она. – А ты, Может, убирай свою шрапнель, кончилось все… Вот тебе и большой жуткий враг, – добавила она с шумным вздохом.
Хеллиан подошла ближе к телам двух эдур у донжона и указала на них мечом.