Михаил Львович вдруг представил себе, как он приходит к Марку домой и как Рита угощает его чем-то вкусным, щебечет, улыбается, и вся холостяцкая жизнь Грушина наполняется новыми красками, и ему хочется жить, хочется снова начать встречаться с Варей, проводить с ней вечера, позволять ей ухаживать за ним, готовить и даже говорить о своих чувствах. Но у Вари отвратительный характер. С ней так тяжело, просто невыносимо!
– Хорошо. Спасибо, Николай Петрович, за помощь. Надеюсь, что завтра вы позволите мне с утра навестить мою подопечную?
– Приходите, – холодновато ответил Виноградов.
Грушин позвонил Марку из машины:
– Марк, это Грушин. Помнишь такого? Послушай, у меня к тебе разговор. Я понимаю, уже вечер, знаю, что Рита вернулась в город и вам не до меня, но тут такое дело… Прошу тебя, удели мне хотя бы полчаса. Я по поводу того происшествия. Не знаю, как это и назвать. Речь идет о вашей утренней прогулке по берегу Волги. Труп в камышах. Вот-вот! Да, меня попросил один давний знакомый за своего приятеля. Плетнева Дина – тебе это имя о чем-нибудь говорит? Да-да, я буду защищать ее. Понимаю, все это чушь собачья, но раз уж попросили, надо работать. К тому же адвоката ноги кормят. Так я к вам подъеду? Спасибо.
Дверь открыл Марк. Вид уставший, но глаза сияют. Сразу видно, что он рад встрече. Хотя, быть может, он так светится от радости вовсе не по поводу прихода незваного гостя.
В дверях появилась Рита. В длинной мятой медного цвета юбке, мятой блузке.
– Заходи, Миша. Вот полюбуйся, что продают в наших магазинах! И все это мятое хозяйство стоит две тысячи у.е.! Скажи, зачем эту красивую перламутровую ткань мнут?
У него от сердца отлегло. Рита узнала его и обратилась по-свойски – Миша. Значит, его накормят ужином.
– А ты зачем покупала? Надеялась отгладить?
– Представляешь – надеялась! – расхохоталась она.
Рита – такая красивая, просто восхитительная, кудри словно из чистого золота, кожа розовая, свежая, как у ребенка. Она же в прошлом году родила и сама переродилась. А вот у Грушина детей нет и, наверное, уже не будет. Какая мать из Вари? Вспыльчивая, нервная, обидчивая, не умеющая прощать, может не разговаривать неделями. Хотя… Может, ей тоже следует родить, тогда она изменится?
– На самом деле в этом магазине у меня работает знакомая – она разрешила это примерить и показать Марку. Но ему не понравилось. И мне, честно говоря, тоже. Ну же, проходи, что стоишь? Марк мне сказал, что ты будешь защищать Дину Плетневу. Вот только интересно – от кого?
На ужин подали буженину, какие-то немыслимые салаты, пирог с капустой и печенье с сушеной черешней.
– Марк, когда я бываю у вас, мне потом всегда хочется жениться. Но где взять такую жену, как твоя Рита?
– Посмотри по соседству, ведь Рита – моя бывшая соседка, – улыбнулся Марк. – Так что ты хочешь от меня услышать?
– Марк, неужели ты не понимаешь? – Рита тронула его за руку. – Миша хочет узнать во всех подробностях, что там произошло, чтобы понять, может ли его подзащитная быть виновной или нет. Давай-ка я сама расскажу тебе, Миша, как было дело.
И она, дав возможность Марку спокойно поесть, рассказала Грушину обо всем, что увидела в то утро, и даже прокомментировала это происшествие.
– Как видишь, дело странное, непонятное. Если бы они не кричали и мы оказались бы на этом берегу случайно, скажем, спустились к пляжу, чтобы искупаться или набрать воды… Да мало ли! Так вот, окажись мы там случайно и заметили этих девиц в камышах, а рядом – труп, тогда можно было бы легко предположить, что они имеют к убийству Сажина самое непосредственное отношение. Это стало бы одной из версий. А так… Зачем они, спрашивается, так орали, если были виновны?
– Значит, они не виноваты, – пожал плечами Грушин, промокая губы салфеткой. – Буженина превосходна! Рита, сказать, что я, грубо говоря, напросился к вам на ужин, – это чистейшая правда.
– Миша, не отвлекайся. Скажи лучше, как ты будешь защищать Плетневу? Есть какие-нибудь соображения?
– Начнем с того, что машина не ее.
– Тоже правильно. Но этого мало.
– Марк, насколько я понял, Сажин был убит машиной? Попросту – сбит.
– Да, странная смерть, как и сам случай в целом. Эксперт сказал, что характер гематом и разрывов внутренних органов, ран и ссадин, плюс повреждение черепа, – все свидетельствует о том, что сначала его ударили машиной, и он упал навзничь, но был еще жив и вполне способен двигаться. А когда он приподнялся над землей и голова его оказалась на уровне капота…
– И это называется приподнялся? – удивилась Рита. – Получается, что он просто вскинул голову.
– Может, и так. В общем, машина наехала на него еще раз, и удар пришелся в голову. Потом произошел наезд. Борис… Ты, Михаил, наверное, знаешь его – Борис Григорьевич Анджан, эксперт.
– Нет, по правде говоря, не знаю, – признался Грушин.
– Словом, Борис предположил, что машина кружила вокруг Сажина, подминая его под себя: кто-то, сидевший за рулем, очень хотел его смерти. Однако круто резко наехать и прокатиться колесами по телу убийца не сумел, думаю, здесь сработал психологический фактор. Это отнюдь не хладнокровный убийца.
– Ничего себе – не хладнокровный! – покачала головой Рита. – Так измываться над человеком! В том-то и дело, что раздавить, наехав один раз, было бы проще и быстрее. А тут чувствуется, что Сажина изрядно помучили перед смертью. Женский почерк… Это женщина мстила!
– Откуда такая уверенность? – спросил Грушин.
– Это не уверенность, а предположение. Не знаю. Интуиция. Постарайся выпытать у этой Плетневой побольше. Что она знает о Светлане. Выпотроши все-все, касающееся личной жизни этой блондинки.
– Блондинка – это у нас кто? – поинтересовался адвокат.
– Это Рысина, – ответил за жену Марк.
– Рысина Светлана, хозяйка машины, понимаешь? Возможно, она хотела подставить подругу. Знаешь, Миша, я говорю тебе это, а самой не верится. Думаю, все-таки – девчонки ни при чем. Но надо постараться, чтобы это доказать.
– Жаль, что ты – кормящая мать и у тебя нет времени помочь следствию, – попытался пошутить Грушин.
– Нет, я уже не кормящая мать, у меня есть время, к тому же мне это интересно. Но Марк не позволит мне вмешиваться в это дело. К тому же он сам не имеет к нему никакого отношения. Мы с ним проходим как свидетели, не больше.
– Жаль.
– Знаете, о чем я сейчас подумал? – Марк пристально посмотрел на Риту. – А что они вообще делали в камышах?
– Кто? Девчонки? – Грушин напрягся, надеясь услышать что-то крайне важное, что впоследствии пригодится ему для защиты Плетневой.
– Ну да! Что они там забыли? Под ногами грязь, да и вообще опасно, как в болоте.
– Там песок. А они сказали, что искали хворост. Вернее, не хворост, а старый сухой камыш, словом, топливо для костра. У них и котелок с рыбой был приготовлен. Они действительно собирались варить уху, иначе как объяснить этих лещей, карпов, сам костер. Они не могли приготовить все нарочно для кого-то, я имею в виду для свидетелей вроде нас: вот, мол, мы просто варим рыбный супчик. На этом берегу вообще мог никто не объявиться.
– Это ты к чему, Рита? – спросил Марк.
– К тому, что ты тоже прав: что они делали в камышах, если костер у них уже горел, да и какое в этих зарослях топливо? Разве что сам камыш? Не знаю. Никогда не клала в костер камыш. А если они приволокли труп туда, и в эту минуту появились мы? Вот они, чтобы их поведение показалось нам естественным, и заорали? На публику.
– Но они же не знали, что в машине именно мы! Это мог быть кто угодно. Необязательно, что пассажиры случайной машины сразу же отправились бы осматривать эти камыши.
– Получается, их крики – естественная реакция на обнаружение трупа, – заключил Грушин. – Что и требовалось доказать. Значит, моя подзащитная ни в чем не виновата. Да и вообще, если бы эти девчонки убили Сажина, то их бы с пляжа как ветром сдуло – не дуры же они?
– Тоже правильно, – сказал Марк. – Тем более что смерть Сажина наступила…
– Да, кстати! А когда же наступила смерть этого парня? – быстро спросил Грушин.
– Ночью, приблизительно между часом и тремя.
– Значит, это точно не они. Не стали бы они дожидаться, пока их увидят на месте преступления! Думаю, моя защита будет строиться именно на этом.
Рита взглянула на него и с трудом скрыла усмешку.
– Ну что, чаю или кофе? – спросила она, убирая со стола тарелки.
7
– Знаешь, Машенька, хоть отпуск свой я отгулял всего два месяца тому назад, но уже устал. Вот чувствую – устал. – Виноградов Николай Петрович, следователь прокуратуры, стоял у окна и смотрел, как дождь поливает улицу. И вокруг такая мгла, тоска, и так не хочется выходить из теплого светлого дома, где на столе – его любимые пирожки, заваренный чай и жена рядом, чувствует ее присутствие, он радуется тому, что она у него есть, такая родная, все понимающая.
– Коля, ты знаешь мое мнение. – Маша, невысокая худенькая женщина в домашних брюках и мужского покроя рубашке, подошла к мужу сзади и обняла его. – У тебя очень тяжелая работа, она требует постоянного напряжения – и умственного, и физического. Да что я говорю, мы оба это понимаем! Так брось ее, займись чем-нибудь другим.
– Чем? Вообще-то один приятель звал меня в частный сыск, но там, кажется, будет еще тяжелее и сложнее. Правда, и платить там будут больше. Даже и не знаю, что делать.
– У меня хорошая зарплата, – робко проговорила Маша. – Ты же отлично понимаешь, что с голоду мы не умрем. Другое дело, что тебе нравится твоя работа, она интересная, не то что у меня – сплошные финансовые отчеты, арбитражные суды, выколачивание долгов.
– Честно говоря, у меня весь запал уже прошел, моя работа давно не кажется мне очень интересной. Больше того, мне все чаще кажется, что жизнь проходит мимо. Ты уже сколько раз звала меня отдохнуть за границу.
– Ты в последний момент отказался от Италии, Венеции, – напомнила с горьким укором жена.
– А ты-то почему не поехала одна?
– И что мне там делать без тебя? Думаешь, мне приятно ходить повсюду одной, спать в отелях, есть в ресторанах, зная, что ты здесь, тоже один, скучаешь… Или я ошибаюсь?
– Вот и я о том же. Говорю ведь – жизнь проходит мимо. И самое главное, я чувствую, что словно отравлен этой… другой жизнью: преступлениями, убийствами, трупами. Вот вы, обыкновенные люди, я имею в виду – не связанные профессионально с подобными негативными явлениями, живете куда более спокойно, не думая о том, что повсюду полно убийц. А я вижу их каждый день: допрашиваю таких сволочей, негодяев, просто зверей!
– Вот для контраста и поехал бы со мной в Италию! Окунулся бы совершенно в другую жизнь, напитался бы красотой, теплым солнцем. Думаю, ты воспрял бы духом, да и мысли твои, быть может, потекли бы в другом направлении.
– Думаешь, я уволился бы?
– Кто знает. Я понимаю, о чем ты.
– Правильно. Если все мы уволимся, то кто же останется ловить преступников?
– Тоже правильно. Ты – мужчина, тебе и решать. Я никогда не стану на тебя давить. Другое дело, если ты чувствуешь, что тебе плохо, на душе кошки скребут, и ты не хочешь идти на работу. Так найди способ, чтобы остаться дома. Возьми больничный, к примеру.
– Это как? Симулировать какую-нибудь болезнь?
– Коля! Не знаю, что сказать, решай сам.
– Давай еще немного подкрепимся, а?
Они вернулись к столу, Николай Петрович съел три пирожка с мясом, выпил большой бокал сладкого чая. Маша, сидя напротив мужа, смотрела, как он ест, и жалела его.
За окном, несмотря на раннее утро, стало совсем темно и мерный звук дождя навевал тоскливую скуку.
– Может, музыку включить?
– Что толку, если мне через двадцать минут уже выходить? – вздохнул Виноградов. – Но все равно включи. Какой-нибудь вальс.
На сердце было так нехорошо, да и тело, словно помимо его воли, заленилось, стало вялым, непослушным. Даже из-за стола вставать не хотелось.
– Правда, Маша, что-то мне не по себе. Может, я заболел?
– Говорю же, не хочешь идти на работу – не иди. Послушайся своего организма.
Виноградов вздохнул и отправился одеваться. Вышел из спальни под музыку вальса, обнял жену, поцеловал ее, потом еще раз.
– Представляешь, у меня такое дело! Две девицы убили мужчину, думаю, он был любовником либо обеих, либо одной из них. Разыграли Марка Садовникова, помнишь, я рассказывал тебе о нем, хороший такой мужик, тоже следователь.
– Садовников? Конечно, знаю. Он даже как-то заходил к нам, у него к тебе какое-то дело было. И что?
– Он свидетелем оказался. У меня нет времени, а то бы я тебе все рассказал. Словом, нас, мужиков, и так мало, а тут еще на нас и охотятся! И такая страшная смерть – этого Сажина задавили машиной. Давили-давили – и задавили. Адвокат должен прийти, Грушин, хочет встретиться со своей подзащитной, Плетневой. У них работа такая – защищать всех, даже самых отъявленных преступников. Ладно, Маша, без меня не скучай. Везет тебе! У тебя отгул, сейчас телевизор посмотришь.
– Да у меня стирки знаешь сколько?! Да и вообще, дел полно, – отмахнулась Маша. – Хотя после обеда я, конечно, посплю. Грех, когда идет дождь, не выспаться в тишине.
Виноградов с особой нежностью напоследок обнял жену, поцеловал:
– Выспись и за меня.
И вышел из дома.
8
– Вам в эту дверь. Проходите. – Какой-то человек взял ее под локоть и ввел в залитое голубоватым холодным светом помещение, где на оцинкованном столе она увидела голого Сашу.
Она хотела что-то сказать, но не могла. Челюсти не слушались, она не сумела открыть рот, как не могла несколько секунд нормально дышать. Как такое могло случиться, что Саша лежит здесь – голый, мертвый? Конечно, он был мертв. Иначе разве он позволил бы так с собой обращаться?
– Роза Дмитриевна, – спросил ее человек, лица которого она не видела, да и не хотела видеть. Только знала, что он из прокуратуры, привез ее в морг для опознания. – Роза Дмитриевна, вам плохо?
– Нет, мне очень хорошо, – криво усмехнулась она и вдруг поняла, что может говорить.
Первый, самый тяжелый, шок прошел, чувства к ней возвращаются.
– Вам знаком этот человек?
Надо было поскорее заканчивать с этим театром! С опознанием. Они и без нее знали, кто это. Решили удостовериться, что не ошиблись. А раздел его кто? Эксперт? Ей сообщили, что Сашу убили. Его сбили машиной или произошло что-то в этом духе. Сейчас она не смогла бы вспомнить, что они сказали ей в первые минуты встречи.
– Да, это мой бывший муж – Сажин Александр Георгиевич. Что с ним? Почему у него все тело синее? Лицо разбито. Волосы в крови…
– Мы вас отвезем к следователю, он вам все расскажет. Думаю, вы тоже, в свою очередь, поможете следствию и ответите на вопросы.
– Это автокатастрофа? Его сбило машиной? Вы же сами говорили мне что-то такое. Что-то я плохо соображаю…
– Вы в порядке? Не хотите воды? Или валидола?
Какой добрый, валидол предлагает! Роза Дмитриевна взглянула еще раз на распростертое перед ней тело и вся сжалась. Запоздалая реакция – она вдруг разрыдалась. В голос. Плечи свело, зубы застучали… Она чувствовала, как ее выводят из морга, сажают в машину. Потом кто-то сунул ей под нос ватку, смоченную нашатырным спиртом.
В авто она немного успокоилась.
– Господи, что же с ним сделали?! – причитала она, кутаясь в плащ. – А дождь какой… Погода – мерзость. Словно природа плачет по нему. Я понимаю, он для вас – никто. Так, один из тех, чья фамилия значится на папке с уголовным делом. А для меня он – человек, муж. Мы были в разводе, но я все равно продолжала считать его своим мужем. Вы можете смеяться надо мной, но даже после того, как он ушел, я еще продолжала заботиться о нем, какое-то время приходила в его квартиру – прибраться, жарила ему котлеты, даже тапочки новые купила! Мне все еще казалось, что я могу его вернуть. Но он не пришел. А если бы вернулся, остался бы жив…