И эти две недели Фрэнк вовсю пытался наверстать упущенное. В прошлом году мы прокатились на машине от Луизианы до Флориды и провели неделю в «Дисней-Уорлде». Потом, когда в небо взлетали фейерверки, я физически чувствовала его дискомфорт, нарастающий с каждым залпом. Фрэнк ушел задолго до того, как закончился салют, и мне не забыть, как вздрагивали его плечи каждый раз, когда темное небо озарял огненный цветок. Джо смотрела салют с сияющими глазами, Эми улыбалась до самых ушей. От грохота у меня кровь стучала в ушах, и я волновалась за мужа. Когда Фрэнк исчез в шумной толпе, я бросилась следом. Мэг, судя по всему, оставила Джо за старшую и побежала за каким-то мальчишкой, которого встретила в очереди на прогулку по Замку Золушки. Джо с улыбкой склонилась к уху сестры. Я не расслышала, что она ей сказала, и не уверена, что мне хотелось бы знать.
На кухне пикнула духовка, Бэт подскочила. Остальные если и слышали, то не подали вида. Бэт много времени проводила на кухне – у меня в последнее время не было настроения готовить. Кроме того, она – единственная из дочерей, кто замечал скопившееся в стирку белье.
– Ну мы что, смотрим фильм или как? А ну, все замолчали и прекратили носиться! – воскликнула Эми.
Каждый год в канун Рождества я усаживала своих девчонок смотреть фильмы ужасов. Это стало семейной традицией с тех самых пор, как мы с Фрэнком провели наше первое Рождество наедине. Мы остановились тогда в Лас-Вегасе, и я тосковала по дому. Хэллоуин был неразрывно связан с моим детством. Мама изо всех сил старалась устроить нам праздник, и я переняла у нее эту любовь. Мне хотелось найти хоть какое-то напоминание о доме, чтобы скрасить тоску, и я случайно наткнулась на ночной марафон фильмов про монстров. С тех пор это вошло в привычку, к которой я пристрастила и своих дочерей.
Мои дочки буквально подсели на Хэллоуин и всякую жуть, а с тех пор, как мы переехали в Новый Орлеан, Бэт и Эми стали все больше увлекаться байками про вуду и легендами, связанными с «городом большого кайфа». Я гордилась тем, что в Хэллоуин у нас был самый жуткий дом в квартале, где бы мы ни обитали. Я вспоминала свое детство и рассказывала девочкам истории о привидениях и о том, где их видели в моем родном городе на Среднем Западе. Так что мне повезло, что в тот канун Рождества я наткнулась на марафон ужасов, а не на какую-нибудь передачу, скажем, об унылом сельском запустении и алкоголизме.
Джо ткнула пальцем в экран:
– Обожаю это место.
Год из года она выбирала одно и то же. Непременно про вирусы и про зомби. В прошлом году мы смотрели «28 дней спустя».
– Я тоже, – согласилась Эми.
Я перехватила улыбку Джо, и у меня отлегло от сердца.
В дом вернулись спокойствие и тишина, изредка прерываемая воплями из телевизора.
Глава 2
Джо
Как обычно, в рождественское утро я проснулась первой. Я всегда просыпалась до восхода и спускалась на первый этаж, чтобы взглянуть на еще не распакованные подарки от Санты. Потом я будила Бэт, следом – Мэг. Эми просыпалась сама, потому что жила с Бэт в одной комнате.
В тот год вышло по-другому. Мне совсем не хотелось бежать в гостиную и проверять подарки. Хорошо хоть, в тот год мы развесили носки для подарков. Я всегда их обожала – родители набивали носки всякой праздничной мелочью, конфетами в основном. Такие огромные носки. Я вываливала на пол целую кучу добра и оберегала его от сестер, хотя у них были свои подарки. Эми вела себя ужасно, мы подлавливали ее на том, что она тайком подкладывала нам ненужное и забирала у нас то, что ей нравилось.
У каждой был свой носок из грубой пряжи с вышитым поверху именем. Мамина мама собственноручно их вязала, когда мы появлялись на свет. Мой получился самым страшным. Санта на нем выглядел точно пьяный маньяк с перекошенным животом, темно-серой бородой, серыми зубами и зловещей улыбкой. С годами этот шедевр обтрепался и растянулся, словно злодей Санта сгноил вокруг себя полотно. Смотреть на него было ужасно смешно.
Мэг сетовала, что куда более симпатичные носки для подарков продают в «Таргете». Но так уж вышло, что от бабули мы унаследовали не шкатулку с изысканными драгоценностями дальней родственницы королевских кровей, а старые носки. Со своей матерью Мередит не разговаривала уже года два, а если они и общались, то каждая перетягивала меня на свою сторону, в то время как лишь одна из них обеспечивала мой желудок едой. Как бы сильно я ни любила бабулю, поддерживать мне хотелось Мередит.
В этом году Мередит не поленилась и снова вывесила для нас носки (сразу же после Дня благодарения!). В отличие от сестер, я не сильно расстраивалась из-за отсутствия подарков на Рождество. Даже Бэт, которая не была помешана на одежде – как наша Мэг, на книгах – как я, и на собственной персоне – как малышка Эми, всегда радовалась подаркам. Если бы Рождество обрело воплощение в человеке, им бы стала Бэт. Бэт – это свежая выпечка, ласковый смех и подарки.
Мне бы наверняка выпала роль Хэллоуина, подумала я, вынимая из верхнего ящика комода тонкие книжицы, припасенные для сестер. Я выложила за них половину зарплаты. Я подрабатывала баристой в книжной кофейне – хорошо иметь собственные деньги. Наверняка из всех только Бэт прочтет книжку стихов (и будет страшно гордиться, что я потратила личные сбережения, чтобы купить всем подарки). Оставалось надеяться, что Эми и Мэг хотя бы их полистают. В любом случае я дала заработать автору несколько лишних баксов.
Я грезила о том дне, когда начну писать книги, которые люди будут читать по-настоящему. Даже если купят всего четыре книжки, мне и того будет достаточно. Даже если найдется один-единственный человек, у которого что-то откликнется в душе и который просто прочтет мою книгу до конца – я буду счастлива! Бэт мне частенько твердила, что я к себе очень требовательна, слишком зациклена на будущем и чересчур обидчива. Нет, не права она. А что делать, если прошлое с настоящим – сплошной отстой, если люди не учатся на ошибках? Ничего другого и не остается, как только мечтать о будущем.
Лишь одна Бэт прочитала все статьи, которые мне удалось впихнуть в школьную газету, и постоянно твердила, что у меня талант. Она хвалила мои глупые рассказы о школьных дискотеках и диспутах, вот только мне не терпелось писать о жизни за пределами школы Уайт-Рок. Я не хотела строчить отчеты о том, как Шелли Ханчберг завоевала корону, сделанную из дешевого пластика и обклеенную фальшивыми бриллиантами, которые отражали блеск несбыточных надежд.
Я мечтала поведать миру о том безумии, что творится в моей стране, мечтала заявить о чем-то важном, а не подпитывать самолюбие Матео Хендера, вывесив целую страницу его фотографий на футбольном поле, с толстыми накладками на раскормленном теле. Я устала размещать сводки Службы подготовки офицеров резерва – но поскольку школа Уайт-Рок на девяносто процентов была заполнена детьми военных, прекратить это было совершенно немыслимо.
Мне хотелось рассказать людям о том, что может случиться через пару лет, когда Шелли, вероятно, забеременеет от Матео, а он уйдет в армию или устроится в какой-нибудь фастфуд подавать через окно гамбургеры. Мне хотелось написать о том, сколько солдат вернулось на прошлой неделе домой – и сколько не вернулось. В нашей школьной газете никогда не появится статья об очереди в двадцать машин к окошку в «Старбаксе», которую мы с Мэг видели на прошлой неделе. Вместо этого у меня вышла простая и милая история, в самый раз для газеты. Мистер Гикл – глупец.
– Нашим читателям еще рано такое читать, – сказал мистер Гикл, помахивая сморщенным пальцем, когда я принесла ему статью о протестных настроениях по всей стране.
– Нет, мистер Гикл, в самый раз. Они же подростки, как я. – Я отчаянно взмахнула рукой, призывая его взглянуть на меня, однако мистер Гикл не имел ни малейшего представления, каково быть подростком в двухтысячных.
– Чересчур пристрастно и слишком неоднозначно, – пробормотал он, вяло указав на дверь.
Впрочем, отступать я не собиралась, о чем он и сам догадывался – за два года успел меня хорошенько узнать.
– Все равно это правда. – Я взяла распечатанный лист и направилась следом за ним к выходу, обогнув стол.
Просторная столешница из ненастоящего дерева была вся исчеркана ручкой и исписана инициалами учеников. После того как в директорском кабинете сменили уже два стола, на это махнули рукой. В нашей школе считалось неимоверно круто оставить инициалы на учительском столе. Я всегда считала, что это глупо и не по-взрослому, вплоть до того самого момента. Теперь, стоя у стола и глядя, как мое лучшее творение отправляют в корзину только из-за того, что мистер Гикл невысокого мнения об умственных способностях большей части учеников, каракули на столешнице перестали казаться мне баловством. Это бунт! Мне захотелось потянуться через изрисованный стол и выхватить у мистера Гикла из кармана ручку с монограммой, чтобы врезать свою фамилию в фальшивую деревянную столешницу. Я поклялась себе, что однажды вернусь и нацарапаю свое имя, чтобы он всегда помнил, как сильно ошибается.
А мистер Гикл тем временем твердил мне одно и то же: нет, нет и нет. Никогда моим сверстникам не прочесть реальных историй. По крайней мере, здесь, в крохотной средней школе в самом сердце Луизианы. По счастью, существовал интернет, дающий хоть какое-то представление о том, что происходит за пределами нашего военного городка. И хотя я не сдалась окончательно, пришлось смириться с тем фактом, что мои статьи никогда не попадут на первую полосу. Это место застолбили Матео и Шелли.
В кармане моих спортивных брюк зажужжал телефон, и я, наспех сунув четыре черные книжечки в передний карман худи, заглушила будильник.
Мне еще предстояло позвонить на работу и сообщить, что беру все свободные смены, какие у них образовались на время зимних каникул. В отличие от других, мне не нужны выходные. Мне нравилось проводить праздники в «Пейджес». Не работа, а мечта писателя. Кафе в духе постмодерна: черный металл, деревянные столики, на стенах – фрески работы местных авторов, баночки для чаевых, украшенные символами популярной культуры… В тот день, когда я пришла устраиваться туда на работу, на стойке стояли две баночки: одна с надписью «Волдеморт», другая – «Дамблдор». Я кинула доллар в «Волдеморт», потому что она пустовала, а во мне в тот день взыграл необычайно мятежный дух. Выпила кофе и с улыбкой поблагодарила энергичную девчонку за стойкой – видимо, та с утра уже подзарядилась парой эспрессо.
Благодаря энергичной Хейтон и моему начальнику, который поощрял творческие наклонности и охотно читал мои опусы, я очень любила свою работу.
Я скинула эсэмэску начальнику и тут же опомнилась – в такой ранний час, да еще в праздник!.. Хотя ладно, он и сам так поступал, и не раз. Взяла книги в охапку и тихонько подошла к двуспальной кровати Мэг у дальней стены. Она крепко спала, тихо похрапывая (сестра упорно не желала поверить в то, что храпит) и подтянув колени к груди. Во сне она пошевелила руками, и ночнушка соскользнула с плеча, обнажив грудь. Видимо, Мэг досталось все самое лучшее: грудь и бедра от Мередит, улыбка – от отца. Помню, классе в седьмом я с досадой смотрела на себя в зеркало, жалея о том, что я такая нескладная на фоне возмутительно заметных округлостей старшей сестры. Я уже не так сильно страдала по поводу маленькой груди, да только ведь грудь – не единственное, чем могла похвастаться Мэг. У нее в активе были кружевные трусики в верхнем ящике комода и секс с Ривером Баркли.
А самое главное – у нее был красный «приус». Мне страстно хотелось водить машину. Я только что получила права и знала, что Мэг считает дни, когда я смогу наравне с ней развозить всю семью по делам. Больше всего ей не нравилось отвозить тетю Ханну во Французский квартал и Эми в группу девочек-скаутов. Мэг почему-то казалось, что ее время более ценное, чем мое. Может, она и права. Она уже год как окончила школу и была на шаг ближе к тому, чтобы зажить настоящей взрослой жизнью.
Мэг снова пошевелилась – может, ей снились кошмары? Как будто в Sephora закончились тени для глаз или Шайа Кинг внес ее в черный список в твиттере. Помню, ее как-то заблокировала подружка из Техаса, для Мэг это стало настоящей катастрофой! Правда, она ни за что не призналась, что именно произошло и почему от нее отвернулись подруги, единодушно встав на сторону Ривера. А еще она не рассказала, давно ли и по какой причине Шайа Кинг стал ей невыносим.
Мэг обожала подсматривать за его жизнью через интернет, виртуально следуя за ним из Камбоджи в Мексику, подолгу рассматривая (но не «лайкая») фотки. Она без конца повторяла, какой он ужасный и мерзкий тип, и в это было очень сложно поверить, глядя на его фотографии из деревушек по всему миру. На одной Шайа читал книжку какой-то маленькой девочке из Уганды. Она обхватила его худые плечи, и у них был почти одинаковый цвет кожи.
Мэг ненавидела Шайю, а я им восхищалась. Хорош собой, популярен, сынок богача, бросил колледж, чтобы колесить по свету и расходовать свой трастовый фонд на помощь людям. Помню, как-то раз Мэг спросила Мередит, не плохо ли, что Шайа – черный, и Мередит, наверное, с час объясняла нам, что мы можем встречаться с тем, с кем нам вздумается: с мальчиками и девочками, с черными, азиатами и любой другой расовой принадлежности. Больше Мэг таких вопросов не задавала. Впрочем, у нее не было устоявшегося типажа, и очередной парень, которого она приводила в дом, не походил на предыдущего.
Я осторожно приподняла угол ее подушки и сунула книжку стихов под голову. Мэг даже не шелохнулась, только всхрапнула, что нисколько не испортило ее красоты. С внешним видом ей здорово повезло: мягкие бедра, пышная грудь – вот я и завидовала поначалу. Чем старше я становилась, тем меньше комплексовала по поводу сисек и всего прочего. Мэг гордилась своей фигурой, хотя и у нее находился повод для жалоб – приходилось надевать крепкий лифчик, чтобы носить всю эту тяжесть.
Когда у Бэт стала наливаться грудь, Мэг предупредила, что теперь к ней начнут приставать парни, и хорошо, что Джо это не грозит. Мередит сказала, что это не так, приставать могут к любой девушке. Я тогда не поняла, кто из них прав, а кто – нет, да и выяснять не хотелось.
Мэг умело пользовалась своим внешним видом и частенько давала советы Бэт, как обращаться с мальчишками. Бэт краснела и отнекивалась, не особенно прислушиваясь к наставлениям. А ведь Мэг знала, о чем говорит. Это особенно актуально в городке, населенном солдатами. Мэг обожала военных. Говорила, ей очень нравятся мужчины в форме. Как, например, ее нынешний ухажер, Джон…
– Кто здесь? – Мэг подскочила в кровати, перепугав меня своим криком. Она села, растерянно озираясь. Прядь темных волос прилипла к губам. – Джо? Ты что тут делаешь? Я так испугалась…
Я прикрыла рот книгами, подавив смешок.
– Изображаю Санту.
Мэг пошарила под подушкой, с живым интересом вытащила из-под подушки книгу, я помню ее лицо в тот момент. Она с любопытством рассмотрела мой подарок и, хотя это была не косметика, радостно на меня взглянула, даже легонько взвизгнула, прижав книгу к груди.
– Спасибо. Не палетка NAKED, конечно, но внимание всегда приятно.
Мне понравилась мысль, что я способна что-то сделать ради сестер. Мы привыкли, что обо всех заботится Бэт, порой забывая о себе, однако в том году все вышло иначе.
И мне подумалось тогда, что праздник пройдет вполне удачно.
– Ну вот, и я сделала что-то хорошее.
Мэг закатила глаза.
– Лучше бы права получила! Мне не пришлось бы в одиночку шоферить у Эми и Бэт. Вот это был бы подарок века.
– Бэт никуда не ездит.
– Ты меня поняла.
– Не очень.
На стене висел постер с любимым актером Мэг. Она следила за ним в твиттере и лелеяла мечту о встрече, когда в тот год он приехал в Новый Орлеан. За неделю до мероприятия парень объявил о помолвке, и Мэг сразу сдала карту участника «мит-энд-грит».