Наши кумиры… казались небожителями, олимпийцами, богами, их манера играть – точнее, что-нибудь особенно характерное в этой манере: удар, рывок, обработка мяча, – поражала воображение, однако и в частной жизни за ними по пятам следовала слава, недостоверная, окутанная облаком греховности и блеска, красноречивых умолчаний и загадочных намеков, и оттого невыразимо притягательная…
Каждый из нас, вступая в игру, понимал вполне отчетливо, что приносит в жертву футбольному счастью свое домашнее благополучие, предвидел материнские слезы и разные жалкие слова и втайне увещевал свою совесть, что будет соизмерять силу удара с запасом прочности, гарантированным фабрикой «Скороход», – благоразумных этих намерений хватало на первые десять минут. Затем азарт игры захватывал нас своей кипящей волной, и тут уже не только обуви, жизни становилось не жалко, и никакие угрозы соседей не в силах были нас остановить, сознание же опасности и жертвенности лишь обостряло нашу радость, полузапретную, грешную, удалую».
А Евгений Евтушенко добавлял свой точный трагический мазок к картине Москвы послевоенной эпохи:
Незримые струпья от ран отдирая, Катили с медалями и орденами Обрубки войны к стадиону «Динамо» – В единственный действующий храм, Тогда заменявший религию нам…
Мячково, футбольная база команды «Торпедо», осень 1952 года
«Когда он появился на поле, все повернули головы в его сторону… Почти все остановились, разглядывая человека, за которым шел тренер…»
– Смотри, вот же чучело!
– А-а, этот… Его «Дед» самолично где-то откопал.
Конечно, у ветеранов-мастеров долговязая фигура паренька в темно-синей телогрейке, серенькой кепке и с деревянным чемоданчиком в руке не могла не вызывать насмешек. Новый соискатель призрачной футбольной славы на что, собственно, рассчитывает? Сразу попасть в «основу»?.. А в дубле годик-другой перекантоваться? Хотя у ветеранов, тех, кому уже подкатывал «тридцатник», все же екало сердце, и они настороженно приглядывались к каждому новичку – юнцы на пятки наступали. Из-за них вешать бутсы на гвоздь раньше времени никому не хотелось. Ведь что делать дальше? Никакой же верной профессии. Пацанов тренировать? Ага, много чести и мало денег. Уж лучше… Что? Да ничего.
На первых тренировках новобранец ничем особо не выделялся. Бегал, прыгал, отжимался, упражнения на растяжку делал, за гантели брался. Распасовка, «квадрат», обводка, ускорения, отработка ударов по воротам с разных дистанций. Все старались. И Эдик тоже. Что-то получалось, что-то не очень. Как у всех.
Потом как-то Маслов скомандовал: «Теперь – спарринг! Два тайма по пятнадцать минут. Разбились на команды… Начали!» И вот тут случилось нечто… Этот паренек в игре неведомо откуда набрал такой силы! Он шел напролом, опытные защитники стелились, но не могли его завалить, остановить. Эдик летел к цели, замахивался для удара – и в последний момент мягко отдавал пас подбегавшему партнеру. Гол! А дальше уже сам, ведя мяч, вылетел один на один с вратарем. Но бить не стал. Легко подкинул его мыском чуть над собой – и головой мягко отправил в пустой угол…
– Так играть нельзя! – ринулся к нему вратарь.
– Почему? – простодушно удивился Эдик. – Мне кажется, по-всякому можно.
После спарринга один из торпедовских тренеров по-дружески хлопнул Маслова по плечу:
– Виктор Александрович, признавайся, где ты умудрился откопать такое чудо?
– Будущий лучший футболист Европы еще вчера слесарничал на заводе «Фрезер», – усмехнулся Маслов. – Игрочище тот еще будет! Попомните мои слова!
Конечно, юнцу было весьма непросто сразу найти общий язык на поле с «зубрами», постоянными игроками основного состава. Многие посматривали на Эдика с оправданной былым опытом насмешливостью: ну-ну, дерзай… Более возрастные ревниво прикидывали, в душе сопротивляясь: «Замену Дед готовит, как пить дать. Но ничего, мы еще себя покажем, повоюем. А паренек может легко сломаться…» Отношения не складывались, особенно это проявлялось во время чемпионатов, когда драматургия первенства обретала уже все признаки обостряющегося конфликта… Но это было тогда, когда он уже начал выступать за сборную…
Лишь с одним из старожилов (и то условным) команды новичку-центрфорварду удалось сразу найти общий язык – и на поле, и за его пределами – Кузьмой, то есть Валентином Козьмичем Ивановым. Кузьма потом вспоминал о дебюте Стрельца в чемпионате: «Накануне одного из первых матчей заболел наш левый край Гулевский, и на его место поставили новичка, высокого, плечистого парня с закрывающей лоб челкой, которая была тогда в моде у ребят… На поле он повел себя так, будто всю жизнь только и делал, что играл в основном составе «Торпедо». В первый раз, как к нему попал мяч, он пошел с ним прямо на защитника, легко обвел его, потом другого, третьего и прострелил вдоль ворот. Во время следующей нашей атаки он уже сместился поближе к центру и в удобный момент, не раздумывая и не сомневаясь, пробил по воротам. Пробил, не останавливая мяч, сильно и точно… На разборе его похвалили, но он не выказал при этом никаких эмоций. После третьего матча его вернули в дубль: выздоровел признанный лидер Гулевский – игрок, которого неудобно было отправлять на скамью запасных. И снова наш новичок не выказал ни огорчения, ни удивления, оставшись, как всегда, безучастным».
– Мама, завтра я улетаю в Сочи!
– Куда?! – Софья Фроловна не могла поверить своим ушам. – В Сочи?!
– Да, вместе с командой на сборы. У них правило – брать с собой новичков, как бы на просмотр. Надо костьми лечь, но всем доказать… – Эдик улыбнулся: – Ребята говорили, там море, пальмы, в общем, какие-то субтропики…
Сочи в представлении Софьи Фроловны был в одном ряду символов советской убогой ярмарки тщеславия, недостижимого благополучия, заоблачного рая. Сочи, Гагры… «В парке Чаир распускаются розы…» – так, кажется, пел Вертинский. Хотя, нет, Чаир – это вроде бы в Крыму. Да какая, собственно, разница, все равно ей ни в Крыму, ни в этих Сочах уже никогда не побывать…
– Боже мой, Эдик, – причитала мама. – Ты едешь в Сочи… Поверить не могу, сынок… Сейчас быстренько начинаем паковать вещи… Займись туалетными принадлежностями… Я потом все проверю…
После сборов в Сочи и нескольких контрольных игр в Батуми Стрельцов появился зимой 1954 года в основном составе «Торпедо» на турнире в Горьком. Барахтаться по колено в снегу на горьковском стадионе, конечно, было удовольствием сомнительным. В перерыве, видя состояние игроков, начальство распорядилось выдать каждому по стакану портвейна, причем горячего. Пригубив, у Эдика глаза на лоб полезли. Но все-таки выпил, а потом минут пятнадцать отплевывался.
А вечером в гостинице администратор команды для контроля пробежался по номерам футболистов. Все было предсказуемо: игроки активно расслаблялись после «жаркого» матча. И самое удивительное, наутро ни у кого даже признаков насморка врач не обнаружил.
Хитрый Николай Морозов, на какое-то неопределенное время сменивший Маслова на посту главного тренера «Торпедо», утверждая список игроков команды для публикации в футбольном справочнике на 1955 год, решил и здесь схитрить, умышленно скорректировав год рождения Эдика Стрельцова и накинув ему пару-тройку лет.
– Ничего страшного, – объяснил он своим помощникам. – Пусть так и идет в печать. Подумаешь, если будут претензии, отбрешемся: ошибка, опечатка. Ответственность на мне. Я ведь могу себе представить, какая охота на нашего Стрельца завтра может быть открыта, только держись! В каждой команде волки за всеми новичками следят… А так он у нас вроде бы будет взрослым, 21-летним, давнишним воспитанником клуба «Торпедо», а не пацаном пришлым с «Фрезера».
Затем, вызвав Эдика к себе, он спросил:
– Так ты, говоришь, у нас слесарь четвертого разряда?
– Да.
– С завтрашнего дня будешь получать как слесарь 6-го разряда, но уже от нашего автозавода. С начальством все вопросы полностью согласованы. Зайди в отдел кадров, оформись. Трудовую не забудь. Давай пять! Но смотри, не подведи. Я на тебя очень рассчитываю…
«Главное для начинающего игрока – почувствовать на себе заинтересованный тренерский глаз, – понимал Эдуард. – Нам повезло, что нас быстро заметили, оценили. Мы, может быть, и зачахли, никак бы и не проявились, поскольку сами никуда не лезли, нахальства (в хорошем, спортивном смысле, когда человек в себе уверен, на своем праве играть настаивает) у нас было мало – могли и не пробиться».
В зимнее межсезонье порой бывало баловались игрой в канадский хоккей. На площадку выходили все, даже те, кто едва мог стоять на коньках. Слава Метревели в одной руке держал клюшку, а второй цеплялся за бортик. Ну а Эдику все удавалось, ведь за плечами были такие дворовые сражения по хоккею с мячом, вернее, со спеленутым из обрезков шинелей или другой грубой материи тугим шариком. Для веса внутрь заталкивался небольшой камешек. Ух, понеслись!..
«Оп-па, оп-па, Америка, Европа. Индия, Китай – скорее вылетай!»
Эдик покуривал на балконе папироску и от нечего делать наблюдал за стайкой ребятишек, которая, распевая эту считалочку, малевала мелками на асфальте во дворе какие-то замысловатые кружки, квадратики, линеечки, а потом – по команде! – все начинали скакать на одной ножке по только им известным правилам…
Индия. Китай… Стрельцов усмехнулся. Кто бы мог подумать, что он, 18-летний перовский паренек, – в составе сборной Советского Союза! – завтра вылетает в сказочную Индию.
Все, конечно, знали, что Индия никогда не числилась среди футбольных фаворитов даже на Азиатском континенте. Скорее, эта поездка напоминала учебно-тренировочные сборы. Тренерам надо было проверить новых игроков, наиграть состав, да и с прицелом на будущие Олимпийские игры в Мельбурне испытать воздействие непривычных климатических условий на ребят. В конце концов, дать им почувствовать вкус побед, ощутить уверенность в себе. Тренерам важно было наиграть состав.
В Дели, Бомбее, Калькутте им предстояло сыграть три матча против национальной сборной. С учетом жары и всего прочего хозяева предложили проводить матчи по укороченной схеме: два тайма по тридцать минут. Согласны? Согласны. Но даже в мини-таймы сборники Союза умудрились наколотить индийцам в общей сложности десять мячей, оставив свои ворота «сухими». А потом началась длительная поездка по стране, встречи с любительскими командами, наигрыш комбинаций, стандартных положений, новых тактических схем.
У юного Стрельцова остались яркие впечатления от Индии, но главные все-таки – от проведенных матчей: «Перед заключительной игрой подсчитали – общее соотношение мячей оказалось 97:4 в нашу пользу. Решили: надо для ровного счета еще три забить. И за двадцать минут до конца матча забили-таки третий гол…»
Местной публике и журналистам пришелся по душе юный светловолосый форвард русских.
– Эдик, иди сюда! – подозвал его переводчик делегации. – Послушай-ка, что о тебе в местных газетах пишут: «Гладкий, мощный, ловкий, как буддийский лев!» Каково? Лев! Да еще и буддийский. Прости, но такую породу я, честно говоря, не знаю… Впрочем, буддийские монахи говорили своим ученикам: «Удар палкой тому, кто скажет, что он что-то знает, два удара тому, кто не знает ничего…» Хотя, думаю, комплимент тебе, Эдик, они отвесили изрядный.
Ну а после, в соответствии со считалочкой, уже была Европа. Сперва Болгария, потом Стокгольм. Мог ли он вчера еще предположить, что и Европа окажется совсем рядом? Весь мир под ногами!
В поединке со сборной Швеции в Стокгольме Стрельцов сумел сделать хет-трик, забив в ворота соперников три мяча. После матча, заглянув в раздевалку, шведские специалисты подходили к Эдику и деликатно, но тщательно осматривали его длинные мощные ноги, икры, бедра, надеясь разглядеть секрет загадочного сплетения мышц и сухожилий, которое позволяет этому юному здоровяку так легко и элегантно обходить соперников на вираже на пути к заветной цели – воротам!
Самый именитый, Свен Густафссон, любуясь стопой Стрельцова, говорил: «Смотрите, коллеги. Маленький размер ноги и неожиданно высокий подъем. Ему даже замах для удара не требуется. Мяч попадает на ногу – и никто не знает, куда он полетит».
Тогда-то из один местных тренеров от избытка впечатлений и ляпнул:
– Да мы хоть пятьсот лет готовы ждать такого футболиста у себя в команде!
(Позже эта злополучная фраза стала известна тем, кому бы как раз не следовало слышать эти слова. Вот и взяли на всякий случай на заметку.)
В Москве cам Стрельцов о своих победах, что в Швеции, что в Софии, рассказывал приятелям буднично, очень коротко и даже скучно: «Мне удалось хорошо сыграть в Стокгольме за сборную… Я забил тогда три гола. В Болгарии, в день своего рождения, забил два мяча. Тоже, конечно, запомнилось…»
Только вот поездку на тренировочные сборы в не менее загадочный Китай немногим позже Стрельцов сам себе перепоганил. В конце января 1958 года, слегка перебрав на спортивной базе в компании с темпераментными земляками Славы Метревели, он благоразумно решил не садиться за руль своей «Победы», а воспользоваться услугами метро. Но бдительные стражи порядка метрополитена мгновенно вычислили потенциального нарушителя общественного порядка и вполне лояльно показали ему от ворот поворот.
Излишне возбужденный Эдик тут же принялся «качать права»: «Вы кого это, ребята, в метро не пускаете?! Меня?! Красу и гордость советского спорта!.. Олимпийского чемпиона!..»
Слово за слово, оказался он в отделении, а проворные милиционеры постарались на славу, с удовольствием оформили дело о мелком хулиганстве и тут же передали его в народный суд Ленинградского района.
Но прежде состоялся суд свой – в Спорткомитете.
– Так… – Председатель комитета Николай Романов сурово взглянул в зал и, сам того не желая, скаламбурил: – Значит, сборники все в сборе? Тогда начнем… Вопрос, который мы сегодня должны обсудить, вероятно, всем известен. Случай вопиющий, я бы сказал, из ряда вон выходящий. За недостойное поведение члена сборной СССР милиция передала дело в суд! Скажу больше, все это стало достоянием широкой общественности, получило огласку в прессе и, к сожалению, даже в западной… Далее собрание будет вести товариш Постников, мой заместитель.
Тот умело «перепасовал» дальше:
– Слово для информации предоставляется начальнику сборной команды товарищу Мошкаркину.
Бледный Владимир Мошкаркин коротко поведал о хулиганском поведении Эдуарда Стрельцова в метро и предложил сразу дать ему слово для пояснений.
Напичканнй по уши инструкциями и советами, Стрельцов произнес покаянную речь и пообещал никогда впредь не допускать поступков, порочащих высокое звание советского футболиста.
– Прошу товарищей высказываться, – предложил председатель суда. – Пожалуйста, поактивнее и пожестче, без извечного нашего либерализма и всепрощенчества.
Выступали многие, деваться было некуда: и Лев Яшин, и Никита Симонян, и Михаил Огоньков, и Костя Крижевский… Кое-кто предлагал вообще исключить Стрельцова из состава сборной.
А в это время по рядам футболисты тайком передавали из рук в руки любительские фотографии Эдика, в кровь избитого подземными стражами порядка.
– Можно мне? – решительно поднял руку Качалин.
– Конечно, Гавриил Дмитриевич. Вы уж как главный тренер…
Произнеся десяток дежурных фраз, Качалин закончил свою речь словами:
– Виноваты мы в том, что не пресекли твоего поведения, Эдик… Хочется верить, что ты станешь человеком. Прошу всех принять предложение о снятии с него звания заслуженного мастера спорта, просить о понижении зарплаты и дать Стрельцову время на исправление…
Заместитель председателя комитета Постников решил подвести итоги:
– Мы умышленно не принимали волевого решения, давая тем самым возможность коллективу самостоятельно вынести решение о недостойном поведении Стрельцова… Мне понравились выступления некоторых товарищей… Вопрос стоит вообще о дисквалификации и об отстранении от футбола Стрельцова. Большие есть сомнения в его исправлении. Пусть думает коллектив… Те пожелания и решения, которые высказали члены сборной, будут доведены до сведения руководства…