Только благодаря этому, детишкам было, что съесть после исцеления, а для меня же их непрерывное, сосредоточенное чавканье и хлюпанье, звучало самой лучшей музыкой. Шел час за часом, и я переходил из палаты в палату, но детский онкоцентр был большим. Очень большим и в нём находилось свыше семисот детей. Ещё меня выручало то, что я прибыл в онкоцентр двадцать девятого декабря. Больным детям и их родителям точно было не до Нового Года, зато врачи и сотрудники уже вовсю к нему готовились, а потому не обращали никакого внимания на то, как шушукались в уголках мамочки. Большинство часть женщин жили в общежитии неподалёку или, скооперировавшись по десять, двенадцать человек, снимали квартиры поблизости и их сдавали им отнюдь не сердобольные люди. Многие находились здесь по полтора, два месяца и попросту обнищали. Поэтому, я подозвал к себе Лиду, протянул шесть пачек денег и сказал:
- Лидочка, возьми эти деньги. Их нужно разделить между вами всеми по-честному. Тем, у кого уже вообще не осталось за душой ни копейки, нужно дать больше, а всем остальным взять поменьше. Договорились? Всё должно быть по-честному.
Лида поняла меня не совсем правильно. Вместо того, чтобы взять деньги и уйти, она прижала их к груди и чуть ли не плачущим голосом тихо сказала:
- Авраэль, я ещё держусь, а теперь, когда мой Игорёк здоров, мне уже ничего не страшно. Мы с Алёшей быстро поправим все свои дела. Поэтому я не возьму себе ни копейки. Я скорее утоплюсь, Авраэль, чем обману тебя.
Отрицательно помотав головой, я сказал ей:
- Топиться не надо, Лидочка. Скоро приедут мои подруги и привезут ещё денег, так что вам всем хватит и на обратную дорогу, и даже на подарки родным к Новому Году. Просто я очень хочу, чтобы те мамочки, чьих деток я ещё не вылечил, ничего не боялись и знали, у них теперь всё будет хорошо. Они выйдут из этого здания с совершенно здоровыми детьми, и им не придётся побираться, чтобы вернуться домой, к мужьям и своим семьям. Поверь, мы этого никогда не допустим, так что все ваши беды позади.
Лида, как мне кажется, была потрясена как моими словами, так и моими действиями. Она засунула деньги за пояс своей юбки под белый халат, встала и вышла из палаты. Мне стало любопытно, что она предпримет в первую очеред,ь и я быстро перебросили одного из двух двойников к ней поближе. Сынишка Лиды, туго набив свой животик самыми лучшими продуктами, какие только можно было купить поблизости, свернувшись в клубочек, крепко спал в своей палате, а его мама стала моим адъютантом. Она вышла из четвёртой по счёту палаты, куда я только что вошел, и жестом подозвала к себе нескольких женщин, находящихся в коридоре. Все вместе они прошли в холл, забились в угол и Лида, расстегнув белый халат, показав деньги, тихим голосом сказала:
- Девочки, он святой. Он дал мне эти деньги и сказал, что мы должны поделить их между собой по-честному, чтобы те, у кого уже вообще ничего не осталось, получили больше, а остальные взяли себе столько, чтобы им тоже что-то досталось. Ой, девочки, я не могу. Я сейчас зареву. Он же спасает нас всех от самого страшного. Наталкина Олеся уже умерла. Она даже с Богом разговаривала и тот не хотел её отпускать на Землю. Не знаю как, но Авик каким-то образом её просто выдернул из его объятий и вернул матери, а ведь Олесе там было бы, наверняка, намного лучше, чем здесь, в этом аду кромешном, в котором мы все вынуждены жить.
Седая женщина, бабушка маленького осетинского джигита Аслана, который даже будучи смертельно больным, всё равно оставался мужчиной, прижала руки к груди и прошептала:
- Авраэль это имя ангела, доченьки. Он не лечил меня, когда я сидела у постели Асланчика, но с меня все мои хвори, как рукой смахнуло. Так что он не просто какой-то там святой, Лида. Он самый настоящий ангел, посланный к нам Господом Богом.
Так-так-так, а вот таких слухов о себе мне совсем не хотелось бы распускать. Мне нужно было что-то срочно придумать, и как только я стал соображать, что именно, ничего, кроме как громко пукнуть в присутствии мамочек, мне почему-то в голову не приходило, появилась Лера. Одетая точно так же, как и все врачи, она вошла вместе с испуганной Лидой. Та быстро раздала все деньги и как раз шла в мою палату. Лера улыбнулась ей, потом подошла ко мне, отпустила мне лёгонький, шутливый подзатыльник сердитым голосом принялась строго высказывать мне свои претензии:
- Авик, почему ты явился сюда без нас? Между прочим, мы тоже целители и хотя ты наш учитель, исцеляем людей ничуть не хуже тебя. Ты понимаешь, что пятнадцать целительниц и целителей сделаю всё гораздо быстрее, чем ты один?
Не прерывая лечения, я огрызнулся:
- Лера, перестань. Во-первых, это всё-таки онкология, а не насморк, во-вторых, вы нужны в Приюте, а, в-третьих, девочка моя, тебе ещё рановато тягаться со мной. С тем, на что у тебя уходит шесть-семь часов, я справляюсь за пять минут. Поэтому вы мне здесь не нужны. Я сам со всем справлюсь. Тем более, что завтра здесь останется совсем мало врачей. Так что успокойся и пойди лучше посмотри на Витюшу. Это просто чудо, а не ребёнок.
Лера вздохнула и сказала:
- Витенька уже играет с другими нашими детьми в машине, Авик, но без помощи мы тебя всё же не оставим. Боря, узнав, чем ты тут занимаешься, отправил сюда вместе с нами Вагона с пятью бойцами, чтобы они держали ситуацию под контролем. Да, я привезла тебе ещё десять миллионов рублей, Авик. Ты ведь с арифметикой совсем не дружишь и даже не представляешь, какие сейчас в стране цены, а родители всех этих детей... Ну, ты меня понимаешь, сам побывал в их шкуре. Кому отдать деньги?
Повернувшись к Лере, я улыбнулся и тихо сказал:
- Вот это ты правильно сделала, Лерочка. Отдай деньги Лиде. Она у меня здесь за казначея. За парней тоже скажи Мамонту спасибо. О возможных эксцессах я как-то не подумал.
Лера протянула Лиде сумку с деньгами, порывисто шагнула ко мне и сначала крепко поцеловала, а потом встала за моей спиной, положила мне на шею свои маленькие, добрые ладошки и стала, чуть ли не со свистом вливать в меня энергию. Похоже, что перед этим её саму использовали, как сосуд для неё и потому по моему телу начало быстро расходится приятное, дружеское тепло. Лида, глядя на нас удивлёнными глазами, спросила:
- Кто вы? Вы, правда, ангелы с небес?
Лера повернулась к ней, улыбнулась, отрицательно помотала головой и весёлым голосом сказала:
- Нет, Лидочка, мы самые простые люди, но нас всех сделал целителями вот этот бывший кисловодский бомж, которого привезли в Москву две девушки, а также несколько офицеров, в том числе и мой муж. Он очень мощный экстрасенс, но стал таким после того, как однажды сорвался с обрыва и очень долго катился вниз по склону. Я видела фотографию, которую одна из девушек сделал через несколько дней, когда Авик купался в горной речке. На нём живого места не было, весь в синяках и царапинах, но при этом ни одного перелома. Его Бог спас, Лидочка, после чего он сразу же стал целителем. - чмокнув меня в макушку, эта умница сказала мне - Ладно, Авик, завтра к тебе приедет с подарком от нас Маша, а послезавтра Лика.
Энергия друзей, принесённая и влитая в меня Лерой, пришлась очень кстати, хотя я и не сказал бы, что стал выдыхаться. Вообще-то, я, наверное, был неправ, что никому, даже Маше с Аликой, ничего не сказал, но ведь всё и так образумилось. Ближе к вечеру врачи стали расходиться по домам и работать стало намного проще. Правда, тут же нарисовалась ещё одна неприятная ситуация, причём прямо связанная с Наташей и Олесей. Чёрт, да, что же это за люди такие? Почему в России развелось так много хищников? Всё произошло примерно через час, как в онкоцентр тайком проникли Маша и Алика. Быстро покормив меня бастурмой и московской колбасой, они сразу же занялись тем же, чем и я, заступили вместе со мной на новогоднюю целительскую вахту. Это Леру я мог выпроводить, но только не их. К этому времени почти весь отряд Мамонта приехал на двухэтажном автобусе вместе с ещё двумя дюжинами ангелов, и теперь регулярная подпитка была нам гарантирована. Время от времени я посматривал на магические экраны, парящие передо мной в воздухе, и на одном из них увидел тревожный красный сигнал.
Наташа не стала бегать на радостях по магазинам, а сразу же отправилась на Киевский вокзал, и ей посчастливилось взять плацкартные билеты для себя и Олеси до Харькова. Оттуда ей было уже куда проще доехать до Запорожья. Счастливые мать и дочь сидели в зале ожидания, когда к ним подошли двое милиционеров и стали не только придираться к каждой запятой в их документах, но и, вообще, вести себя по-хамски. Боже, ну что за ублюдки. Они приказали Наташе взять полупустую дорожную сумку и вместе с Олесей завели её в свою поганую ментовскую комнатёнку, где вообще дошли до последней степени наглости. В том смысле, что принялись лапать её своими грязными ручонками под видом обыска. При этом два сопливых ублюдка, каждому из которых на вид не было и двадцати пяти лет от роду, невысокого росточка, худосочные и прыщавые, чем были похожи на братьев-близнецов, хотя один был брюнетом, а второй вроде как блондином. Размахнись Наташа и врежь им, оба тотчас отдали бы Богу свои жалкие, вонючие душонки, но эти плюгавые мерзавцы, выползшие неизвестно откуда, были в своей власти.
Больше всего меня возмутили их грязные намёки, касающиеся того, чем именно на самом деле занимались в Москве Наташа и её дочь. Что самое противное, никаких очень уж агрессивных действий они не предпринимали, да, и разговаривали с Наташей, отведя её в угол, подальше от дочери, тихими, по-змеиному шипящими голосами, а потому оба призрачных телохранителя попросту не понимали, что происходит. Один из этих поганцев, блондинистый, засунул руку отворот Наташиной рубашки и вытащил деньги из её бюстгальтера. Женщина дёрнулась и второй, брюнет, тихо прошипел:
- Дёрнешься, сучка, пристрелю за нападение на сотрудника транспортной милиции. Или просто так пристрелю, а потом сброшу твой труп в канализацию, а немного позднее к тебе и твоя донечка присоединиться. Наблядовала денег, поделись.
Один призрачный ангел немедленно взял обоих мерзавцев за их тощие, куриные шеи так, что менты захрипели, а второй, Олеся видела их обоих, сказал девочке, чтобы та взяла деньги из рук мента и отдала их маме. Та так и сделал. Призрачный ангел оттащил подонков от Наташи, и женщина повеселела и облегчённо вздохнула, после чего показала им свои руки и сказала:
- А мои-то ручки вот они.
Второй ангел суфлировал Олесе, что надо говорить и та, топнув ножкой, гневным голоском воскликнула:
- Попробуйте только тронуть мою мамочку и мой ангел вам обоим головы оторвёт!
Блондинистый ментик прохрипел:
- Какой ещё ангел, чо ты мелешь, дура.
Наташин ангел, стоявший позади них, двинулся вперёд, прошел через тела ментов, его фасад превратился в тыльную часть тела и он, как бы материализовался, а Олеся сказала:
- Мой ангел вот такой, а ты сам дурак и в школе на двойки учился, раз даже не знаешь, какими бывают ангелы.
Да, ангел в белоснежном, с золотой отделкой на хитоне, со сверкающим нимбом и белыми крыльями, был неплох. Он трижды приподнял дохляков, поставил их на пол, а затем его руки вошли в их животы и вышли из них, крепко зажав в каждом кулаке почечные артерии. Почки свисали вниз справа и слева. Вперив в ментов свой гневный взгляд, ангел зловеще сказал:
- Это ваши почки, подонки. Без них вы не проживёте и шести часов, сдохнете, и, по всей видимости, отправитесь в ад, а теперь выбирайте сами, чему быть. Или вы будете охранять Олесю и её мать до отхода поезда в зале ожидания, а потом посадите его на неё, после чего немедленно уволитесь из милиции и пойдёте работать на стройку, или я выброшу ваши почки собакам. Их поблизости от вокзала бегает немало. Ну, что вы выбираете?
- Мы проводим, мы всё сделаем, как ты сказал, - взмолились жидкие на расправу менты, - только не надо нас убивать.
Ангел кивнул и промолвил брезгливым тоном:
- Хотя я и невидим, я постоянно сопровождаю Олесю, а мой напарник сопровождает её мать. Вас же, подонки, ваши ангелы давно вас покинули. Если вы хотите, чтобы они вернулись, то должны творить добро себе и людям, а не заниматься теми гнусностями, которые себе здесь позволили. Запомните это.
Руки моего призрачного двойника стремительно вошли в их животы, и он почти весь растаял. В воздухе ещё несколько секунд парило его лицо, но скоро погасло. Наташа оправила на себе одежду, взяла со стола документы, с пола сумку, Олеся схватила её за руку и они прошли в зал ожидания. Менты, бледные от пережитого ужаса, как только они ещё в штаны себе не наложили, неуверенной походкой пошли за ними. Когда Наташа и Олеся сели, они хотели было приблизиться, но наткнулись на руки ангела и остановились. Наташа, переведя дух, спросила шепотом дочь:
- Лесичка, откуда взялся этот ангел?
- Ниоткуда, мамочка. - ответила та шепоточком - Ангел Авраэль вызвал их ещё в больнице. Они всё время были с нами, просто не поняли сразу, что нужно вмешаться. Мамочка, они ещё совсем-совсем молодые, но мой ангел мне сказал, что будет учиться и они больше никогда такого не допустят. Ты, мамочка, никому не должна рассказывать, про своего ангела, даже папе, но когда рядом никого не будет, или буду только я, ты можешь учить его, что нужно делать. Ну, всё, давай не будем больше говорить об ангелах на людях, мамочка. Я потом тебе про них расскажу, я ведь видела очень много ангелов, когда почти умерла, и Бог забрал меня к себе, но всё же отпустил к тебе потому, что ангел Авраэль исцелил моё тело.
Ситуация разрешилась благополучно и я облегчённо вздохнул. Теперь Наташа и Олеся, которую я был просто вынужден сделать ангелом, точно благополучно сядут на поезд и доедут до дома. Ну, а мы продолжили исцелять детей. С наступлением ночи работать стало ещё легче, но мы не теряли бдительности и в коридор выходили только невидимыми. Попутно я узнал, что это было за лечебное учреждение. Российский детский онкологический центр работал менее года. Это было совершенно новое многоэтажное здание, которое строители, чёрт, стыда у людей совсем нет, сдали с множеством недоделок. Да, и так называемое самое современное оборудование тоже оставляло желать лучшего. Наверное, его собирали по всем помойкам и свалкам Западной Европы и только подкрасили губки этому хламу. Ну, говорят, что в районных больницах и такого нет, а я не специалист, чтобы разбираться ещё и в этих вопросах. Плохо было даже не это, а совсем другое. В новую детскую онкологическую больницу притащили старые, отвратительные правила.
Большую часть детей тут лечили бесплатно, но это только на словах. Медсёстры за всё драли с мамочек деньги под видом того, что бюджетные медикаменты и прочие медицинские средства уже закончились. И несчастные родители были вынуждены платить, помалкивать и при этом ещё мыть эту больницу сверху и донизу, работать грузчиками. Больше всего в больнице хамела охрана, и моя парализующая плеть троих ублюдков, пристававших к мамочкам, уже утихомирила. Думаю, что став импотентами года на три или чуть больше, я точно не рассчитывал, они притихнут. Ещё я покрыл их наглые рожи язвами, которые тоже не сразу сойдут, а вылечить их не сможет даже Асклепий. Так что кое-кому с моим визитом не повезло. Исцелив за двадцать часов семьдесят восемь девочек и мальчиков, я позволил себе прикорнуть на стуле, и поспать два часа, после чего, затолкав в себя два килограмма московской колбасы и выпив литра три горячего чая с молоком и мёдом, продолжил целительство.
Маша и Алика работали почти вдвое медленнее меня, но исцеляли детей так же основательно и капитально. Рано утром к нам пришли Мамонт, Кот и Юрасик, чтобы влить в нас собранную энергию. Уходя, они прихватили с собой тех трёх ублюдков, которые без малого чуть было ли не изнасиловали двух мамочек. Н-да, вот теперь я им точно не стану завидовать. Кот их точно превратит в воющий от боли кровавый фарш. Он же в таких случаях просто звереет. Тем временем уже все мамочки и бабушки знали, что происходит в онкоцентре, но молчали. Узнали об этом и несколько медсестёр. С них была, чуть ли не взята подписка о молчании. Именно медсестра, как только Борис закончил массировать мне плечи, вложила в мои руки полугодовалую, умирающую малышку. У девочки была какая-то очень уж непонятная форма рака, поразившая её позвоночник. Жить той оставались считанные часы, но я продлил их на добрых полтора столетия. Малышка на моих руках буквально ожила и её мать, чуть ли не обезумевшая от горя, которую в это же время лечили Маша и Лика, сидевшая напротив нас, видела, как её девочка оживает прямо на глазах и превращается в крепенького, жизнерадостного младенца.