- Что поделывает моя дорогая супруга? - осведомился он густым басом, подойдя к царице и коснувшись губами ее щеки. - Я слышал пение.
Агнесса, вскочив на ноги, низко склонила голову.
- Я развлекала царицу песней, мой господин.
- Уверен, у тебя неплохо получалось. - Он подошел к девушке, взял ее за подбородок двумя пальцами и, приподняв ее голову, посмотрел в глаза. - Как-нибудь ты споешь и для меня, не правда ли?
- Если мой господин попросит... - пискнула Агнесса, и царь, усмехнувшись, отпустил ее.
- Попросит. Кроме того, я надеюсь, ты исполнишь и другие мои просьбы... в свое время. А теперь оставь нас наедине.
Ирина молча наблюдала за ним. Она научилась терпеливо сносить его выходки и никогда не испытывала чувства, даже отдаленно похожего на ревность. Ей не в диковину было видеть мужчин, стремившихся обладать многими женщинами: в степи это было в обычае, ведь боги суровы, и для мужчины вполне нормально хотеть множества потомков, чтобы хотя бы некоторые из них выжили. У Иоанниса тоже были причины опасаться за свою жизнь: его старшие братья Асень и Петр были убиты заговорщиками, и хоть после их смерти прошло уже десять лет, царь был осторожен. Кроме того, после брата Асеня остались сыновья, а у Иоанниса детей не было, и это его тревожило, однако он никогда не говорил об этом никому, кроме жены. Однако Ирина была абсолютно уверена, что дальше простых заигрываний царь не пойдет ни с одной женщиной, и на то была веская причина, о которой знали они оба.
Иоаннис медленно подошел к Ирине и, опустившись перед ней на колени, взял ее ладони в свои.
- Все хорошо? - спросил он. Она молча кивнула, стараясь не отвести взгляда от изучающих ее лицо глаз мужа.
- Сегодня я объезжал окрестности, - сказал Иоаннис, поглаживая ее запястья. - Разведчики доносят, что войско французов недалеко. Маркиз Монферратский готовится напасть на город с большими отрядами конницы... Что ж, видно, придется напомнить ему урок, который мы преподали императору Бодуэну под Адрианополем.
- Говорят, в тот раз сама судьба была на нашей стороне, - осторожно сказала царица. - Бодуэн получил предсказание своего поражения еще за несколько лет до того.
- Ты веришь в предсказания?
- Мудрецы говорят, что все пути мира написаны в книге судеб, надо лишь научиться читать ее. Мой отец рассказывал, что знавал колдуна, способного видеть, что случится в будущем.
- Вот как? И где же теперь этот колдун?
- Его сожгли воины твоего брата Асеня. - Голос Ирины звучал безразлично. - Христиане не верят в пророчества, и его посчитали служителем дьявола.
- Поделом ему. - Иоаннис усмехнулся, подался вперед и положил ладонь на грудь жены. - Если знать всю жизнь наперед, грош цена такой жизни. Во что тогда верить, на что надеяться? Подумай сама, если бы мне сказали, что я умру, не дождавшись наследника, стоило ли мне вообще жить и править своим народом? Я и без того боюсь, что рано или поздно люди восстанут против меня, и лишь война не дает им посадить на престол одного из моих племянников... Пока я способен контролировать армию и побеждать, они не посмеют этого сделать.
Он схватил Ирину в объятия, прижал к себе, зарываясь лицом в ее густые волосы, и жарко зашептал:
- Подари мне наследника! Ты должна родить его прежде, чем закончится эта война...
Она судорожно вздохнула, когда он подхватил ее на руки и понес на постель. Уложив ее на покрывало, он начал нетерпеливо срывать с нее платье, едва не разорвав его у ворота. Ирина молчала, не сопротивляясь, но и не помогая ему, пока не оказалась перед ним полностью обнаженной. Сбросив с себя камзол и рубашку, Иоаннис быстро снял штаны и сел возле жены, нервно облизывая губы. Его руки легли на ее груди, и Ирина задрожала, почувствовав его жестокую и сладострастную ласку. Он сжал пальцами ее соски с такой силой, что она едва сдержала крик боли и закрыла глаза.
- Посмотри на меня, - потребовал Иоаннис. Взяв ее ладонь, он властно положил ее на свой мужской член. - Ласкай его, пока я не почувствую, что готов войти в тебя.
Это было обычным делом: Ирина знала, что ее муж не способен обрести силу, пока она руками, а часто и ртом не доведет его до нужной твердости. Он стыдился своего бессилия, оно и было главной причиной, по которой он не завел себе любовницы. Лишь Ирина знала, но она никому не сказала бы. Сейчас и она, как и всегда, ненавидела и его, и себя саму за эту противоестественную слабость, но ее пальцы привычно сомкнулись и задвигались, повинуясь желанию мужа. Наконец, Иоаннис застонал; его член поднялся и затвердел. Убрав руку жены, он перевернул ее лицом вниз и порывисто овладел ею сзади, с силой рванув ее на себя, словно насаживая на кол. Ирина тихо вскрикнула, но ладонь Иоанниса зажала ей рот. Он задвигался, проникая в нее глубоко и яростно; она убеждала себя, что все женщины вынуждены терпеть это, и многие даже счастливы... но не чувствовала ничего, кроме усталости и отвращения. Наконец движения Иоанниса ускорились, дыхание сбилось, потом он протяжно вскрикнул и повалился на постель, закрыв глаза. Ирина села, ощущая липкую влагу его семени на своих бедрах, и нашарила в складках покрывала кинжал. Пальцы удобно сжались вокруг рукояти. Как просто было бы сейчас покончить разом со всем этим!
- Я уезжаю завтра, - проговорил Иоаннис, не открывая глаз. - Мне жаль, что я не могу проводить с тобой больше времени. Дороже тебя у меня никого нет. Но я должен воевать, пока не истреблю всех французов до последнего, потому что они покушаются на мою землю. Осталось уже немного... Мы отправимся под Фессалонику, а оттуда в Адрианополь, чтобы отбросить войско старого маркиза Бонифация, а там перебить оставшихся крестоносцев не составит особого труда.
Ирина молчала. Царь взял ее левую руку и прижался щекой к ладони, не зная, что правая рука ее напряженно сжимает смертоносный кинжал. Она растерялась, смущенная его внезапной искренней лаской.
- Прости меня, - тихо сказал Иоаннис. - Я мало думаю о тебе, мало дарю тебе подарков, почти совсем не знаю, чем ты занимаешься, пока меня нет. Ты не похожа на других женщин. Ты словно дым, ускользающий между пальцами, как безмолвный утренний туман, я любуюсь тобой и не могу удержать тебя, ты моя тайна и мое сокровище. Почему ты так молчалива? Что я делаю не так?
"Я не люблю тебя! - хотела крикнуть Ирина. - Дело не в том, что ты делаешь или не делаешь для меня, я просто не могу заставить себя относиться к тебе иначе. Ты ничего не добьешься ни подарками, ни ласками, ни подвигами в мою честь. О, как ты жалок, мой царь! Фанатик и палач, не способный даже ревновать. Твои мысли полностью заняты убийствами, войной и истреблением твоих бесчисленных врагов! Именно поэтому ты слеп, или просто так наивен? Не делай мне таких признаний, потому что тем самым ты признаешь, что слаб. Рано или поздно мы должны будем расстаться, и, если тебя не убьют французы, германцы или заговорщики из собственных прихвостней, когда-нибудь я сделаю то, на что мне не хватило решимости сегодня".
Оставив кинжал под шелком покрывала, она положила руку на грудь Иоанниса и медленно улыбнулась.
- Отдохни, мой повелитель. Тебя ждет поход и битва. Степные женщины знают, что такое война, почти так же хорошо, как мужчины. Сейчас тебе нужен покой. - Нагая, она поднялась с ложа и принялась гасить свечи одну за другой, обходя комнату под внимательным взглядом Иоанниса.
- Как ты прекрасна, - прошептал царь, и она гибким движением полуобернулась к нему, озаренная теплым трепетным светом свечей. Ее гладкая кожа сияла, волосы цвета полночи густыми волнами спускались по плечам и спине. Улыбнувшись, Ирина потушила оставшиеся свечи, и горница погрузилась во мрак.
- Иди ко мне, - позвал Иоаннис.
Она легла возле него, и его могучие руки сжали ее бедра. Она была уверена, что он не сможет овладеть ею еще раз, но хочет вновь насладиться ее телом, принадлежащим лишь ему одному. Раздвинув ноги, она позволила ему ласкать себя. Чувствуя его пальцы внутри себя, она готова была кричать, потому что не ощущала от его нетерпеливых движений ничего, кроме боли и отвращения. Как всегда, ей понадобилось сделать над собой усилие, чтобы изобразить удовольствие. Она завозилась под ним, потом отстранила его руку и отвернулась, чтобы он не заметил выражения ее лица.
- Тебе было хорошо? - спросил Иоаннис, целуя ее в плечо.
- Да, мой повелитель. Позволь мне отдохнуть.
Он вздохнул, перекатился на спину и закрыл глаза. Подняв руку, Ирина вытерла подступающие слезы и постаралась успокоиться. Ей хотелось думать о чем-нибудь отвлеченном, чтобы поскорее забыть то, что только что произошло между ней и ее мужем. Она вспомнила степь, отца и братьев, усталое лицо матери, склоненное над большим закопченным котлом, и острая тоска сжала сердце. Нет, не следовало жалеть себя еще больше, думая о прошлом. В памяти вдруг всплыл прошедший день, толпа на базаре, лавки торговцев, нападение пьяных мужчин - и лицо темноглазого юноши, прекрасное и одухотворенное, лицо ангела с византийской иконы... Она улыбнулась. Конечно, он не был ангелом, он был живой и вполне реальный, его глаза так сияли спокойствием и какой-то строгой добротой. Внезапно ей захотелось, чтобы он пришел завтра пораньше и остался подольше, чтобы она могла поговорить с ним, узнать о нем, да просто услышать его голос, с легким акцентом выговаривающий греческие слова... Его образ успокаивал, заставлял верить, что все будет хорошо, что жизнь не ограничивается стенами дворца, песнями Агнессы, подарками и неумелыми ласками Иоанниса. Ее пальцы начали легонько поглаживать грудь, сжали сосок, и она едва сдержала стон удовольствия. Это было так неожиданно, что она замерла, боясь потревожить задремавшего мужа. Ее затрясло; она с трудом смогла успокоиться, чтобы не продолжить ласкать себя, понимая, что не сможет остановиться, пока не произойдет что-то такое, что способно погубить ее. Обхватив руками плечи, она напряглась, глубоко дыша. Завтра Иоаннис уедет в поход, и о нем можно будет забыть на какое-то время. Агнесса поможет ей развлечься. А если юный француз воспользуется ее приглашением и придет во дворец, она снова сможет увидеть его, и возможно, провести с ним целый день. Ощущение радостного предвкушения наполнило ее душу. Пусть он придет...
Наутро, проснувшись, она обнаружила, что Иоаннис уже ушел. Вставал он рано: неясное беспокойство, постоянно терзавшее его, не отступало даже во сне. Часто на рассвете он мерил шагами свою комнату, прислушиваясь к каждому шороху, пока тишина спящего дворца не сжимала его сердце ужасом; тогда он быстро одевался, выскакивал в коридор и яростно будил дремлющего у дверей камердинера, требуя седлать коня или зажечь по всему дворцу факелы и позвать скоморохов. Сегодня, как знала Ирина, он чуть свет умчался в казармы поднимать войско в поход. Солнце поднялось довольно высоко, значит, они уже выступили из города. Что ж, надо признаться, ее это мало тронуло. Ее не очень волновала возможность гибели Иоанниса, было бы неплохо даже, если крестоносцы захватят Фессалонику, Адрианополь и Коринф, пусть устроят там разгром, подобный разгрому Константинополя. До Тырнова им все равно не добраться. Теперь у них было не столь большое войско, да и маркиз Монферратский, по слухам, в подметки не годился императору Бодуэну, а жаль... Она подумала о своей участи, окажись Иоаннис убит или захвачен в плен. Ей останется только бежать, захватив с собой верную Агнессу и немого слугу-комена. Маленький сын брата Иоанниса, Асень, уже достаточно вырос, чтобы занять престол, и не оставит при себе бездетную жену дядюшки. Она видела, как презрительно кривились губы мальчишки, когда он обращался к ней...
Отогнав тревожные мысли, Ирина выскользнула из постели, легко пробежала по устланному тростником полу и постучала в дверь соседней комнаты, где спала Агнесса. Девушка почти тут же вышла ей навстречу, убирая в косу длинные светлые волосы.
- Принеси мне чистую одежду, - велела царица. - Я хотела бы сходить в купальню.
Агнесса кивнула, скользнув взглядом по обнаженному смуглому телу Ирины и почти тут же низко склонив голову. Надев простое платье из беленого льна, Ирина заколола гребнем растрепавшиеся косы и, сопровождаемая Агнессой, спустилась в сад, где среди яблонь шумела вода ручья и виднелись белые стены купальни, выстроенной в греческом стиле. День выдался не по-осеннему жаркий, деревья застыли в струящемся воздухе, время от времени роняя с тяжелых ветвей на землю зрелые плоды. По усыпанной белой мелкой галькой дорожке девушки не спеша дошли до купальни и, сбросив одежду, доверили себя заботе прислуги.
Опустившись в благоухающую теплую воду, приготовленную в большой мраморной ванне, царица вздохнула, позволив себе расслабиться. Высокий сводчатый потолок, поддерживаемый круглыми колоннами, отражал плеск воды и голоса служанок; солнечный свет свободно лился в широкие окна, рассыпаясь в водяных струях мириадами искр. Девочка лет двенадцати в легком белом платье с золотым шитьем по вороту, почтительно склонившись перед царицей, держала поднос с фруктами, другая, казавшаяся ее сестрой - с едой и кувшином вина.
Наслаждаясь теплом и мягким журчанием воды, Ирина закрыла глаза, пока Агнесса осторожно натирала ее тело дорогим мылом. Прикосновение влажных рук к коже было приятным и успокаивающим, и она улыбалась от удовольствия. Потом, завернувшись в широкое полотенце, она выбралась из ванны и улеглась на низкую кушетку, а юная служанка принялась массировать ее тело, втирая в кожу ароматное масло. Позже, в чистом платье с богатой вышивкой, перехваченном у талии на греческий манер расшитым самоцветами поясом, Ирина устроилась в кресле у маленького столика в атриуме; Агнесса, вооружившись костяным гребнем, стала бережно расчесывать ее влажные волосы, чтобы уложить их в прическу.
- Как же ты красива, госпожа моя, - сказала Агнесса, закончив свою работу и с восхищением оглядев результат. - Не удивительно, что все мужчины во дворце тайно влюблены в тебя!
- Вот это новости! - рассмеялась царица, и ее щеки порозовели.
- Ну, почти все, - пожала плечами девушка. - Кроме тех разве что, которые отдают предпочтение собственному полу. - Заметив удивленный взгляд Ирины, она махнула рукой. - Только не говори, что не замечаешь, как мужчины на тебя смотрят. Да стоит тебе пальцем шевельнуть, и любой из них готов будет исполнить каждое твое желание. Между прочим, будь ты повнимательнее, давно бы заметила, как по тебе вздыхает генерал Монастыр, только гордость никогда ему не позволит даже посмотреть тебе в глаза.
- Он храбрый воин и достойный человек, - сказала Ирина. - Иоаннис очень ценит его и всегда держит при себе. Разве он посмел бы...
- Вот и я говорю, не посмел бы, а мне его все-таки жаль. Попроси его о чем хочешь, и увидишь, он будет просто счастлив тебе угодить. Да что там... Не далее как вчера вечером, когда государь пришел к тебе, я разговорилась с одним из стражников в коридоре, и знаешь, что он сказал? "Если б у меня была такая красавица-жена, - сказал он, - я бы глаз с нее не спускал ни днем, ни ночью. Она стоит больше целого сундука золота". А потом он спросил, могу ли я устроить, чтобы он увидел тебя нагой.
Ирина подалась вперед, гневно сдвинув брови.
- И что же ты ответила?
- Разве я могла бы допустить подобное? Ну, разве что тебе это самой было бы по душе... Знаешь, он недурен собой, высок и статен, и...
- Да как ты смеешь! Только вообрази себе, чтобы какой-то мужик... - Царица возмущенно задохнулась, не находя слов.
- Разумеется, ни за что на свете. Вот если бы кто-нибудь из бояр, к примеру, Феодор или Делян, это бы еще куда ни шло. Оба они настоящие красавцы, к тому же Феодор глаз с тебя не сводит, а Делян скромен и молчалив; если ты почтишь кого-нибудь из них своим вниманием, тебе не придется пожалеть. Ну я же знаю, что ты грустишь, когда царя Иоанниса подолгу не бывает в Тырнове.
- Вовсе нет, сводница! - засмеялась Ирина, но спокойствие ее души было потревожено. Она вспомнила жадные руки Иоанниса, его грубые, неуклюжие ласки, вызывавшие у нее только отвращение и стыд, и внезапно подумала, не имеет ли она действительно права на что-то большее. Мысли ее обратились к маленькому кинжалу, забытому под подушкой. Если победы Иоанниса будут продолжаться и чудесным образом ему удастся подчинить себе всю Грецию, она найдет в себе силы совершить задуманное, она сумеет избежать самой печальной участи царских вдов - заточения в монастыре, и потом, если повезет, станет женой настоящего мужчины, способного совокупиться с женщиной без позорных усилий... Да, она могла бы в отсутствие Иоанниса позвать к себе в постель одного из знатных придворных, но слухи разносятся по дворцу очень быстро, и ей и ее любовнику не поздоровится, если Иоаннис, вернувшись, узнает обо всем. Другое дело, если бы это был человек не известный и не слишком знатного рода...