– Конечно, основная работа лежала на Артеме Николаевиче, – сказал министр. – Но Павел Васильевич тоже успел подключиться и внес свой вклад…
– Нет, ну какой с меня вклад, – деликатно возразил Коцубенко. – Это полностью заслуга Артема Николаевича. Но я надеюсь в дальнейшем…
– Все получат награды, – продолжил министр, как будто его никто и не пытался перебить. – И вы в первую очередь. К Новому году мы подготовим приказы… Артем Николаевич, хотите наградное оружие? У вас же есть кровники, надо соблюдать осторожность…
– При целенаправленной акции оружие редко помогает, – со знанием дела сказал Дединец. – Разве что позволяет забрать с собой пару человек…
– В моем наградном фонде сейчас есть интересные зарубежные образцы, – не услышав возражения, продолжил министр. – Восемнадцатизарядный «Глок», например?
– Спасибо, товарищ министр, – невозмутимо ответил Дединец. – У меня уже есть табельный «Стечкин» и наградной «ПМ». Так что, если надо будет застрелиться – есть из чего!
– Что ты, что ты! – Министр даже замахал руками и, что еще более необычно, перешел на «ты». – Выйдешь на пенсию, поездишь за границу, мир посмотришь!
– Да, да! – закивал Коцубенко. Замминистра стоял с нейтральным лицом и приветливой улыбкой, сохранившейся с момента поздравления. Выражение лица и улыбка не соответствовали друг другу.
– С моими допусками я могу посмотреть мир только через автоматный прицел, – по-прежнему спокойно сказал Дединец. – Да и за казенный счет – своих-то денег не накопил…
– Ну, с этим мы что-нибудь решим. – Министр снова как будто не слышал возражений. Может, он не вдавался в детали, а может, действительно думал отправить секретоносителя высшей категории в заграничный круиз, несмотря на то, что лицо заместителя отражало полную невозможность такого решения. И Коцубенко хотя и продолжал кивать, но с видом полной безнадежности.
– А где сейчас ваша группа? – спросил министр.
– Эксфильтруется вертолетом из района боевых действий, – доложил Дединец. – Будет в Москве завтра.
– Товарищ министр. – Коцубенко переступил с ноги на ногу, узорчатый паркет заскрипел под грузным телом. – Поскольку мне придется руководить группой, я хотел бы доложить вам план ее дальнейшего использования…
– Вначале я вам кое-что доведу. – Министр сделал знак заместителю, тот достал из серванта и поставил на полированный стол бутылку дагестанского коньяка, бокалы и тарелочки с тонко нарезанными сыром и копченой колбасой.
– Позвольте вам помочь, Борис Борисович. – Коцубенко ловко наполнил бокалы, не обратив внимания на легкую улыбку Дединца.
– За ваш успех, товарищи генералы, – торжественно произнес министр. – Особенно за вас, Артем Николаевич!
Он пригубил бокал и поставил на стол. Замминистра сделал точно так же. Коцубенко последовал примеру старших начальников. И только Дединец со вкусом выпил до дна, закусил колбасой, попробовал сыр, одобрительно кивнул. В глазах Коцубенко мелькнуло сожаление: видно, он тоже хотел выпить и хорошо закусить.
– Так вот, товарищи генералы, – продолжил Министр. – Обстановка в мире меняется, очень скоро перемены коснутся и нашего министерства. Нам придется мирно решать конфликт на Кавказе. Хотим мы этого или не хотим, но военный путь контрпродуктивен…
Дединец со стуком поставил рюмку на стол и внимательно слушал. Лицо его, как всегда, оставалось бесстрастным и вроде бы ничего не выражало. Хотя те, кто знал его хорошо, отметили бы, что это не так: вроде бы бесстрастное лицо выражало недовольство.
– Хуже всего то, что западные разведки получили информацию о вашей группе. Как она называется? – Министр перевел взгляд на своего заместителя, тот отрицательно покачал головой. Посмотрел на Коцубенко, но тот повторил жест отрицания – он тоже не знал ответа. Холодные голубые глаза министра остановились на Дединце.
– «Сандал», – коротко ответил генерал-лейтенант. – И что из этого следует?
– Вы же знаете, как расценивает Европа и Америка события на Кавказе? – строго спросил министр. – Как борьбу горцев за свободу и независимость!
– Да уж видел я эту борьбу вблизи! – не менее строго ответил Дединец. – И отрезанные головы наших ребят видел, и как эти звери кожу с пленных сдирали…
Он скрипнул зубами.
– А «Сандал» поубавил их пыл и показал, что надо соблюдать правила войны!
Но эти слова в очередной раз не дошли до сознания министра.
– И вот получается, – продолжил он. – Войны у нас никакой нет, но есть группа из представителей коренных народов Кавказа, знающих местные обычаи и традиции, наскоро изучивших Коран и действующих против своих братьев по крови под видом таких же борцов за свободу. Втираются к ним в доверие и коварно уничтожают…
– Коварно?! – Дединец сказал еще что-то, но вовремя понизил голос, так что добавленных слов не расслышали. Понятно только было, что он не поддержал гуманных и толерантных взглядов зарубежных коллег, причем отсутствие поддержки, скорей всего, было выражено в нецензурной форме. Но на речи министра это не сказалось.
– То есть нас могут обвинить в провокации, разжигании межнациональной розни и т. д. и т. п. Вплоть до геноцида – самого страшного международного преступления! – повысил тон министр. – Вот какой скандал может вспыхнуть из-за вашего «Сандала»!
Замминистра скорбно кивнул, поддерживая начальника: дескать, объективная реальность такова и никуда от нее не денешься!
– Международный скандал на весь мир! – развел руками зам.
Коцубенко молчал. Но, в отличие от обычного, вид у него был не очень победный.
Всегда бледное лицо Дединца порозовело.
– Идею группы утверждали на всех уровнях! И она отработала очень эффективно!
Министр смягчил тон:
– Да, решение было принято, оно оказалось эффективным в оперативно-боевом отношении. Но в свете политической конъюнктуры – ошибочно. Решение придется менять…
– Каким образом?! – нахмурился Дединец.
– Какая моя задача? – насторожился Коцубенко.
Министр пожал плечами, сделал рукой жест, будто сметает выпивку и закуску на пол, а сам вернулся за свой стол и сел в кресло.
– Группа распускается, точки конспиративного прикрытия ликвидируются. Отличившиеся бойцы получают награды и направляются для продолжения службы. Но не в свои части, а в другие подразделения СПн, желательно с отдаленной дислокацией. С каждого взять подписку о неразглашении. В течение года осуществлять оперативный контроль за всеми: образ жизни, увлечение спиртным, ненужная болтовня, сомнительные связи… В случае необходимости принимать соответствующие меры.
– Какие меры? – спросил Дединец тоном, не предвещающим ничего хорошего. – Ликвидация, что ли?
– Ну зачем вы так? – скривился министр. – Соответствующие меры. Их мы будем обсуждать в каждом конкретном случае особо. Скорей всего, обсуждать мы их будем уже с товарищем Коцубенко.
– Так точно, товарищ министр! – вытянулся Коцубенко. – Готов в любой момент приступить к обсуждению!
– Да погоди! Готов он! – в сердцах сказал Дединец. – Ребята еще летят с территории войны! Пусть хоть до мирной жизни дотянут!
– Все свободны! – объявил министр, который, по своему обыкновению, не отклонялся от курса, как захватившая цель торпеда. – Детали мы еще обговорим.
Руководители Управления специальных операций вышли.
– Мне кажется, правильное решение приняли – отправить Артема на пенсию, – глядя на закрывающуюся дверь, сказал Министр. – И своевременное!
– Да, возраст, ничего не поделаешь, – согласился зам.
– Не только в возрасте дело. Какой-то он желчный, ершистый, угрюмый, ничего ему не надо, – поморщился министр. – Недаром ни жены, ни детей, ни друзей, одна собака… Даже дома приличного не выстроил. И упертый! Вот сейчас будет Коцубенко за эту свою группу агитировать. А ведь «Сандал» уже сделал свое дело, решение по нему принято… Зачем плыть против течения? Еще наломает дров напоследок… В общем, продумай, как избежать возможных осложнений. И доложи свои соображения через час-полтора!
Министр ошибся: о «Сандале» Дединец ничего не сказал. Махнул рукой вскочившему референту-капитану, а когда вышли в коридор, заметил:
– Вот этот капитан и должен коньяк с закуской на стол ставить. Да и ты, Паша, не спеши никогда разливать… Не генеральское это дело…
– Так я заместителю министра помог, – удивился Коцубенко. – Что тут такого?
– А зачем ему помогать? Раз нравится подавать и разливать – пусть разливает. Значит, есть у него в душе жилка официанта. А у уважающего себя человека ее быть не должно! Тем более у генерала…
Они вышли из министерства, попрощались, каждый сел в свою машину. Дединец взглянул на часы.
«Ну, где там Маджидов с ребятами?» – с непонятным беспокойством подумал он. Почему-то эта мысль не оставляла его в покое, хотя никаких объективных причин для опасений не имелось. А фамилия Маджидов была настоящей фамилией командира «Сандала», которого вся группа знала под прозвищем Мухтарыч.
* * *
Вертолет набрал скорость и высоту. Разговоры в нем стихли: возбуждение прошло, и бойцы просто отдыхали.
Спирт помогал плохо – плечо болело все сильнее, и Аюб уже жалел, что отказался от промедола. Коротким жестом подозвал Тихого:
– Дай шприц-тюбик. Спирт уже растворился в крови…
– Думаешь? – с сомнением спросил тот. – Вроде времени мало прошло…
– Хрен с ним… Терпеть не хочу. Хватит, натерпелись. Домой летим.
Тихий полез в карман.
– Ну, держи, раз так…
Аюб освободил иглу, прямо через одежду хлопком вогнал ее в бедро, выдавил содержимое тюбика. Боль сразу ослабла.
– Уволюсь, на фиг, надоело! – сказал он, перехватив внимательный взгляд Мухтарыча.
– А жить на что? – вздохнув, спросил командир. – «Боевые» быстро разойдутся, да и на пенсию не разгуляешься…
Аюб достал откуда-то кинжал, полученный от Провайдера. Прямой обоюдоострый клинок, белая полупрозрачная рукоятка, украшенная с обеих сторон золотистыми вьющимися стеблями… Исторический артефакт включенный во все каталоги мировых аукционов.
«Интересно, – подумал он. – Как этот кусок железа, испивший за свою долгую жизнь немало человеческой крови, может превратиться в миллион долларов? Каковы механизмы этого превращения? Где и как оно происходит?»
Ответов на эти вопросы Аюб не знал, он не представлял, как присваивают и продают за огромные деньги землю, фабрики, заводы, контрольные пакеты акций и всего того, на чем делают состояния современные нувориши.
Но тем не менее, отбросив сомнения, уверенно показал оружие ассасинов Мухтарычу.
– Так вот же оно – наше светлое будущее!
– Ты правда веришь, что он лимон баксов стоит?! – удивился Мухтарыч.
– Провайдер не замечен ни в брехне, ни в ошибках.
Мухтарыч посмотрел на Провайдера, сидевшего у самого входа в кабину пилотов. Тот, поняв о чем идет речь, утвердительно кивнул и включился в переговорную гарнитуру.
– Да, не замечен! – согласился Мухтарыч. – Но как его обналичить? В комиссионке за него столько не дадут. А на парижских аукционах я не очень уверенно себя чувствую…
– Не знаю. Провайдер придумает, а мы все вместе сделаем. И на всех поделим по-братски. Семье Магомеда тоже долю выделим.
– А что потом?
– Как что?! Нормально поживем хоть. Дома купим на Рублевке или где-нибудь за границей. В Испании, или во Франции на Лазурном Берегу… Будем ездить друг к другу в гости. Разве плохо погостить на вилле у Тихого, покататься на яхте Монтаны?
Мухтарыч покрутил головой.
– Слышишь, Тихий?! Ты, когда разбогатеешь, что делать будешь? Виллу купишь? В гости нас позовешь?
Тихий тоже включился в гарнитуру.
– Само собой! А еще хочу с семьей попутешествовать. Я же, кроме как на Кавказе, нигде и не был…
– Значит, и не будешь! – бесцеремонно вмешался Провайдер.
– Это еще почему? – возмутился Тихий.
– Потому, что между тушенкой с водкой и устрицами с шабли должен быть длинный переходный ряд. Иначе ничего не получится.
– Кончай настроение портить! – оборвал Провайдера Мухтарыч. – Научимся и устрицы есть, и это самое шабли пить. Или ты думаешь, что всплывший сейчас новорусский мусор с детства изысканным манерам обучался? Нет! Жрали самопальную водяру с килькой в томате, а сейчас где-нибудь в Ницце оттягиваются – замки покупают, прислугу заводят, поваров… Да еще дворянскими званиями обзаводятся и тонких гурманов из себя строят!
– Я не хочу портить вам настроение, – сказал Провайдер. – Только дом на Рублевке десять-двадцать миллионов зеленью стоит. Да яхта не меньше. Так что дома нам можно только где-нибудь под Рязанью купить. И в страхе ждать, когда налоги на недвижимость повысят…
– Да ладно, – благодушно сказал Аюб. Рука у него почти не болела. Он перехватил оружие из прямого хвата в обратный и наоборот, нежно провел пальцем по клинку, по прозрачной рукоятке.
– Все равно сможем зажить совсем по-другому!
– Это точно, – подтвердил Мухтарыч.
– Однозначно, – не стал спорить Тихий. – В любом случае заживем лучше, чем раньше!
– Мне яхты и дворцы не нужны, – вмешался в разговор Док. – Мне лишь бы семью поднять да самому голову уберечь…
Он достал из внутреннего кармана свернутый в несколько раз тетрадный лист в клеточку, развернул, показал Мухтарычу.
– Дочка вот нарисовала, с собой ношу как талисман…
На листке синим, красным и зеленым фломастерами были кружочками, овалами да черточками изображены три человечка: мама, папа и ребенок.
– А ты похож! – улыбнулся Мухтарыч.
Док спрятал рисунок обратно.
– Граф, а ты на что потратишь? – спросил он. – Ты же холостой у нас. Завидный жених! Только не затягивай, а то совсем старый станешь!
– С деньгами возраст не помеха! – парировал Граф и спрятал кинжал в нагрудный карман разгрузочного жилета. – Думаю, впереди у нас более веселая жизнь, чем раньше! А сейчас не мешайте – рана отпустила, я поспать хочу…
– А что, под Саратовом можно за пять миллионов рублей нормальный дом купить на трех сотках, – сказал Док.
– А если построиться, то еще дешевле выйдет, – добавил Тихий.
– Мечты, мечты, где ваша сладость, – буркнул Провайдер, закрывая глаза.
Но ожидавшие «сандаловцев» впереди приятные изменения были уже даже не мечтами, потому что мечты, иногда все-таки сбываются. А сейчас они превратились в иллюзии, которые, как известно, есть всего лишь заблуждение, несбыточный обман искаженной действительности. Потому что двое «духов», поднимавшихся на заснеженный безымянный холм к разрушенному коровнику, были суровой и жестокой реальностью. Со стороны могло показаться, что пастухи тащат зачем-то в гору бревно. Но это было не бревно.
Идущему впереди бородатому Висхану, исполнилось сорок семь, он был в черном, изрядно потертом овечьем тулупе и черной папахе, на плече ракета в трубе. Следом шел его сын – Шамсутдин, в черной болоньевой куртке и шапке «орех». В сумке на его плече отнюдь не еда, а пусковой механизм и запасной наземный источник питания. Все вместе это ПЗРК «Игла» – переносной зенитный ракетный комплекс. Едущие на лошадях в значительном отдалении, чтобы не привлекать внимания, шесть молодых людей знали, что «Иглу» Висхан купил у русских военных за сто тысяч долларов, вырученных за русского заложника, который все равно не дожил до освобождения и умер от ран и истощения. И еще они знали, что Висхан хочет стать амиром, заняв место одного из убитых в последнее время полевых командиров, а для этого ему надо сбить русскую «вертушку» – сразу появится авторитет, деньги, уважение. Да и Шамсутдин «поднимется» после такого подвига и уже сможет претендовать на должность заместителя Висхана, а потом возглавить свой собственный отряд. И они, все шестеро, пойдут следом за героями. Если те, конечно, докажут свое геройство.
– Давай, сын, готовь ракету, – распорядился старший, когда они подошли к разбитому коровнику. – Помнишь, как?
– Все помню, отец. Отдышусь немного…
– Приготовь сначала, потом отдышишься! Чтобы не пропустить. Они тут не так часто летают…