Эристов попытался выяснить, что так пугало местных жителей в этих местах. Крестьянин неохотно пояснил, что примерно с месяц или два назад грибники и охотники стали видеть ведьмины огни в районе заброшенной торфоразработки. Иногда из глубины проклятой чащи доносился странный шум, голоса. Кто-то пустил слух о пропавшем в этом лесу в начале лета приезжем охотнике, труп которого вроде бы нашли потом страшно изувеченным.
Арнольда Михайловича рассказ деревенского, конечно, не остановил. «Но ухо все же надо держать востро», – сказал он себе, рассудив, что дыма без огня не бывает…
* * *
Его окружало лесное безмолвие. Тишина была какой-то необычайно звонкой, словно на высокогорье. Иногда под ногами ломалась ветка, хрустом порождая далекое эхо. Эристов ругал себя за неосторожность. Вступая на вражескую территорию, нельзя ничем выдавать своего присутствия. Иначе есть риск превратиться из охотника в того, на кого охотятся. Внезапно краем глаза Эристов заметил справа от себя быстрое движение. Что-то мелькнуло, не задев ни одного листа, ни единой веточки. Мужчина бросился на землю, одновременно выхватывая из кармана револьвер. Он укрылся за поваленным бурей деревом и стал напряженно искать глазами двуногого лешего, который, похоже, собирался взять его на мушку.
К счастью, тревога оказалось ложной. Приглядевшись, Эристов заметил довольно крупную лесную птицу неприметной расцветки, стремительно перелетающую с дерева на дерево. Но тренировка теперь была весьма кстати на случай столкновения с настоящим противником. Поднимаясь с земли и отряхиваясь, полицейский чувствовал, как налились бодростью мышцы, обострились рефлексы.
Примерно через полверсты путник наткнулся на маленькие ржавые рельсы узкоколейки, выглядывающие из пушистого мха и временами теряющиеся в высоком кустарнике или уходящие в коричневую торфяную воду. Этой дорогой явно давно не пользовались. Пока Эристов осматривал путь, через него дважды перелетели непуганые глухари.
Некоторое время сыщик шагал по узкоколейке, которая петляла между стволов деревьев. По пути мужчине попался остов брошенного паровоза. Он был похож на закопченный самовар. Впрочем, гораздо больше этот отслуживший свой век паровозик напоминал скелет крупного зверя (размером он был с бегемота) с пустыми глазницами фар. Сквозь дыры в котле, как сквозь оголившиеся ребра, проросли березки.
Нет, не это он искал. Мужчина сошел с узкоколейки и вновь углубился в лес. Заблудиться он не боялся, так как имел карту местности. По левую его руку – невидимые отсюда – должны были тянуться болота. По правую же, верстах в пяти должна была проходить главная железнодорожная магистраль. Если верить карте, он шел теперь почти параллельно ей. А значит, рано или поздно должен был пересечь секретную дорогу, проложенную злоумышленниками к большой «чугунке». Если она, конечно, существовала. А в этом Эристов почти не сомневался.
И его расчет оказался верным. Через некоторое время сыщик вышел на просеку, по которой была проложена железнодорожная колея «нормальной» ширины. Похоже, тянули эту ветку (а точнее, «перешивали» имеющуюся узкоколейку на широкополоску) совсем недавно. На рельсах было немного ржавчины, а срезы древесных стволов еще не успели потемнеть. И работать тут должна была целая артель. А чтобы сохранить все втайне от местного населения, распускались страшные слухи. Такой метод действует безотказно и наверняка позволял организаторам диверсии не отвлекать людей от дела для охраны прилегающей территории.
Но одно дело деревенские жители, и совсем другое – железнодорожники. Их-то не так-то просто ввести в заблуждение. На перегоне пути, где случилась катастрофа, работает несколько путевых обходчиков. Скорее всего, среди них у террористов имелся сообщник.
* * *
Арнольд Михайлов всегда знал, что его враги – это очень умные, изворотливые и потому чрезвычайно опасные люди. Имея с ними дело, никогда нельзя было позволить себе опасного чувства успокоения, тем более превосходства над противником.
Обнаружив интересующую его дорогу, полицейский стал скрытно продвигаться вдоль нее, то и дело увязая сапогами в болотистой почве. По пути ему попалась ценная улика: видимо, случайно оброненный кем-то из террористов носовой платок. Затем сыщик заметил четко отпечатавшиеся на мягкой почве следы от кованых сапог. Всего следов было семь, но принадлежали они одному человеку. Носками следы были обращены к рельсам и частично перекрывали друг друга. Некоторые были глубоко вдавлены. То есть человек приседал, топтался на месте. Можно было предположить, что в этом месте кто-то из экипажа тягача производил осмотр или мелкий ремонт своей машины или вагонов. Эристов внимательно осматривал следы, когда на глаза ему вдруг попался окурок. Он находился в прекрасном с точки зрения криминалистики состоянии, то есть еще не успел полностью отсыреть и сохранил следы зубов курившего его человека. Но главное, на смятой гильзе папиросы отчетливо читался фирменный штампик ялтинской табачной фабрики Левковича. Там же неподалеку, в Ливадии, была расположена крымская резиденция монаршей семьи! И туда же, в Ливадию, направлялся брат царя Владимир Александрович Романов. «Деньги к деньгам, а улики к уликам!» – чуть не урча от удовольствия, мысленно поздравил себя сыщик.
Он двинулся дальше. Найденная тайная дорога содержала в себе много интересного: например, было видно, что строителей мало беспокоило качество: путь был кривой, валкий, со стыками рельсов чуть ли не под тупым углом. Рельсы были брошены прямо на землю без всякой насыпи и полотна. Там, где сэкономить время не получалось, рельсы покоились на шпальных жердочках, а жердочки прямо на болотном или лесном мху. Работавшие здесь люди прокладывали одноразовую дорогу для одного-единственного рейса. И делали они это в большой спешке.
* * *
Впереди, в просветах между деревьями показались какие-то строения. Контрразведчик вынул револьвер, взвел курок и стал ступать особенно осторожно. Не выходя сразу на открытое пространство, он некоторое время наблюдал. Но ничто не нарушало мертвенного оцепенения заброшенного лесного поселка. Жизнь в нем остановилась с тех пор, как хозяина здешних промыслов посадили в долговую яму. «Тихо, как на кладбище», – подумал Эристов, глядя на картину полного запустения: окна небольшого вокзальчика были заколочены или зияли темными провалами; улицы между черными избами заросли травой и чертополохом. Постепенно окружающий лес поглощал оставленный своими обитателями городок. Так исчезали в джунглях великие столицы древности. Мрачным монументом, символизирующим бренность честолюбивых планов и надежд, возвышалась над поселком-призраком труба брошенного кирпичного заводика.
Впрочем, вскоре Эристов наткнулся на следы, свидетельствующие о том, что совсем недавно здесь все-таки жили люди. В длинном дощатом бараке он нашел жилую комнату с импровизированными лежанками, сооруженными из еловых лап и прочего подручного материала, самодельным столом и стульями. Имелась здесь кухня, которая одновременно служила временным обитателям городка и столовой. На улице возле барака была выкопана яма для отбросов, к которой тянулись многочисленные цепочки звериных следов.
Возле депо на веером расходящихся путях стояли несколько стареньких вагонов, среди которых были даже пассажирские, правда, весьма древнего вида: клепаные тележки, облезлые бока, выбитые стекла. Еще три вагона лежали опрокинутые набок. У них отсутствовали колесные тележки. И снова у Эристова возникло ощущение заброшенного кладбища. В полной тишине из одного разбитого окна в другое перелетали бабочки. Недалеко от себя мужчина заметил выскочившего из леса зайца. Похоже, лесная живность была привычна к следам погибшей цивилизации. В кабине маленького, поседевшего от старости паровоза свили гнезда птицы, а на нагретом солнцем остром, как у крейсера, носу снегоочистителя грелась крохотная ящерка.
* * *
Еще больше интересного жандарма ожидало около и в самих мастерских. Именно здесь террористы меняли тележки с узкоколейных на ширококолейные. Возле мастерских штабелями лежали рельсы. Позднее Эристов выяснит, что достать их было несложно. Вдоль всей магистрали основного пути на случай срочного устранения неисправности через каждую версту лежали на специальных стеллажах запасные рельсы и пахучие шпалы, пропитанные от гниения креозотом. Их можно было украсть или купить у небольшого железнодорожного начальства. Все равно периодически все это имущество списывалось и заменялось на новое.
Во внутреннем дворе мастерских на рельсах стояли два вагона, оборудованных «ширококолейными» колесными тележками. Почему-то террористы их не использовали. Возможно, приготовили про запас, на всякий случай.
Проходя через мастерские, Эристов вдруг увидел висящий на стене фотографический портрет Великого князя Владимира Александровича. Он был вырезан из какого-то журнала. Портрет весь был покрыт пулевыми отверстиями. Террористы тренировались в меткой стрельбе, используя изображение князя в качестве мишени!
Теперь жандарм знал точно, что враги государства ни за что не откажутся от намерения убить Великого князя. Вот и его лучший агент «Трой», работающий в самом логове заговорщиков, сообщал, что на совещании руководства партии принято решение временно отказаться от новых покушений на царя и полностью сосредоточиться на его брате. Сделано это было из тактических соображений, ибо охрана государя в последнее время настолько улучшилась, что подобраться к нему стало практически невозможно. А Великого князя, по мнению революционеров, достать было легче. Все члены семьи Романовых были давно приговорены социалистами-радикалами к смерти. И то, что они применили новый, необычный способ для покушения на избранную жертву, лишь подтверждало серьезность их намерений.
В связи с этим следовало немедленно обеспечить безопасность Его императорского высочества. Все силы Охранного отделения должны были теперь быть задействованы для этого. Как командир элитного подразделения охранки – особого «летучего отряда» Эристов, решил немедленно вызвать своих лучших агентов в Крым, куда теперь направлялся Великий князь.
Глава 1
Со стороны Финского залива наползали огромные серо-свинцовые тучи. Они закрыли уже половину неба. Временами начинал моросить мелкий дождь. Но одинокий прохожий с удовольствием вдыхал полной грудью промозглый питерский воздух. Он специально не стал брать пролетку, так как хотел прогуляться по великолепным набережным и бульварам города, который обожал с тех самых пор, как приехал сюда еще совсем мальчишкой поступать в военное училище. Потом служил в этом городе в лейб-гусарах. Да… с тех пор его жизнь изменилась кардинально. Фактически двенадцать лет назад он стал новым человеком, с другим именем и судьбой… Прежний гусарский поручик Серж Карпович официально был «расстрелян» по приговору военного суда. И в тот же день под серым питерским небом возник новоиспеченный жандармский офицер со странным для России именем Анри Вильмонт… Иногда ему самому казалось нереальной собственная история, достойная пера автора «Графа Монте-Кристо».
Это был невысокий, худощавый мужчина с волевым располагающим лицом. Хотя на нем был штатский костюм, но особенная выправка, походка, привычка держать правую руку возле самого бедра, словно придерживая на ходу саблю, позволяли безошибочно определить в нем кадрового офицера. На вид ему было немного за тридцать.
Всю первую часть дня офицер особого жандармского подразделения охранки Анри Вильмонт просидел в «конторе», рисуя шаржи на двоих сослуживцев, с которыми делил маленький кабинет. Он занимался этим от скуки. После отъезда непосредственного командира их «летучего отряда» – Арнольда Эристова, жизнь в отделе словно остановилась. Дело, которое они с таким успехом начали раскручивать в начале февраля, поручили другим. А ведь именно они – «эристовцы» – выследили и взяли прибывшего из-за границы курьера, доставившего в город большую партию нелегальной литературы подрывного характера. И именно их командир – Арнольд Михайлович Эристов – сумел расколоть эмиссара действующей за границей крупной террористической организации. На протяжении многих дней этот великолепный психолог вел с арестованным курьером долгие беседы.
Эристов, как никто другой в их ведомстве, владел искусством вербовки агентов. К каждому человеку он подбирал свой ключ. Одного он мог склонить к сотрудничеству, используя такие низменные чувства собеседника, как страх, алчность, непомерное честолюбие, желание отомстить за что-то соратникам. Другого же можно было только переубедить, не прибегая к давлению. К счастью, курьер оказался не законченным преступником. Постепенно между ним и высокопоставленным жандармом установились доверительные отношения. Курьер сообщил Эристову адреса получателей запрещенной литературы. Таким образом, была раскрыта хорошо законспирированная сеть распространителей, благодаря которым газеты и прокламации с антигосударственными призывами появлялись в заводских цехах, студенческих аудиториях, в солдатских казармах и даже в модных творческих кафе Петербурга. Эта литература была не менее опасной, чем приготовленные для покушений пуды динамита, ибо, набравшись опасных мыслей, люди с неустойчивыми моральными принципами пополняли ряды подпольных организаций, становились активными боевиками и пропагандистами…
И вот когда главное было сделано и оставалось лишь провести задержания и обыски, Эристов срочно собрался ехать расследовать дело о покушении на Великого князя. Этим немедленно воспользовались падкие до чужих успехов конкуренты. Наверняка благодаря их стараниям где-то наверху было принято странное решение поручить завершение операции сотрудникам местного петербургского департамента охранки. Офицеры «летучего отряда» отнеслись к этому известию крайне болезненно. Такое случалось с ними уже не в первый раз. Казалось, что в высших сферах укрепились явные недоброжелатели чрезвычайно успешного маленького подразделения, с позволения которых у отряда регулярно и бесцеремонно крали победы. И только Арнольд Михайлович воспринял эту новость совершенно спокойно, даже с иронией (во всяком случае, внешне, ибо никто, кроме него самого, не ведал, что в это время творилось на самом деле в его душе).
– Рассматривайте это как комплимент, господа, – обратился он к подчиненным накануне своего отъезда. – Нас берегут, как гвардию на поле битвы, – чтобы бросить в бой в критический момент сражения. Сами знаете: как только в пределах империи или в странах, находящихся в сфере интересов России, случается крупная неприятность, нас первыми поднимают по тревоге. Но стоит уровню угрозы снизиться, как появляются наши товарищи по оружию, чтобы добить врага. И это правильно. Если мы станем доводить все дела до логического завершения, то неизбежно потонем в бумагах и потеряем свою мобильность и эффективность. Из «летучего отряда» мы превратимся в эскадрон бюрократов на закормленных тяжелых меринах.
Как бывший гусар, то есть офицер легкой рейдовой кавалерии, Вильмонт был отчасти согласен с шефом. Действительно, небольшое особое подразделение охранки, именуемое в официальных документах «Летучим отрядом полковника Игнатова», благодаря своей мобильности и высочайшему профессионализму его сотрудников, играло роль пожарной команды в борьбе с самыми опасными группами политических заговорщиков и активно действующими против России иностранными разведками. Их постоянно перебрасывали с места на место. Так, расследуя предыдущее крупное дело, Вильмонт почти три месяца провел в Нижнем Новгороде и еще месяц в Ярославле. А перед этим была длительная командировка на Балканы. Благодаря особой системе отбора и подготовки каждый служащий в отряде – жандармский офицер, чиновник-делопроизводитель или рядовой филер – стоил десятка своих коллег из других подразделений. Секретный отряд быстрого реагирования, хоть и базировался в столице, не был приписан к какому-то конкретному территориальному охранному отделению. Структурно входя в систему Министерства внутренних дел, по сути, отряд являлся контрразведывательным подразделением военного ведомства. В оперативном же смысле отряд напрямую подчинялся Директору Департамента полиции и министру внутренних дел, но фактическое командование им осуществлял штаб отдельного корпуса жандармов. Независимость от полиции давала жандармам особый статус.