– Идут. Двое в фуражках. Не милиционеры… Пограничники вроде, – сказал я, опустив бинокль.
– Иванов, давай кого‑нибудь навстречу, пусть встретят! – скомандовал сержанту, Тонин.
– Есть! – козырнул тот, и так же пригнувшись, когда подходил, отполз к своим.
Через несколько секунд две тени вышли из ворот и подошли к подходящим фигурам. О чем был разговор я не слышал, но вернувшийся Иванов доложил, что там действительно свои. Семь человек. Трое милиционеров на машине, и четверо пограничников.
– Давай‑давай! – командовал Иванов водителю, протискивающего полуторку в узкий проем ворот.
Наконец въехав во двор, машина свернула налево и почти сразу заглохла, что позволило мне слышать редкие крики боли от сарая с раненными.
Было темно, но командира что разговаривал с майором, я рассмотреть сумел. Это был лейтенант, если судить по кубарям, и сейчас он внимательно слушал что говорит майор объясняя находку на хуторе и последствия этого. Бросив на меня быстрый взгляд, милиционер козырнул и стал командовать своими людьми.
Во‑первых их сразу посадили за стол. Они были голодны, только предупредили насчет спиртного, да и других напитков.
Во‑вторых, я попросил лейтенанта, представившимся Стоговым, помочь в обыске дома и сараев, надеясь на их опыт. Наверняка где‑то было спрятано оружие, которое нам было остро необходимо. Также, пока милиционеры и пограничники быстро ели, я попросил у Иванова, который был в курсе относительно моего назначения, четырех бойцов, желательно из деревни. Молча кивнув, он скрылся с глаз, и через пару минут около меня, стояло четверо бойцов, старшим из них был тот самый рябой, по фамилии Горин.
Дальше я развил бурную деятельность. Нарезал бойцам круг задач. Двое шарили по дому, остальные впрягали в телегу коня и готовили транспортное средство к долгому переходу, смазывая оси найденной смазкой и проверяя ступицы. После чего они должны были заняться козами и курами, подготавливая их к транспортировке.
– Подох! – ткнув стволом винтовки в старика сказал один из пограничников, сержант Слуцкий. Он только что вернулся от сараев, и сейчас был в не самом лучшем настроении.
– Держи, – сказал Курмышев, протягивая мне мой пистолет. Взяв его я спросил у Васечкина тряпочку, оружейное масло, и смахнув со стола объедки, вытащил из кармана оба запасных магазина. Тот, что упал на землю, я успел подобрать. Достав из вещмешка узелок с патронами, я снарядил магазины, после чего занялся чисткой пистолета. Стеклянная лампа стоящая на столе, давала мало света но мне хватало.
– Так это ты их? – спросил лейтенант‑милиционер, усаживаясь напротив.
Его люди вместе с двумя пограничниками уже начали обыск дома и пристроек, кроме двух погранцов сменивших Васечкина на посту, который сейчас набивал желудок на другом конце стола.
– Ну я! – хмуро сказал я. Разговаривать у меня не было никакого желания.
– Хорошо стреляешь. Ловко.
– Дядя научил, – все также хмуро ответил я.
– Он военный? – не отставал летеха. Его явно направил ко мне Тонин, прощупать кто же я все‑таки такой. Поэтому я ответил чистую правду.
– Да. Он начальник особого отдела корпуса. У него ординарец, бывший старшина осназа… после ранения дядя его к себе взял, так вот он и научил меня.
Говорил я почти правду. Дядя у меня, был родной брат матери, и должность та же, а вот со старшиной я немного приукрасил. Вместо старшины выступал родной брат отца, майор ВДВ. Причем они с батей были близнецами. Так что пострелять из оружия мне удалось немало. Как я уже говорил, наша семья не бегала от армии, так что меня начали готовить к ней, как я только начал ходить. Шучу конечно, но все равно, подготовку мне провести успели.
– Понятно! Ладно, пойду посмотрю, что там мои делают, судя по разговору что‑то они нашли, – сказал лейтенант и хлопнув по столешнице встал и поправив гимнастерку направился к дому, откуда действительно были слышны возгласы.
«Надеюсь с начальником особого отдела корпуса я не переборщил. Блин, что‑то у меня с головой, плывет все. Вроде не простыл, горло не болит, нос не заложен. Тогда что?», – на миг замерев я мысленно пробежался по себе, проверяя что не так.
Однако все было нормально, немного болели ноги, но это потому что весь день на ногах, и ныли плечи, от лямок вещмешка. А так все нормально.
«Наверное устал», – со вздохом подумал я.
В это время в круге света появилось несколько парней, шедших от сарая, они вели или тащили на себе нескольких бойцов.
– Что? – вскочив спросил я вставляя в начищенный пистолет магазин и убирая его в кобуру.
– Это те, кто самогону успел хлебнуть. Разморило их, на ходу засыпают, – спокойно пояснил появившийся Иванов, и взяв с блюда одно моченое яблоко, захрустел им.
– Понятно. Когда уходим?
– Майор сказал, как рассветать начнет.
– Да? Лучше бы немедленно, но ладно. Пойду, узнаю что там мои нашли.
Обернувшись, я смотрел на яркое пламя на месте дома. Тризна. Уходя мы подожгли все что только могли. Я был против, но майор приказал.
Раненых что побывали в руках поляков, майор «отправил» сам. Я видел как он плачет, тяжело было ему поднять на своих руку, но сами они не могли. Лейтенант Рощин сам просил, умолял майора убить их. Сам слышал. И майор сделал. Сильный мужик. Вот только седину на висках я раньше у него не помнил, не было ее.
Сзади тихо порыкивал мотор, все стояли на опушке и смотрели на дом где лежали тела наших парней. Мы не стали их хоронить, майор решил устроить тризну, сам решил, не знаю откуда он про нее узнал, но решение был правильное.
– Прощайте парни… и простите нас за все! – тихо сказал стоящий в двух метрах Тонин, и вытерев лицо, развернулся и громко скомандовал:
– Слуцкий, дозор вперед. Все, уходим!
Сержант‑пограничник, который теперь был начальником разведки, кивком показал своим на дорогу и первым ступил на нее.
Я шел замыкающим рядом с телегой, где лежал старшина, укрытый одеялом и сидела Зимина. Бойцы, которые так и не проснулись, лежали в кузове полуторки, там хватило им места. Вихров довольно щурился, шагая рядом с машиной, сжимая в руках пулемет Дегтярева, найденный в доме вместе с семью винтовками, пистолетами летчиков и других командиров, а также пачек документов военнослужащих Красной Армии.
Тогда, увидев удостоверения, лейтенант Строгов сказал, что похоже они этим и до войны занимались.
Еще раз оглянувшись, на миг замерев, я продолжил движение вслед за остальными.
Вещмешок оттягивал плечи, так как я умудрился сунуть в него каравай хлеба и большой шмат соленого сала. Поэтому немного подумав, снял его и положил в телегу у ног старшины рядом с небольшим казаном и мешками с крупой.
Сумерки в лесу стали рассеиваться, вставало солнце, показывая, что начался третий день войны.
Пройти мы успели километра три, или чуть больше, как наша небольшая колонна остановилась, и впереди возникло какое‑то оживление.
– Что там? – тревожно справил старшина.
– Не вижу. Но вроде людей стало больше, – сказал я, вытянув шею и разглядывая что там впереди. Не помогло даже вставание на цыпочки, все равно не видно. Закрывал широкий корпус полуторки, со стоящими в кузове двумя большими сейфами.
– Пойду гляну. Узнаю что там, – сказал я Середе, и посапывающей носиком Зиминой.
– Ага. Давай, – кивнул он, и немного повозившись с болезненной гримасой устраиваясь поудобнее, посмотрел мне вслед.
– Что там, – спрашивал я у бойцов, но получал тот же ответ.
«Не знаю».
Выйдя из‑за полуторки, тихо работающей на холостых оборотах, и вдохнув запах выхлопных газов, с интересом посмотрел на незнакомого пехотного капитана, который что‑то говорил Тонину, при этом активно жестикулируя.
– Это еще кто? – спросил я у Иванова, который стоял неподалеку.
– Тоже окруженцы как и мы. Из полка прикрытия границы. Они должны были усиливать пограничников. Капитан говорит что до заставы под непрерывным обстрелом с воздуха и артиллерией, смогло дойти всего около батальона. Говорил границу целые сутки держали, только вчера утром их сбили с позиций, теперь прорываются к своим.
– Как они здесь оказались? Где мы, а где граница? – вопрос действительно был не праздный. До границы было почти восемьдесят километров, и как они тут оказались, просто удивляло.
– Да вроде у них машины были, я точно не слышал, мы случайно на их лагерь наткнулись. Вот там и услышали.
– Сколько их?
– Больше ста человек. Много раненых.
– А о чем это он так говорит. Больно активно руками машет?
– Сам не знаю. Капитан попросил с майором поговорить наедине. Но судя по всему что‑то важное.
– Понятно. Ладно, я к своим.
Развернувшись, я встретился с глазами лейтенанта Стогова, который положив локоть на капот машины с интересом наблюдал за беседующими.
Насчет милиционеров, я уже спросил у пограничников. Оказалось, они были из Гродненского райотдела милиции. Начали вывозить сейфы, с какими‑то материалами, но попали в окружение, прятались в лесу, где и повстречались с погранцами, дальше двинулись уже вместе, пока не наткнулись на нас.
– Ну что там, – нетерпеливо спросил старшина, когда я вернулся к телеге.
– Еще одну группу наших встретили, – пояснил я.
– Много?
– Да вроде больше ста человек.
– Ого, целая рота.
– Ну да! Рота. Это все что от целого полка осталось, не считая погранзаставы.
– Прикрытие?
– Иванов так объяснил, – пожал я плечами, и отстегнув термос напоил старшину и попил сам.
Разбудив Зимину, я тоже напоил ее.
– Пойду, посмотрю что там с уснувшими, должны уже проснуться, – сказала девушка и зевнув, аккуратно прикрыв ротик ладошкой, подхватила свою сумку и неторопливо направилась к машине.
Стоять нам долго не пришлось. Через десять минут мы продолжили движение.
Иванов был прав их было больше сотни и было очень много раненых.
– Как они сюда от границы дошли? – удивленно покачал я головой.
Теперь была понятна жестикуляция капитана, он не хотел бросать своих людей, но и очень торопился к фронту. Объяснение было просто. Вчера вечером на их дозор, который наблюдал за дорогой, выскочил бронетранспортер с солдатами и следовавшей за ним легковой машиной с генералом.
На дороге больше никого не было, и бойцы воспользовались такой удачей. В кузов гробообразного бронетранспортера полетела связка последних гранат, а кабриолет расстреляли из пулемета, стараясь не задеть ценную добычу. Однако генерал, подхватив лежавший на сиденье автомат адъютанта, открыл ответный огонь, убив одного и ранив, двоих. Ответ был закономерен. Кроме документов погибшего генерала, толстого портфеля с документами, и оружия ничего они не взяли. А вот документы которые успел изучить командир одной из рот, знавший немецкий как свой родной оказались карты с расписанным наступлением немцев на три дня вперед. Вот капитан и метался. Бросить раненых он не мог, но и документы должны были доставить в штаб округа как можно быстрее.
– Нужно уходить, и как можно быстрее. Где вы захватили документы? – спросил он у капитана.
– Почти в двадцати километрах отсюда.
Капитан Климов был начальником штаба восемнадцатого стрелкового полка, и после боев, стал старшим по званию, приняв командование на себя. Сейчас он стоял у тела комиссара полка, забинтованного по самые глаза, около которого уже крутилась Зимина, слушая санинструктора который делал перевязку. Прихватив обоих выживших медработников полка, она стала обходить раненых, и осматривать их.
Телегу за которую я отвечал, загнали на небольшую поляну и стали снимать с нее припасы. Командовал бойцами седоусый ротный старшина. Обрадовавшись такой удаче, а так как мы все равно вливались в этот отряд, я быстро сдал ему свое имущество, освободившись от своих недолгих обязанностей. Припасы были приняты на ура, с продуктами в полку было не ахти. Поэтому убедившись, что все принято по описи, и получив соответствующую бумагу, о приеме‑передаче, я убрал ее в карман и направился на поиски командиров.
Сам лагерь был похож на цыганский табор, все куда‑то бегали спешили, слышны были крики, стоны, даже смех.
Майора я нашел у полуторки, из которой уже вылезли наши «сонные» бойцы, и сейчас усиленно зевая они удивленно оглядывались вокруг. Не понимая где находятся, и заметив единственное знакомее лицо, то есть меня, сразу же накинулись с расспросами. Насмешливо осмотрев всех четырех бойцов, я быстро и довольно сжато объяснил все что было после их «усыпления». Объяснив где устроились наши, я обошел машину и подошел к командирам, собравшимся решать что делать. Всего их было, это считая летчиков, аж, одиннадцать человек. Начиная с младших лейтенантов, заканчивая майором Тониным.
– Товарищ майор, разрешите обратиться, – вытянулся я перед майором.
После кивка, я доложил о сдаче своего хабара местным старшинам, за что получил втык от майора что сделал это без разрешения. Отдав ему бумагу с актом приемки, я получил приказ идти в группу лейтенанта Курмышева, которого майор назначил командиром пулеметного взвода, состоящего из трех трофейных пулеметов с довольно ограниченным боезапасом.
Еще раз козырнув, я развернулся и направился во взвод, где нашел Сашку Кириллова, который уже изучал незнакомую технику.
– О, нашему полку прибыло, – весело оскалился он, увидев меня.
– Да, Тонин направил к вам, – согласно кивнул я, и бросив вещмешок устроился рядом.
– Ну давай, показывай что тут и как.
Тут я немного слукавил, так как прекрасно знал конструкцию пулемета. Как‑то два года назад мы нашли тайник с оружием. То ли партизан, то ли что было вероятнее, бандеровцев. Так что все кто там был успели пострелять из пулемета, который вместе с другим оружием сохранился просто в превосходном состоянии. Да и патроны в цинковых коробках нареканий не вызывали, хотя и было несколько осечек. Оружие мы сдали, что уж там говорить, но без патронов, кончились они. Даже летеха, которого к нам приставили из милиции, тоже изрядно отметился в стрельбе, он даже руку обжег, когда сгоряча схватился за ствол.
Для вида немного повозившись я быстро разобрал пулемет и собрал.
– Ого. Ты что уже держал такой в руках.
– Да нет, откуда. Просто оружие очень люблю, – открестился я.
Наше занятие прервал подошедший Курмышев, который привел остальных летчиков из экипажа Тонина, и еще четырех летчиков которые прибились к группе капитана Климова. Причем один из них, судя по робе был из механиков.
Быстро перезнакомившись с пополнением, я узнал что новенькие экипаж СБ, а механик единственный уцелевший из истребительного полка состоящий из И‑16.
Курмышев достаточно быстро разбил расчеты, и назначил первых номеров. Я же стал подносчиком боеприпасов у третьего расчета, в который входил и Кириллов вторым номером.
– Собираемся, уходим! – закричали командиры, вырывая меня из дремоты.
Вскочив, я одел вещмешок и накинул на плечи две ленты для пулемета. Все, я готов к передвижению. На три телеги и полуторку погрузили раненых, остальных понесли на носилках, и мы медленно двинулись в сторону фронта.
– Сань, а что там слышно, о другой группе которая понесет документы?
– Решили, что до вечера двигаемся вместе, а потом капитан Климов, с несколькими бойцами, ночью пойдет дальше.
– Да? Понятно.
Какими бы ни были планы, они столкнулись с жестокой реальностью.
Нас обнаружили, то ли с самолета‑разведчика который уже полтора часа барражировал над небольшим леском, где мы прятались, то ли из‑за того патруля что вырезал наш дозор, но нас нашли.
Это маленький лес, в который вошли, чтобы спрятаться от появившегося самолета стал нашей ловушкой. Я не знаю сколько немецких солдат нас окружило и участвовало в нашем уничтожении, но перед окопчиком нашего расчета уже лежало два десятка убитых солдата Вермахта.
– Приготовиться к прорыву! – пробежал по рядам уцелевших приказ командиров.
– Какой еще прорыв? У нас же раненые!!! – заорал я Курмышеву, лежащему неподалеку.
Однако все уже было решено. От лагеря ползком и короткими перебежками приближались раненые, оставленные там перед боем. Они должны были прикрыть наш прорыв. Я впервые сталкиваюсь с таким самопожертвованием. Почти сорок раненых, ложились в пулеметные и стрелковые окопчики и устраивались в них. К нашему подползло трое, во главе с тем самым перебинтованным комиссаром. Прорываться решили как раз там где была наша позиция, до соседнего леса тут было «всего» метров четыреста чистого поля. И их надо было как‑то пробежать. Позади был отчетливо виден костер, где метались милиционеры, таская что‑то к нему от машины.