— Погоди, погоди… — майор на другом конце провода оторопело замолк. — А ты откуда знаешь, как его назвали?
— Чего? — отозвался в свою очередь недоумевающий капитан. Ну его, "корм"?.. Вынужденный прибегнуть к идиомам Смирнов не стал подбирать для топлива другого слова. Откуда знаешь, что «клевер» не тянет? Главный об этом только вчера доложил.
Паша махнул рукой, — "врать, так врать", — и отозвался: — Я же разведчик теперь. Выяснил. И самое главное… К тому, другому нужно, как бы сказать, «овса» добавить.
Майор крякнул: — Про это по открытой линии вообще говорить не стану. Вот что, раз ты настолько в теме, я подготовлю распоряжение, пусть тебя в группу разработчиков подключат. Может, и впрямь, что дельное подскажешь. Хотя… Ладно, слово вылетело. Все. Приказ, разрешающий доработку, вечером будет.
Положив трубку, капитан вытер проступивший на лбу пот. Умудриться, не зная ничего, влезть в совершенно секретное и темное дело — это уметь нужно. Хотя кто же мог знать, что пару керосин-окислитель на базе азотной кислоты назвали «клевером», тогда, как рассматривавшийся вариант с применением в качестве кислородного окислителя перекиси водорода, «овсом».
"Выходит, сон-то в руку, — размышлял он, шагая к цехам. — И все, что старик говорил, правда… Но тогда, значит, и первая встреча была. И все это после той водицы, что в ковшах была. И скорость моя, и сила".
За рассуждениями не заметил, как подошел к стоящему возле ворот в ангар часовому. Предъявил пропуск и заглянул внутрь. Рабочие уже заварили крыло и начали устанавливать его в пазы на фюзеляже. Самолет приобрел совершенно невероятный вид. Он стал походить на огромную птицу, стрижа или сокола. Однако возле машины Павел увидел старшего конструктора. Тот потрясал чертежами и визжал так, что закладывало уши: — Под суд, в трибунал. Да кто вам позволил?.. Слова перемежались забористым матом, и угрозами.
— Отставить, — рявкнул капитан, входя в ангар. — Я приказал, и что?
— А ты кто такой? — уставился на него конструктор. — Твое дело за ручку дергать…
Говоров спокойно взглянул в бешено-округленные глаза мастера:
— Мои полномочия вы узнаете сегодня вечером. Приказ, подписанный «Самим», надеюсь, устроит? Также и разрешение на эти доработки.
Конструктор по инерции продолжал открывать рот, но упоминание имени всесильного наркома уже произвело свое впечатление. Разбрасываться такими словами? Подобную, в полном смысле самоубийственную, глупость мог совершить только умалишенный, летчик на такого человека вовсе не походил. Разработчик вспыхнул, крутанул рукой у виска. Жест можно было понять двояко. Либо делайте, как хотите, либо… Так или иначе, оставшуюся часть работы выполнили уже спокойно.
— Товарищ капитан, — наконец не выдержал один из техников. — А вы, правда, получили разрешение?
Понять его недоверие было несложно. Внести изменения, да еще настолько существенные, без нужных расчетов, без макета, без испытания в аэродинамической трубе, наконец, дело настолько немыслимое, что в случае отсутствия приказа, или на худой конец разрешения, всем причастным светило минимум двадцать лет лагерей. Без вариантов. А в самом пиковом случае могло выйти и лишение права переписки. Для знающего человека приговор куда более трагичный, чем просто отсидка.
Павел вытер испачканные руки ветошью: — Приказ будет. Это я вам обещаю. Так что работайте, товарищи. Все будет хорошо, — он произнес эти слова с максимальной уверенностью, за которой скрывалось легкое сомнение. И вовсе не в подтверждении. Шифровку майор, если обещал, пробьет. Тревожил результат.
"А ну, как все его сны и прочее — лишь плод фантазии? Тогда лучшим выходом для него станет катастрофа".
Однако минутная слабость на его поведении не отразилась. Он успокоил рабочих и отправился в КБ.
Нужно ли говорить, что в управлении, несмотря на позднее время, было полно народа. Причем, если до получения шифровки из Москвы руководители просто горели огнем праведного гнева, то после прочтения малопонятного, но совершенно категоричного текста в кабинете повисла напряженная тишина. Ситуация вышла из-под контроля. То, что сотворил молодой капитан, было сумасшествием. Но куда большим идиотизмом веяло от выплюнутых телеграфом строчек.
"Первый" подтвердил полномочия неизвестного молокососа. Причем ни сути этого мероприятия, ни деталей не сообщалось. А кроме того, строжайше предписывалось допустить этого "Мистера Икс" к работам по подготовке двигателя. Кто же он? Пилот-планерист? Или специалист по ЖРД? Но в узеньком мирке ракетчиков каждый человек известен. Вопросов возникло куда больше, чем ответов. Конструкторы в который раз пытали побывавшего в цехе разработчика. Седоватый ученый по памяти изобразил, как выглядит изуродованный самолет после самоуправства.
Специалисты недоуменно разглядывали набросок. Все единогласно решили, что это вредительство, требовали от заместителя главного конструктора отправить к ангару караульный взвод, взломать двери и арестовать шпиона и диверсанта, но, получив загадочное послание, присмотрелись к рисунку внимательнее. Профессиональное любопытство, не сдерживаемое необходимостью проявлять ненависть к врагу, заставило признать наличие конструктива. Кто-то принес логарифмическую линейку. Тут же попытались произвести расчеты…
Выводы оказались поразительными. Если рисунок более-менее верно отразил произведенные изменения, то выходило невероятное. Балансировка самолета не только не ухудшилась, а наоборот, позволяла увеличить топливную часть фюзеляжа почти на треть, хотя быть такого не могло ни при каком раскладе, если, конечно, неведомый специалист не волшебник.
Устав мучиться сомнениями, разработчики молча сидели в накуренном пространстве кабинета. Появление испачканного в масле летчика встретили напряженной тишиной.
Павел козырнул второму человеку в шараге: — Капитан Говоров по вашему приказанию прибыл.
То, что в ангар не ворвались автоматчики охраны, позволило ему сделать вывод — Смирнов сдержал обещание. Однако умозаключение — это одно, а уверенность — совсем другое. Поэтому, когда конструктор двигателя Д-1-А-1000, Исаев, протянул капитану наклеенную на лист ленту шифровки, пробежал глазами текст и удовлетворенно выдохнул сквозь сжатые зубы:
— Изменения в конструкции — результат работы совершенно секретного КБ. Мы не имели права ставить в известность никого из соображений государственной безопасности. Поэтому и пришлось устроить этакий карнавал, — история, сколь невероятная, столь и непроверяемая, была придумана им на ходу. Пашу несло, как выразился один из классиков довоенного юмора. — Разработка стоит на контроле у «Самого», — веско произнес капитан, добавив в голос металла. — У товарища Иванова. Вы меня понимаете? И я не собираюсь ни перед кем отчитываться. Однако работать нужно как можно качественнее, и быстрее. Машина нужна Родине. И от нас, товарищи, зависит, сможем мы дать отпор фашистскому зверю. Все для фронта, все для победы, — закончил он краткую речь лозунгом. Уловив привычные интонации, первым среагировал секретарь парторганизации. Овации, подхваченные конструкторами, сняли последнюю тень недоверия.
— Минутку, товарищи, — поднял руку оратор. — То, что сделано, это только полдела. Установить двигатель и проверить на стенде нужно в кратчайшие сроки. Поскольку новый корпус уже «продували» в ЦАГИ, мы должны сразу подготовить машину для испытаний. И вот еще. Это уже для вас, Алексей Михайлович. Меня просили передать лично. Кормить «клевером» не стоит. Необходимо перевести на «овес» и «пшеницу». Я, к сожалению, не специалист по двигателям, да если честно, то и по фюзеляжам. Я летчик, просто выполняю данные мне инструкции, — завравшийся капитан уже и сам перестал разбирать, где правда, где вымысел. Он на полном серьезе поверил в наличие некоего, совершенно невероятного, КБ, которое вело параллельное исследование разрабатываемого самолета. Впрочем, попытайся кто-нибудь задать вопрос о дислокации и составе этого мифического предприятия, ответ у Павла был заготовлен исчерпывающий. Стоило лишь внимательно глянуть на спросившего и задумчиво ответить крылатой фразой вождя:
— Людей у нас мно-ого, — и добавить как бы невзначай: — Особенно, Там.
После подобной отповеди желание допытываться исчезло бы само собой.
Исаев задумчиво провел рукой по волнистой шевелюре: — «Овес», говорите? Так, так. Но ведь я предлагал использовать перекись водорода, однако… А вот что значит «пшеница»? Неужели марганцевый калий. Но «холодный» двигатель разрабатывают немцы. Мессершмитт еще перед войной вел эти исследования. Мы могли бы добиться гораздо большего, если… Впрочем, не мое дело. Но сейчас у меня нет никакой возможности переоборудовать двигатель, — растерянно оглянулся конструктор.
Павел успокаивающе махнул рукой: — Я передал пожелание. Только. Возможности диктуют свою стратегию. Давайте соберем аппарат, испытаем, а уже после займемся доводкой.
Сумасшедший день завершился.
Глава 8
А на следующее утро прибыл главный. Он хмуро прочитал текст шифровки, выслушал сбивчивые рассказы очевидцев и двинулся к ангару. Однако, вопреки всеобщему ожиданию, из-за прикрытой двери модуля раздался не знаменитый матросский мат, а напряженное сопение.
Осторожно заглянув в щелку, конструкторы с удивлением обнаружили, что лауреат Сталинской премии сидит в своем роскошном кожаном пальто прямо на заляпанном маслом ящике и делает наброски в блокноте.
Наружу царь и бог шарашки вышел не скоро. Он неожиданно весело подмигнул заму и, бережно пряча исписанные листы в карман, приказал: — Колымагу разобрать, крылья в лом, планеристов ко мне в кабинет, летуна с благодарственным письмом к едреной фене. С «первым» я договорюсь. Все, исполнять.
— Ты понимаешь, — удержал он зама, когда все разошлись. — Этот капитан, сам того не понимая, сделал то, над чем все лучшие мировые умы мучались с самого начала освоения ракетопланов. Он сумел срубить так, что вышла такая траектория, при которой мы сможем изменить стреловидность плоскости и одновременно уменьшить давление на фюзеляж. Конечно, он профан, и никакого, как его там… советчика, ну, неважно, нет. Парень напортачил, испугался и наплел семь верст до небес… и угадал один вариант из ста тысяч. Начни мы искать его на бумаге и в макетах, нам жизни бы не хватило… Да еще с топливом. Пусть Исаев землю роет, но окислитель подберет. Чую — и тут в десятку.
Он помолчал, раздумывая, и добавил вовсе негромко: — Вот что, оформи наградные документы на этого летчика. Палычу будет приятно, что его человек смог внести вклад, а вот нам этот подарочек от «первого» станет лишней обузой. И так соглядатаев хватает.
Зам понимающе кивнул лысеющей головой: — В лучшем виде распишу, и завтра же спецпочтой… Паренька, думаю, стоит направить в войсковое отделение. Там сейчас новую машину доводят. Боевые испытания. А испытателей не хватает. Мне Петров жаловался. У нас все равно простой, машина-то в переделку…
— Молодец, — скупо похвалил Главный, вытянул из кармана хромового плаща пачку дорогих папирос и протянул помощнику. — Да, а с наградой не скупись. Проси "Красное Знамя", все равно в наградном отделе срежут, дадут что попроще, а мы с тобой вроде и отметили…
Допуск на объект Паше прикрыли, однако отношение к вызвавшему нешуточный переполох военлету осталось доброжелательным.
А на третий день в комнату, где отстраненный от работы летчик коротал время, перечитывая наставления и документацию, вошел Иван Пантелеевич. В добротной шинели старшего комсостава, однако, без знаков различия.
— Рассказывай, что ты этакое натворил, что «Сам» тебе "Красное Знамя" утвердил? — предложил куратор, когда капитан приветствовал старшего по званию.
— Я, честно говоря, и не понял, — признался Говоров. — Почудилось словно…
— Ты это брось, — с напускной строгостью погрозил пальцем Смирнов. — Когда чудится, креститься надо, а нам, советским офицерам, это по уставу не полагается. Будем считать, что…"вооруженный всепобеждающим учением Ленина-Сталина капитан Говоров в короткие, в рекордно короткие сроки, сумел освоить, понять и, главное, устранить причину неудач". Вот так. И никак иначе. Понял? Значит, молодец, — Иван Пантелеевич едва заметно подмигнул подчиненному: — А ты, Говоров, везуч. И капитана вне всяких сроков, и орден.
Паша насупился: — Товарищ майор. Я, конечно, благодарен за доверие, и готов оправдать, но как-то неудобно…
— Что неудобно? — Смирнов мгновенно растерял всю улыбчивость. — То, что для Родины сотни тысяч рублей сэкономил? Или, может, тысячи жизней, которые спасет новая машина?
— Да нет… — Говоров замялся.
— Неудобно на потолке сам знаешь что делать… — вновь разморозил взгляд майор. — Или ты думаешь, что Партия и Советское правительство ошибается, считая тебя достойным высокой награды?
— Никак нет, товарищ майор, — рявкнул Говоров, понимая, что спор может выйти весьма крутым боком. — Служу трудовому народу, — произнес он, вытянувшись по стойке смирно.
— Вот это правильно.
— Кстати, — Смирнов скинул шинель. Вместо четырех майорских шпал в петлицах блеснули три золотистых ромба.
— Виноват, товарищ комиссар госбезопасности второго ранга, — вновь вскинулся Говоров.
— Да ладно, Паша, садись, не прыгай. В ногах правды нет. В этом звании и твоя доля есть. Мне за твой успех, как обеспечившему, и так далее, внеочередное присвоили… генеральское.
— Давай лучше о деле поговорим. Так вышло, что машине ты этой второй шанс дал. Мы ведь ее, грешным делом, хотели твоими руками немцам подсунуть. Как крепкую, ломовую, дезу. Пока бы они с ней разобрались. А тут, вон как. Потому, задание тебе будет другое, — Иван Пантелеевич хитро прищурился. — Эти… — он кивнул за стенку, — сплавить тебя норовят… да только не им решать…
— Главный, хоть у «Самого» и в любимчиках, да только нас тоже не в помойке нашли. Так что слушай приказ, капитан Говоров. Днями сюда придет вагон с захваченным на передовой образцом фашистского самолета. Да не абы какого. Новейший «мессершмитт». И предстоит тебе, Павел Тимофеевич, изучить его до тонкости. Во все детали влезть. Пилотаж освоить и вооружение. Зачем, пока не скажу, секрет. Но, заниматься будешь наравне с теми испытателями, которые его будут проверять. Однако им это для того, чтобы дать рекомендации для наших летчиков и разработчиков вооружения, а тебе совсем наоборот.
— Вот и все, что я могу тебе сказать, — закончил комиссар. — Ну, удачи тебе, капитан, — протянул руку Смирнов. — И еще один совет. Аттестат твой уже в часть пришел, приказ на капитанскую зарплату — тоже, так что, можешь себе позволить и в город выйти, отдохнуть культурно… А будут бурчать, посылай их. Даже коли в комендатуру попадешь, телефончик вот этот продиктуй, и достаточно будет.
— Так это приказ? — сообразил Говоров.
— Ну, Паша… Как я могу тебе приказать такое, — усмехнулся глазами комиссар. — Приказать не могу, а посоветовать запросто. Будь. Аттестат родителям не забудь выслать, а то прокутишь все, — акцентировано намекнул куратор на прощание.
Проводив командира, Павел задумался: "Что бы это значило? Если с «мессером» более-менее понятно — дело интересное и нужное при любом раскладе, то во втором — осталось некоторое недопонимание. Или хотят меня этаким фертом в глазах окружающих выставить, или еще какая-то хитрость. Однако пожелания командования равны приказу. И обсуждению не подлежат".
Уже на следующий день Павел сидел в комнате самоподготовки, обложившись документами из секретной библиотеки шарашки.
Кое-что о «мессере» он, конечно, знал. Однако довоенные методички, презрительно, со скрытой издевкой, рисующие сырой и несуразный самолет, оказались разбиты вдребезги самыми первыми встречами с новой машиной люфтваффе.
Пока наши вожди раздавали звезды героев воевавшим в Испании летчикам, немцы, взамен старой "Берты"", создали практически новый самолет. Bf- 109 E, названный Эмилем, с двигателем ДБ-601, достигал скорости более 570 км/ час, а мощность в 1000 л.с. позволяла развивать эту скорость буквально в мгновения ока.