– Вот так Господь управил, – закончил историю отец Георгий.
И шумно глотнул из чашки.
– Это ты её тогда не видел, сынок, – продолжил он. – Сейчас вычухалась маленько.
– Евгения, – перебил его Дмитрий, – вы подтверждаете, что вас излечил, мнэ… близнец?
– Я плохо помню события до этой минуты, – она говорила очень спокойно, с лёгкой иронией. – Знаете, когда вам ежедневно вкатывают два кубика аминазина и ещё кучу всякой дряни, поневоле перестаёшь соображать. Но – да, отец Георгий очень точен в описаниях.
– А как же вас, за что?
– О! А вы и не догадываетесь?
– Одно дело догадываться, другое – знать. От моих догадок мало проку.
Дмитрий с некоторым злорадством глянул на священника, мол, принимай обратно свою же подачу.
Тот лишь усмехнулся в бороду.
– Приехала из Подмосковья, поступила в Московский Горный, на четвёртом курсе образовалось что-то вроде кружка. Стругацких перепечатывали… Даниэля с Синявским, статьи Сахарова по теории конвергенции.
– Чего?
– Теории постепенного стирания различий между капитализмом и социализмом.
– Экая антисоветчина.
– Так мне и сказали в Конторе Глубокого Бурения. Товарищ майор. Или в тюрьму или…
– Это понятно, в осведомители.
– Вот именно. Пришлось отказаться и от того, и от другого. А он мне: тогда, гражданочка, есть третий путь… понимаете?
– Да уж. Услуги интимного характера.
– Я ведь красивая была… Исцарапала его холёную харю в кровь.
– Всё, дальше понятно, – оборвал Дмитрий. – Не может советский человек в здравом уме и твёрдой памяти применить насилие к работнику органов. Только сумасшедший.
Да, такого комитетчики не прощают. Девчонку закатали по полной. Если бы не доктор Дубровин, ещё год-два догнивала бы. И всё.
– Димитрий, – прогудел отец Георгий. – Помочь девочке надо.
– Кстати, сколько девочке лет? Извиняюсь, конечно…
– Двадцать три, – тихо ответила Евгения.
Господи… Дмитрия пробрал озноб. Это ж как надо над человеком издеваться. Ах, молодца девка, вон, глаза какие… какие глаза.
– Нельзя ей больше у меня, опасно. Да и документы нужны. Паспорт бы новый.
Чего-чего?
– Граждане, вы понимаете, на что меня толкаете?
– Конечно! – подтвердил отец Георгий.
Ладно, антисоветчина… дело такое. Конвергенция какая-то. Но… Не любил Дмитрий связываться со всякими скользкими делами. Досада и злость вскипели с новой силой.
– Не могу я противоправными вещами заниматься.
– Боитесь, – с лёгким оттенком презрения сказала она.
– Нет, доченька, – неожиданно возразил Георгий. – Не трус он. Под пули бандитские ходил – не боялся. Тут иное.
Что ещё за иное?
– А! – она улыбнулась. – Как я сразу не поняла. Вы – правильный мент. Я думала, это только в кино.
Дмитрий помолчал.
– Да. Я – правильный мент.
– Господи, как же не хочется снова туда, – сказала она.
Почти равнодушно сказала.
– Эх, сынок, – Георгий подался вперёд, так, что чуть носом своим мясистым Дмитрию в лицо не упёрся. – Есть польза и вред. Для того законы писаны, чтобы пользы было больше, а за вред наказывать. А есть добро и зло.
– А разница?
– Добро – это то, что от любви сделано. Только не от любви к себе. А зло – от ненависти. Посмотри на неё – ты её ненавидишь? Зла хочешь?
«А ты мне тут на жалость не дави», – чуть не слетело, чуть не сорвалось. Но не сорвалось, потому что вдруг всплыло в памяти усталое лицо Симоненкова и его же, Дмитрия, слова, гулко, как в пещере: «…хорошими делами прославиться нельзя. Может, они кого и на хорошее сподвигли, только кто об этом узнает»…
Схватился за голову. Сварганить паспорт – дело плёвое. Ребята не такие вещи проворачивают. Так почему? Почему?
– Почему?
– Что, Димитрий?
– Почему они спрашивают «кто мы»? Почему помогли ей?
– А кто – мы? Разве они делают? Не мы ли?! – голос священника загремел. – Не наши ли пороки и добродетели – эти двое? Не думал так?!
Капитан медленно провёл ладонями по лицу. Будто липкое что-то стряхнул. Серо-зелёные глаза ждали приговора.
– Только имя вам, Женя, придётся подобрать другое.
Сверкнули глаза.
– А мне никогда это дурацкое имя не нравилось. Как у мальчика. Хочу быть Надеждой!
– Станете Надеждой. И волосы русые это хорошо. Станете брюнеткой.
– Готова!
– Второй вопрос: как вы относитесь к котам?
– Я обожаю котов.
– Тогда поживёте пока у меня. Если кот разрешит. Квартира однокомнатная, но я стану спать на кухне. Аргумент: у меня как раз искать и не подумают.
Отец Георгий пошёл к иконам в углу и принялся творить молитву.
Эпилог
– Димка! Да Димка же! Хватит дымить, когда уже бросишь? Тащи салат на стол!
Надя Белозёрова стремительно влетела на кухню, бесцеремонно выдернула папиросу у мужа из зубов.
– Пошли, отец Георгий говорит – по телеку что-то интересное!
Год назад они расписались. Уже тогда фарфоровая худышка превратилась в ослепительную красавицу. Придуманная Дмитрием «легенда» отработала своё без сучка и задоринки. Праздник, на котором уместно быть только троим. Он, Надя, и их крёстный отец – Георгий. И, конечно, Тимур, куда ж без него. Кот уже залёг в засаде под столом, в предвкушении добычи.
А на экране новый, молодой генсек уверенно и воодушевлённо вещал сперва о приоритетном развитии машиностроения, потом о товарах народного потребления, а далее совсем уж невозможное – «перестройка», «гласность», «застойные явления»… Глаза у Нади разгорались, а Дмитрий… Дмитрий снова был в знойном лете восемьдесят третьего. Близнецы были там. Нет, не в восемьдесят третьем, и не в телевизоре, а в Кремлёвском зале… или рядом.
– Они там, – шепнул, наклонясь, Георгию. – Я знаю.
– Там. И в больших силах.
В «захвате» сам Генсек.
– Что теперь будет? – спросил Дмитрий громче, чем надо.
Жена услышала.
– Теперь всё изменится! Ты слышал? Слышал это? Видел этого человека? Вот увидишь, не пройдёт и двух-трёх лет, и мы будем в Москве! Всех наших выпустят, и мы такое устроим! Такое!
«И тебя я тоже потеряю», – понял он.
Надя уйдёт в свою стихию, начнёт снова менять мир к лучшему, а он… ему-то всё это глубоко до лампочки. Вот он мир – был, есть и будет. И ни в какую Москву он не поедет. Его место здесь. Он не хочет ничего менять. Он не хочет меняться. Он такой, какой есть. Почему? Почему так?
«Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден или горяч! Но как ты теплохладен, а не горяч и не холоден, то изблюю тебя из уст Моих»…
– Теперь ты понял, – одними губами произнёс Георгий.
– Мужчины, о чём вы? Всё прекрасно! Я маму хочу повидать… она ничего обо мне столько лет не знает.
«Знает», – подумал Дмитрий.
Об этом капитан в своё время позаботился.
– Что теперь будет? – повторил он.
– Не провидец я, – вздохнул Георгий. – Ладно, оно хоть и не положено…
Достал из портфеля книгу. «Библия» – понял Дмитрий.
– Открой не глядя, ткни пальцем в строку, а я прочитаю.
– Суеверия, – фыркнула Надежда.
Дмитрий зажмурился и сделал, как велено.
Георгий принял книгу, вгляделся и чужим, далёким голосом прочёл:
– «Третий Ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде „полынь“; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки».
Где-то в необъятной запредельности вздрогнули и ржаво сдвинулись с места чаши вселенских весов.
Дмитрий Лукин. Леночка сдаёт экзамен, или Персональный отбор
(финансовая повесть с автомобильной динамикой и специальными эффектами)
Предыстория. Спонсор в печали
Дядюшка Доу Джонс по-прежнему добр ко мне. Садюга! Его родственники в других странах и на других площадках придерживаются той же линии. Семейные интересы превыше всего! И тут уж ничего не поделать.
Эти парни умеют ненавидеть. Не успокоятся, пока не сотрут жертву в порошок и не развеют по миру.
Любят они тоже неистово. Уже который год отвязаться не могу.
Но я не обижаюсь, пусть… если им так нравится… Я почти смирился. В конце концов, надо уметь проигрывать. Пора вылезти из этой песочницы и подыскать себе новое развлечение. Хватит, наигрался уже. Больше не хочу.
Я бы давно перестал биться головой о стену в поисках заведомо провальных решений и призрачных возможностей, если бы не персонал. Моя гордость, моя слабость, мое ноу-хау и, в общем-то, просто хорошие люди. Выбрасывать на произвол судьбы или дарить чужим компаниям такие кадры – это предательство. К тому же обидное. Вложить столько сил и времени в каждого топ-менеджера, в каждого трейдера, в каждую девчонку-оператора на приеме платежей, слепить из них идеальную команду, а потом отойти в сторонку и наблюдать, как твое детище накрывается медным тазом?! Жаль, но, похоже, ничего другого не остается. Проклятый Доу Джонс меня достал!!! Я больше не могу выносить его доброту.
Хотя бы одна ошибка, одна потеря! Так нет же, только выигрыши, только прибыли и сверхприбыли! Никаких сбоев, никаких проблем. Стопроцентное везение в каждом финансовом начинании. Понятия риска не существует. Оно полностью атрофировалось. Мои хранилища и счета переполнены, а денежные потоки не оскудевают. Мне никто не мешает. Наоборот – все рады помочь. Всюду зеленый свет.
Только я заикнусь какому-нибудь бизнесмену об «интересном предложении», и он тут же, не дослушав, рвется подписать документы. Разве это не грустно? С чиновниками та же песня.
Никто не хочет со мной играть. Ни одной атаки на мою Корпорацию, на мои банки и компании. Ни одной инсайдерской утечки. Никаких «маски-шоу». Даже критических статей в прессе нет. Одни панегирики.
Скука смертная. Оставлен и забыт. Будь здоров, Неуловимый Джо…
Разумеется, все это не просто так. Я вкалывал по шестнадцать часов в сутки, у меня отличная служба безопасности и конкурентной разведки, лучшие аналитики и все остальное в том же духе, но… если феноменальное везение продолжается дольше трех месяцев – это уже пахнет серьезной подставой, а мои компании жируют в долине благоденствия десятый год.
Я слишком поздно заметил надвигающуюся катастрофу.
Семь лет назад.
Тогда меня увлекли другие забавы. Пришлось на некоторое время отойти от дел. А когда вернулся, момент был упущен.
Я поговорил с людьми, проглядел документы и понял, что каждая сделка – разумеется, удачная – работает против меня. Ситуация довольно редкая, но известная. Какой-то шутник решил поиграть со мной, откормить, как свинью на заклание, и устроить небольшое барбекю. Если тебя не пытаются растащить по кусочкам, значит, хотят сожрать целиком. Известная схема. У нее много вариантов: поглощение, слияние, рейдерство. Но суть одна: смена хозяина. Я сам не раз такое проворачивал.
Кто-то заложил бомбу под основание моей империи. Другое объяснение тогда просто не пришло мне в голову.
Где-то неделю я искал мифического диверсанта, чтобы в дружеской беседе за стаканом шотландского виски предостеречь товарища о возможных проблемах с пищеварением.
И нашел. Но дружеская беседа не состоялась. Очень приятно было узнать, что бомбу заложил я сам. Призрачная надежда обрести достойного соперника развеялась как дым. А где-то в самой глубине моего детища неприметные часики продолжали обратный отсчет.
Я создал идеальную финансовую империю. Неуязвимую и неприступную. Ни врагов, ни конкурентов – они быстро поняли, что со мной выгоднее дружить. Только друзья и партнеры. Тишь да гладь. А потом успокоился, потерял бдительность, и ситуация вышла из-под контроля. График моего успеха вопреки всем экономическим законам пущенной стрелой устремился вверх. Что-либо исправлять было уже поздно.
Аудиторские проверки одна за другой только подливали масло в огонь: империя процветает, обороты растут. Прогнозы самые радужные. Все не просто благополучно, все идеально! За что боролись, к тому и приплыли…
Любая армия теряет боеспособность, покрывается жирком и начинает разлагаться изнутри, если долго не участвует в боях. С финансовыми корпорациями ситуация покоя невозможна в принципе. Они по определению воюют всегда и за все. Контракты, конкурсы, клиенты, недвижимость, кадры, налоги, контроль рынка, места в парламенте – ни одна из этих составляющих прибыли не дается просто так. За все нужно драться. Стоит немного расслабиться, уступить – и ты несешь убытки. Меня вполне устраивает это априорное status quo. Я принимаю правила игры. Пожалуйста! Никаких проблем! Так почему нам все и всё уступают без боя?!
Решение пряталось в густом тумане. Пойди отыщи! Я никому не мог рассказать о неминуемой катастрофе и попросить помощи. Жене, как всегда, было не до моих игр: «С этим ты и сам справишься», а коллеги подняли бы меня на смех. Нельзя конкурировать с пустотой, нельзя играть в убыток. Мои парни не поймут. Я слишком хорошо их натаскал, чтобы они безболезненно пошли против первой заповеди, против базовой прошивки. Да и какой смысл? Все равно ничего не получится. Пусть они десять раз лучшие в своей области, но и у них есть границы применения.
Мне нужен был человек, способный перевернуть Корпорацию с ног на голову, вытрясти из нее пыль, а потом снова все расставить на свои места. Только где же такого взять? А если случится чудо и он все-таки найдется – как поставить задачу?
Идея привлечь кризисных менеджеров со стороны поначалу казалась мне чистым безумием: компания процветает, о каком кризисе можно говорить? Не хотелось позориться и показывать свою слабость. Но потом я понял, что позвать человека со стороны необходимо. Пришлось пересилить гордость и уцепиться за соломинку…
Я не стал приглашать лучших специалистов. Громкие имена привлекают внимание, порождают слухи. Мне нужна была «свежая голова», просто грамотный менеджер – не засвеченный в экономической прессе и наших кругах, из тех, кому можно доверять не запугивая. Предварительный список насчитывал десять имен. Я решил начать с Гриши Корзуна. Мы вместе учились и старались не терять друг друга из виду. Талантливый паренек. Вытащил пару заводов из гарантированного банкротства, а потом, когда понял, что банкротить выгоднее, чем спасать, впал в депрессию, стал заниматься какой-то ерундой и утонул в ней по уши. В высший эшелон не полез, утверждая, что ему и так неплохо.
Встреча прошла в теплой дружеской обстановке и оказалась совершенно бесполезной.
Гришка заявился в серой несвежей рубахе с длинными рукавами, в черных потертых брюках и давненько не чищенных ботинках. Весь какой-то неухоженный и опустившийся. Но с неизменной американской улыбкой.
Для начала он отбросил мою протянутую руку и полез обниматься. После шуточных упреков из серии «что-то ты совсем забыл старых друзей, но мы все равно тебя любим» я выслушал двадцатиминутную оду в собственную честь. Думал, не выдержу – и меня стошнит в собственном кабинете. Но ничего, обошлось: распахнул окна, вдохнул утренний июньский воздух на уровне сорокового этажа и оно как-то сразу полегчало. В конце хвалебного песнопения даже воспрянул немного: Гришка перешел на заговорческий тон:
– Ты, конечно, извини, друг, но, прежде чем сюда прийти, я навел о твоей Корпорации кое-какие справки. Так, чисто на всякий случай. Заглянул в два твоих банка, а потом уже и здесь посмотрел, как у тебя люди работают…
– Ну и… – прошептал я, стараясь не показывать волнение.
– Здорово живешь! Завидую. Это же не компания, а швейцарские часы, математический маятник! Ты создал эталон стабильности и успеха! Буду всем приводить тебя в пример! «Вот как надо работать! Вот уж кому точно не понадобится моя помощь!» Ха-ха! И о чем ты хотел поговорить?
После такого у меня резко отпало желание приглашать кого-то еще.
Гришку пришлось взять на работу. Парень головастый – в хозяйстве пригодится. Да и как не помочь хорошему человеку?