Он поставил коробку с телевизором в углу кухни, сполоснул руки и открыл холодильник. Татьяна сидела на стуле у стола, с кошачьим любопытством глядя туда-сюда по сторонам. Без дубленки она оказалась довольно плотненькой, но вовсе не расплывшейся, синие джинсы обтягивали тугой, крепкий зад.
Деликатесов в холодильнике было столько, что Климов даже задумался, с чего же начать. В конце концов он остановился на колбасе, немецкой ветчине в банке и маринованных помидорах, среди которых плавали крохотные перчики.
– Ко мне тут старый друг заезжал, – объяснил Ян. – Привез всего… мне и не съесть одному.
– Давайте я помогу, – Татьяна вскочила со стула, взяла нож, поискала глазами доску. – Вы пока помидорчики доставайте, а все остальное я сама нарежу.
Климов кивнул. Деловитость гостьи его не смущала нисколько, она вела себя именно так, как он и ожидал. Жизнь в Заграйске не способствовала куртуазности, здесь нужно было уметь шевелиться в любых обстоятельствах.
Совместными усилиями они быстро собрали на стол, Ян достал из буфета бутылку виски и рюмки на ножках-шариках.
– Солидный был дом, – заметила Татьяна, рассматривая обстановку кухни. – А кто тут раньше жил, не знаете?
– Да инженер какой-то, с воензавода, – пожал плечами Климов. – Сам он помер, а наследники дом в агентство сбагрили. Мне сразу понравился, я и купил. Квартиру не хотелось. Я, знаете, давно мечтал именно в собственном доме жить. И раз уж так вышло, что пришлось мне сюда перебираться, искал дом поприличнее.
– Он тут, я думаю, один такой. Народец-то у нас все больше каторжный, запойный, такие корней не пускают. Поселили в бараке – да и то хорошо, чего еще надо? А тут у вас серьезно все так, на века прямо!
– Давайте за знакомство, – прервал женщину Ян, немного удивленный ее восторгами.
Они выпили. Татьяна закурила, в глазах ее появилось немного мечтательное выражение:
– Я-то ведь тоже из барака, можно сказать, родом. Да-а, с Южанки, самый бандитский край. Как темнота, так у нас никто без ножа не выходил. Попотела я, чтобы оттуда вырваться. Хотела в Пермь, но… – женщина с грустной улыбкой махнула рукой, – в Заграйске тоже жить можно. Пахать, конечно, за двоих приходится, зато вот сама теперь себе хозяйка.
– А я тут служил когда-то, – признался Климов.
– В полку, что ли?
– В полку! Сразу после училища, пять лет оттарабанил. Повидал виды! Как, помню, шабашники из Тюмени приезжали, так начполитотдела младшим офицерам выход за пределы части сразу обрезал, на трое суток минимум. И сидели мы – кто с женами, а кто и холостой, – и слушали, как ветер над аэродромом свищет… А когда на Трубном выброс – так аж полеты отменялись.
– Ох, Трубный как вспомню, так страшно сразу. Кого туда завозили, боже мой! Зэки бывшие, бомжи какие-то, там под общагами вообще ходить нельзя было. А сейчас слухи по городу идут, будто снова его запустят. Вопрос только, кто ж там работать будет, спецов-то у нас совсем не осталось, разъехались все к чертовой матери! – Женщина раздавила в пепельнице окурок и тяжко вздохнула. – И вроде как ехать отсюда надо, а куда? И как все сначала начинать, уже ж не девочка давно.
– Ну, вы же сами сказали, что и в Заграйске жить можно.
– Да можно, в общем-то. В последние годы чуть легче стало, у людей мал-мала денег появилось, но все равно ведь безнадега, Ян, ох какая ж тут безнадега! Как зима подступает, так хоть вешайся. Народ натурально с ума сходит. На базаре вон какая-то женщина рассказывала, что чертей видела. Только не тех, что от водки, она на пьющую не похожа. Будто бы черти у нее по крыше лазили, а потом взяли да исчезли.
Ян прикусил губу. Черти?.. На крыше? Этого только не хватало!
– Может, молодежь баловалась? – спросил он.
– Ага, молодежь с коленками назад? Да и вообще, молодняк у нас все больше по стакану выступает, какие там крыши.
– Вот прям так она про коленки, что ли, упоминала?
– Именно. – Татьяна перегнулась через стол, заговорила полушепотом: – Вы еще не знаете, где поселились. Не дай бог!.. О пропавших мал-мала слыхали, нет? Два мужика тут исчезли. Непьющие, да еще прямо из домов своих. А вещи все на месте. И ключи… Как без ключей выйти, а еще когда двери изнутри заперты?
Климов поспешил подлить виски. Ситуация казалась ему все более и более странной. Просто так народ болтать не станет. То ли баламутит кто, то ли и в самом деле аномалка какая-то творится. В журналистскую бытность Яну уже случалось видеть некоторые совершенно необъяснимые вещи, но черти на крыше – это уже слишком, знаете ли!
– Слышал я что-то такое, – осторожно заметил он.
– А что люди на чердаках капканы медвежьи ставить начали, не слышали? – Татьяна залпом выпила, потянулась к помидорам на тарелке. – Тут такое говорят… Причем вроде уже поутихло все, а теперь снова, с чертями-то этими самыми. Теперь пойдут разговоры!
– Дурь какая-то, – передернуло Яна. – Это от водки все, я думаю. Сколько в городе безработных?..
– Не так уж много, – мотнула головой женщина. – Вы пройдитесь – мужики по улицам не шатаются. Я вот водилу нормального не найду никак, уехали все. Есть работа, в принципе, а пьют у нас как везде, не больше и не меньше. Не в том дело. Страхи какие-то начались, знаете… И все говорят, что милиция ничего делать не хочет. Вот вообще ничего!
– А что ж она может сделать? Начальник угро чертей ловить пойдет? Так его самого поймают… На «Скорой помощи».
– Да уж хоть что-нибудь, я откуда знаю, как у них там положено? Люди-то говорят, будто все это дело с исчезновениями засекретили полностью, никому не говорят ничего.
– Дурь, – повторил Климов. – И вообще, о таких вещах к ночи рассуждать как-то неохота! Давайте я вот лучше, – он встал, прошел в угол просторной кухни, где стоял так и не распакованный телик, – сейчас аппаратец включу и настроить попробую. Современные, они даже на рожки хорошо ловят. Вот только поставить его куда?
Татьяна вскочила, закрутила головой.
– А вон у окна, – посоветовала она, показав на шкафчик под самой стеной, – сюда влезет, и смотреть из-за стола можно. Я только протру там…
Маленький «Самсунг» легко настроился на четыре канала, включая один местный, из Перми – на нем Ян и остановился, потому как на экране появилась под знакомую музыку заставка «Собаки Баскервилей».
– Ой, обожаю этот фильм про Холмса, – весело сообщила Татьяна. – Все серии – вот обожаю просто! А Соломин какой был красотулечка!
– М-да, – пробурчал Ян. – Англичане вообще Ливанову какой-то орден за эту роль дали.
– Правда? Орден?
– Или премию, я уже не помню. Это давно было. Да и бог с ними… Давайте выпьем лучше.
– Ой, – Татьяна посмотрела на часы и потянулась к чехольчику мобильного, который висел у нее на шее, – мне Ленке позвонить надо! Сейчас я…
Ян вежливо убавил громкость. Татьяна отдавала распоряжения своей бухгалтерше с военной четкостью и обстоятельностью, – Климов даже мотнул головой от удивления, а потом отошел к окну, пряча улыбку. Похоже, привычка к одиночеству сделала из провинциальной бизнесвумен настоящую акулу. В каких-то других обстоятельствах он, возможно, нашел бы во всем этом некие комические нотки, но, увы, не здесь и не сейчас. Любой из «грайчан» – так они себя называли – с детства усваивал нехитрую местную максиму: «сперва выжить, потом жить». И то, если получится… Тут вам не Сочи, знаете ли!
– Завтра… ну, завтра я даже не знаю… – Татьяна подняла глаза, ища Яна, и тот, едва столкнувшись с ее взглядом, тотчас опустил веки, наклонил немного голову в вежливом согласии – слова были не нужны, – в общем, завтра я к обеду буду. Сама откроешься, сама с кассами разберешься, знаешь все… Хорошо! Тогда до завтра.
Она выдохнула с облегчением. На экране телевизора Холмс и доктор Мортимер рассуждали о старинной рукописи, определившей судьбу рода Баскервилей. Ян повернул голову, увидел улыбку на лице женщины и решительно вернулся за стол:
– Может, перейдем на «ты»?
* * *
Утро вышло несколько необычным для Климова, давно уже привыкшего к холостяцкому бытию. С трудом оторвавшись от Яна к девяти, Татьяна шмыгнула в ванную, где без проблем, судя по звукам, освоила древнюю газовую колонку с двумя хитрыми рычагами, а Климов остался в постели, тут же снова задремав. Проснулся он совсем скоро от запахов из кухни. Пахло яичницей с ветчиной, но… яиц он не покупал, уж это майор помнил абсолютно точно! Ян схватил с тумбочки свои часы, глянул на циферблат. Пол-одиннадцатого. Господи, она еще и в магазин сбегать успела?
Быстро одевшись – домашний спортивный костюм лежал уже в нижнем отделении «дедушкиного» шкафа, – Климов рванул на кухню.
Татьяна, в джинсах и легкой вчерашней кофточке, стояла у плиты. При виде Яна она обернулась:
– Завтракать пора, мальчик мой. Голова не болит?
– Как ты машину поведешь? – протирая глаза, спросил Климов. – Может, тут бросишь, у меня? А я потом отгоню, куда скажешь?
– От меня по утрам никогда не пахнет, милый, – засмеялась женщина, – мне повезло в этом смысле. Уже проверяли. Выветривается. Да и ездить мне сегодня особо не надо, точки с товаром. Мне Ленку проконтролировать нужно, и еще дела. Так что и ездить я, считай, не буду. Ты за меня не переживай, в общем…
С этими словами она достала из буфета две старые тарелки с золотистой каймой, протерла их невесть откуда взявшейся тряпочкой и поставила на стол.
– Иди, умывайся. Мне уже ехать скоро, Ленка там одна торчит.
Когда Ян вернулся в кухню, возле тарелки с яичницей его ждала старинная стопка розоватого стекла.
Климов сел, закатал рукава, вздохнул и поднял глаза на Татьяну, сидевшую напротив.
– Когда позвонишь?
В кухне будто лопнул воздушный шарик – беззвучно, но ощутимо. Женщина вскинулась, несколько секунд пронзительно смотрела на Яна, потом улыбнулась – как-то по-новому, легко, будто девчонка:
– Я жуть как боялась, что ты начнешь мять на тему: «Знаешь, все, что с нами было, это случайность, так давай это вот…». Но все равно, – не прикасаясь к еде, она взяла сигарету из пачки, прикурила, – до конца не пойму. Ты офицер… из-за этого?
– Моих жену и дочь убили… Давно. Теперь уже давно.
Он взял в руку стопку и меланхолично отправил в рот ее содержимое.
– Я боюсь причинить боль близкому мне человеку. Это сильнее меня, ничего тут не сделать.
Она вспыхнула. Коротко, на мгновение, но очень уж непривычно для Яна: светлые глаза потемнели, сузились, и поднялась грудь под кофточкой. Встав, Татьяна обошла стол, наклонилась и прикоснулась губами к его затылку. Горло Яна вздулось комком. Он был благодарен ей за это молчание. Слабый запах духов, уже знакомый, снова обдал его, но он сидел не шевелясь.
– Дай мне свой телефон. – Она положила перед ним визитку, на которой он успел только разобрать «Татьяна Малькова, предприниматель», и Ян встал.
– Сейчас…
Она заботливо вырвала листочек из своего блокнота, он накорябал номер: женщина уже натягивала дубленку, деловитая и спокойная, как жена, обыденно уходящая на работу.
– Держи.
Ян влез в ботинки, накинул куртку. Прежде чем Татьяна успела спохватиться, он сорвал с полочки валявшиеся там ключи от «Фольксвагена» и вышел через веранду.
Свечи прогрели быстро, он крутнул стартер, и дизелек в корме фургончика застрекотал ровно и уверенно. Ян выпрыгнул из кабины, прошелся к воротам, сдвинул болт. Татьяна стояла на углу дома с сигаретой, задумчиво наблюдая за его действиями.
– Ты мне не звони сейчас, – произнесла она, когда Ян, разобравшись с воротами, подошел к машине. – У меня налоговая на носу, там такие дела… В общем, я тебя сама мал-мала найду, ладно?
– Ты умница, – пробормотал Климов.
– Да-а? А все мои мужья меня конченой дурой считали.
Она чмокнула его в щеку и захлопнула дверцу.
Доев яичницу, Ян выпил еще стопку и закурил. Дом, вчера почти привычный и уютный, теперь был пуст. Эта пустота причиняла боль, она металась вдоль стен и потолков, невидимая, но почти осязаемая. Можно было пойти шататься по городу, но за окном моросил то ли снег, то ли дождь, размывая недавнее еще белое великолепие, превращая его в грязь, от которой, как знал Ян, станет еще хуже. В другой ситуации он предпочел бы сейчас засесть с бутылкой и хорошей нечитаной книгой, однако книг, как ни странно, в доме старого инженера не оказалось.
«Гараж! – вдруг вспомнил Ян. – По документам я покупал дом с гаражом и автомобилем… в пакете даже техпаспорт лежал старый. И что там, хотел бы я знать?»
Про гараж и машину в нем Климов позабыл напрочь, не до того ему было. Эти дни после приезда в Заграйск вымотали его до смерти, да и дом, если честно… Дом пока казался чужим, словно не желая впускать нового хозяина.
Где лежала здоровенная связка ключей, он знал – в нижнем ящике трюмо в прихожей. Одевшись, Климов достал ключи и вышел.
Гараж находился там, где ему и полагалось находиться по логике вещей, то есть в торце небольшой асфальтированной площадки, что начиналась за воротами. Искать нужный ключ пришлось недолго, стоило лишь повернуть старый висячий замок, крепко измусоленный подсохшим маслом. Ян легко потянул деревянную створку, отбросил ее на петлях к углу и – отпрянул.
Покрытая слоями пыли, на него смотрела массивная серая корма автомобиля тридцатых годов. Климов ожидал увидеть двадцать первую «Волгу» или на худой конец какой-нибудь «Москвич», но это!
– «Капитан»… – пробормотал он, не веря своим глазам. – Мама дорогая, действительно… да еще кабриолет!
Здоровенная выштамповка под запасное колесо на крышке багажника и характерная эмблема – дирижабль в круге – свидетельствовали о том, что перед ним действительно знаменитый Opel Kapitan конца тридцатых, причем в удивительном сохране: уж в этих делах Ян, давно помешанный на теме авторетро и знакомый с некоторыми московскими коллекционерами, разбирался довольно хорошо.
Скользнув вдоль левого борта почтенного авто, Климов остановился. Водительская дверца была закрыта, стекло – поднято. Пару раз дернув ручку, он понял, что надо снова искать ключи. Но где? На связке у него ничего похожего на маленький автомобильный ключик, да еще и с опелевской эмблемой, не было.
Ключи нашлись легче, чем он мог себе представить. Над серьезным, цеховым верстаком с тисками, который стоял у стены слева, висел аккуратный самодельный шкафчик. Сбоку хозяин привинтил десятка два одежных крючочков для всякой ерунды типа ножниц, мелких съемников и прочего, что нужно в хозяйстве постоянно, – там и висели ключи с каким-то замысловатым серебристым брелоком. Прежде чем соваться в личинку замка, Ян на всякий случай сунул оба ключа в банку с автолом, стоящую под верстаком.
Замок открылся легко. Разрывая паутину, Ян потянул на себя дверь, и в нос ему ударила легкая затхлость. Он ожидал увидеть изуродованный советскими приборами и полугнилой салон, но внутри древний «Опель» выглядел почти как новый. По всей видимости, ездил хозяин редко, а времени на возню с машиной ему хватало. И он ее очень любил, в этом не могло быть никаких сомнений. Судя по дому, мебели и остаткам одежды, товарищ инженер зарабатывал совершенно сумасшедшие деньги… и уж явно мог выбить себе в профкоме сперва «Победу», а потом и «Волгу», однако оставался верен «Опелю», приобретенному, скорее всего, сразу после войны. А может, и привезенному из Германии?.. Под капотом стояла «родная» рядная шестерка на два с половиной литра, старый советский аккумулятор и – ничего лишнего. Ходовая также оказалась родной, только вот шины – чуть более широкие, чем полагалось, Goodyear годов семидесятых заставил Климова поднять в удивлении брови. Откуда он их взял?.. Потрогав пальцами обросший паутиной серый тент, Ян все же вздохнул. Тент шили уже в СССР, причем в три слоя, для уральского климата. Это снижало продажную цену авто, но с другой стороны, а стоило ли его продавать? Климов испытывал сильнейшее желание дернуть аккумулятор со своего «Транзита» и попытаться завести поразительную находку, но опыт говорил ему, что делать этого нельзя. Сперва нужно вывернуть свечи, залить в цилиндры смесь «синтетики» с керосином и оставить на недельку – а вот потом, после тщательной внешней ревизии двигателя, можно и попробовать.