…Год 1928-й. В Москве проходит первая Всесоюзная спартакиада, задуманная как альтернатива «буржуазным» Олимпийским играм. Составная часть Спартакиады – «красный мундиаль» по футболу. Звезда этого «мундиаля» – команда «Красной Федерации спорта» Уругвая, ставшая вице-чемпионом Спартакиады. Пожалуй, самый занятный газетный отчёт – о матче Уругвай – Украина. Газета «Правда» писала: «…На пятнадцатой минуте второго тайма вратарь Украины Норов, спасая команду от гола, бросается в ноги уругвайскому нападению. Благодаря быстрому и резкому темпу игры центр-форвард Уругвая налетел на Норова и невольно нанес ему очень сильный удар в грудь и челюсть. Норова вынесли с поля в бессознательном состоянии. На двадцатой минуте без чувств выносят игрока уругвайской команды».
При чём тут разведка? Минуточку терпения.
Итак, ещё в отчётах о пребывании этой рабочей сборной Уругвая в СССР находим занятные детали, связанные с профессиональной и партийной принадлежностью южноамериканских футболистов. Согласно записям в архиве Спортинтерна (спортивное «крыло» Коминтерна), в Москву тогда приехала команда из уругвайского Монтевидео в составе, в частности, слесаря, вулканизатора шин, трех каменщиков, двух сапожников, столяра, маляра, типографского наборщика, ломового извозчика, водопроводчика и продавца газет. При этом когда у уругвайцев было еще и турне по Волге и Дону, то газета «Нижегородская коммуна» специально сосчитала, что в составе южноамеркианской команды – восемь членов компартии. Но вот когда в материалах Коминтерна дело доходит до фамилий уругвайских игроков, то уже ты сам получаешь «удар в грудь и челюсть». К игрокам – членам комсомола в документах Коминтерна отнесены игроки Мажо, Ландера, но и некто с совсем не креольской фамилий «Кравченко Е.».
Возможно, опечатка. Но если обладать многими «лишними знаниями», так и хочется предположить, что уже в 1928 г. мы видим в документах Спортинтерна то, о чём известно о «Красной капелле». А именно у Леопольда Треппера было два офицера советской военной разведки, которые передвигались по Старому Свету начального периода Второй мировой войны под видом как раз нейтралов-уругвайцев. Это те, кого Треппер называет «Михаилом Макаровым» и «Виктором Сукуловым». Они жили в Европе по уругвайским паспортам на имена, соответственно, «Карлос Аламо» и «Винсенте Сиерра».
И тут сразу так и хочется задать вопрос: не был ли «Кравченко Е.» одним из них? Не был ли он слушателем разведшколы, которого приставили к простодушным уругвайцам (слесарю, каменщикам, ломовому извозчику и т. д.), чтобы отшлифовать тот диалект испанского языка, на котором говорят на берегах Ла-Платы, и набраться уругвайских манер? Разберем эту ситуацию.
Возьмём паспорт № 4643, выданный уругвайским консульством в Нью-Йорке на имя Винсента Сьерра, родившегося 3 ноября 1911 г. По такому паспорту в Европе жил тот, кого Треппер в своей книге «Большая игра» называет «Виктором Сукуловым», но на самом деле Анатолий Маркович Гуревич. Паспорт был подобран хорошо. Сам Гуревич родился в Харькове всего на два года позже, чем «Сьерра»: 7 ноября 1913 г. А значит, на момент проведения Спартакиады в Москве (когда рядом с уругвайской сборной по футболу появляется «Кравченко Е.») ему было 14 лет. Мог он в этом возрасте играть во взрослой команде? С натяжкой. А учиться в разведшколе? Даже в СССР – нет.
Второго своего «уругвайца» Треппер, кстати, сразу называет правильным именем. «Карлос Аламо» – на самом деле Макаров, Михаил Варфоломеевич Макаров. Родился в деревне Тетюши Казанской губернии в 1915 г. То есть на момент истории с «Кравченко Е.» на Спартакиаде был ещё младше.
Однако, не называя имён, Треппер пишет ещё о четырех «уругвайцах» в «Красной капелле». Может, один из них и был таинственным «Кравченко Е.»? Здесь простор для предположений шире. Особенно учитывая тот факт, что за три года до Спартакиады, в 1925 г., во французскую компартию вступает некто Робер Бек, чьё имя не раз и не два всплывёт в той главе нашей книги, что будет посвящена первой же совместной операции спецслужб СССР и Британии операции «Ледоруб-I». А жена Бека… Когда её освободят из концлагеря Маутхаузен, в её деле аккуратно запишут: родилась 22 сентября 1902 г. в Монтевидео. То есть настоящая гражданка Уругвая. Тоже просто совпадение?
Действительно, по ходу сбора материала для этой книги нам предстояло масса открытий. И отнюдь не все они оказались факультативными.
Наш метод
Личности тех, кто по соглашению НКВД-SOE прибыл в Британию из СССР и кого из Англии переправляли на континент, были по британским источникам известны в нескольких вариантах.
С одной стороны, многие из них прибыли в Соединенное Королевство по советским паспортам, в которых значились под русскими именами и фамилиями: «Анна Успенская» и «Михаил Белов», «Анна Фролова» и «Иван Данилов», «Елена Никитина» и «Степан Сидоров» и т. п. Пока они были в Англии, британские спецслужбы приложили немало усилий к тому, чтобы выяснить их истинные личности. Как мы еще расскажем, были и негласный осмотр личных вещей, и щедрые подношения алкоголя (в том числе перед вылетом на задания). Однако многие советские разведчики так и улетели на континент, не раскрыв свои личности британским властям.
С другой стороны, откуда же в британских архивах всё-таки значатся и их нерусские имена и фамилии? Как мы уже сказали, кого-то разговорили еще в Англии, а кто-то, будучи переправленным на континент, попал в лапы гестапо и под пытками всё-таки называл свои «истинные» имена. Но как видите, мы слово «истинные» ставим в кавычки. Они стали известны в том числе от штурмбанфюрера СС Копкова, когда он попал в руки британских спецслужб. Но ведь допрошенные им советские разведчики вполне могли называться другими именами.
В конце концов, в истории советской разведки известен случай, когда арестованный уже в годы холодной войны в США Вильям Фишер назвался «Рудольфом Абелем», чтобы таким образом дать знать «Центру», что его не раскрыли. Характерно, как и Леопольд Треппер радовался тому, что, будучи арестованным как «Жан Жильбер», он понял: даже найдя паспорт на его настоящее имя, его следователь (он, в свою очередь, после войны попадет в руки НКВД), так и не выяснил для себя его партийную кличку «Лейба Домб». А значит, Треппер так и не был связан в расследовании гестапо с довоенными операциями Коминтерна, которые открывали бы немцам глаза и на другие его связи. В свою очередь, соратник Треппера по «Красной капелле» Ками сказал немцам, что он якобы лейтенант Советской армии «Антон Данилов».
Вот и в отношении участников советско-британской операции «Ледоруб» есть вопрос: где и как арестованные советские разведчики попросту «пудрили мозги» нацистским следователям, уводя их от истины, а где те потом соединяли имена, псевдонимы, события и временные отрезки для собственной выгоды? И где, как следствие, современные исследователи, по привычке веря в немецкую педантичность (да ещё и помноженную на нацистскую фанатичность), позволяют этим давно мёртвым нацистам водить за нос уже нас сегодняшних?
В этой связи мы пришли в РГАСПИ со всей совокупностью имён, ставших известными британцам (или британцам от немцев). Нам пошли навстречу и выудили из бездонного океана личных дел, кажется, всё. То есть для нас выискивали личные дела и по реальным именам, и по паспортным, и по кличкам-псевдонимам.
Про «Елену Никитину»/Эльзу Ноффке мы уже упоминали выше. Повторяем, что мы посвятим ей отдельную главу, а в амбаре «Гибралтар» на бывшей авиабазе «Темпсфорд» мы установили временную табличку в честь её и её боевых подруг, использовав их и европейские, и русские имена и фамилии.
«На фамилию ДЮРРЕ Отто по швейцарскому паспорту 25 сентября 1938 г. приехал ЛЁШЕЛЬ Франц (ДОННЕР Франц), родился в 1913 г. в Австрии… В данное время находится в нашем распоряжении».