Так почему же с ней не так?
Я сказал себе, что жесткая критика – это именно то, что нужно этой девушке. Не то чтобы я вытащил эту критику из своей задницы. Ее персонажи были стилизованы, формальны и совершенно нереальны. Написание реалистичных персонажей, очевидно, ее слабое место. Конечно, я не ожидал ничего другого от девушки, которая столь невинна, как она.
Обеспокоенный чувством вины за то, что был настолько жесток с ней, я не сразу замечаю, что она стоит там с какой-то татуированной и частично побритой девушкой в драных джинсах.
Девушкой, в точности противоположной той, с кем я ожидал увидеть Пьюрити. Черт, я вообще не ожидал, что Пьюрити будет здесь: в притоне с пиццей, бильярдными столами, дротиками и пивом.
У ее отца, вероятно, случился бы инсульт, узнай он, что она была здесь.
Я не совсем уверен в том, что татуированная девушка и Пьюрити подруги, пока девушка не берет руку Пьюрити в свою, и не ведет ее в направлении пустого столика в другой стороне комнаты.
Да уж, херово. Возможно, Пьюрити можно дать надежду, в конце концов.
Знаете, я не папочкина дочка.
Судя по тому, как Пьюрити улыбается и кивает татуированной девушке, я понимаю, что, должно быть, недооценил ее. Может быть, она не так тщательно слушалась отца. Может быть, она не настолько ограниченная, как я предполагал.
В конце концов, я не видел девушку много лет. Возможно, я сделал свои выводы о человеке, основываясь исключительно на ее одежде и манере поведения, а также на том, что она – дочь Алана.
Это делает меня чертовски поверхностным, верно?
Она смотрит в мою сторону, и осознание освещает ее лицо. Ну, освещает – это не совсем правильный термин для этого. Похоже, она не очень-то рада видеть меня.
Она определенно не сильно рада видеть меня.
Ее глаза сужаются, а выражение лица превращается в маску.
Это охренеть как неловко.
Я киваю ей. Профессионально, повседневно киваю. Это кивок, который говорит о том, что я определенно, ни в коей мере, виде и форме не побежал обратно в свой кабинет после той первой пары дрочить из-за ее пухлых и милых губок. Это кивок, который говорит, что я никогда не представлял ее губы, обернутые вокруг конца моего члена, или ее голову, двигающуюся вверх и вниз по моей длине. Но это не говорит о том, что я не виноват в подобных фантазиях с ней в главной роли, потому как знаю, насколько она молода, неопытна и невинна.
Профессионально.
Подходяще.
Уместно.
Повторяю я себе как мантру, пока Пьюрити садится за столик напротив ее подруги, и я стараюсь не смотреть на нее как распутный мерзавец, хотя и чувствую себя таковым. Пьюрити что-то говорит своей подруге, и та кидает на меня дерзкий взгляд. На секунду, у меня появляется иррациональная мысль о том, что ее подруга догадывается о моих грязных фантазиях о Пьюрити, но это смешно.
Пьюрити, должно быть, сказала своей подруге, какой я мудила.
Это ненамного, но лучше, чем быть извращенцем.
Еще одна волна боли бьет меня за мое поведение, но я отодвигаю ее. Вот как это должно быть. Быть мудаком – значит держаться от нее подальше.
Я держу ее в безопасности.
Возвращаясь к ноутбуку, я вынуждаю себя сосредоточиться на письме. Но когда я начинаю печатать, мне совсем не нужны силы. Я подпитываюсь каким-то неизвестным импульсом, который не могу объяснить. Я не знаю почему, но мне начинает казаться, будто, когда я вижу Пьюрити, тогда открываются врата творчества, и я пишу. Но это смешно.
Тем не менее, я теряю себя в письме, слова текут, пока я не заполняю две страницы. Затем поднимаю глаза вверх, когда Дин возвращается к моему столу с хитрым выражением на лице.
- Не говори мне, что с моей пиццей что-то не так, - говорит он, скрещивая руки на большой груди.
- Черт, - бормочу я. – Я так отвлекся, что даже не думал о пицце, Дин.
Он качает головой.
- Если бы я не знал тебя так долго, сколько ты сюда приезжаешь, Гейб, это было бы чертовски обидно.
- Если я введу тебя в свой роман, это исправит положение? – шучу я.
Дин Сникерс.
- Не делай меня одним из твоих сраных сюси-пуси эмоциональных мужиков.
- Я думал, ты не читал моих романов.
- Только не зазнайся. Моя жена заставляла меня, когда они читали твои книги в ее литературном клубе. Обычно я не читаю женскую литературу.
- Художественную литературу, - поправляю я. Частью того, почему мне нравится приезжать сюда, является то, что Дин может поливать меня дерьмом, а я делаю это в ответ. Это напоминает мне о морских днях.
- Без разницы, - издевается он. – Сделай меня злодеем или типа того.
- Ну, это вряд ли получится.
- Ты хочешь, чтобы я упаковал пиццу в коробку или как? Ты сегодня как-то засиделся.
Я смотрю на часы. Проклятье.
- Черт возьми, Дин. Я не думал, что уже почти семь. Ты должен был выгнать меня из кафе, если тебе было нужно.
Обычно я ухожу отсюда в районе шести вечера, до того, как здесь появится толпа студентов, которых Дину нужно будет обслужить. Я стараюсь избегать мест, где тусуются подростки, так как нет ничего более неловкого, чем натыкаться на своих пьяных студентов в городе. Но если бы я избегал всех мест, где они тусуются, я бы пропустил некоторые из лучших притонов в этом городе.
- Ты думаешь, что я какая-то фиалка, которая не может сказать тебе, нужен ли мне столик или нет? Если бы я хотел, чтобы ты освободил столик, я бы выгнал тебя из-за гребаного стола, - он делает паузу. – А вот теперь я выгоняю тебя.
Я смеюсь.
- Дай мне коробку, - говорю я ему, закрывая ноутбук. – Я должен вернуться домой и выгулять Хэми. Я не обратил внимания на время.
- Писатели, - бормочет он, тряся головой, пока уходит.
Когда он заходит на кухню, я не могу не посмотреть через всю комнату на столик, где сидит Пьюрити и ее подруга. Я прилагал максимум усилия, чтобы игнорировать их, но я не могу проигнорировать двух парней, сидящий у стенда и болтающих с ними.
Двое парней, одетых в бейсболки задом наперед и застиранные футболки с принтами в виде греческих букв. Точнее, двое пьяных сопливых мальчишек.
Мне нужно взять пиццу, ноутбук, пойти домой и погулять с Хэми. Вот что сделал бы нормальный профессор.
Я должен игнорировать двух дебилов, которые явно пытаются подкатить к Пьюрити и ее подруге. Вот что сделал бы профессор, не имеющий личной истории с одной из своих студенток.
Я должен оставить это как есть.
Что это, ревность? Я понимаю, что смотрю, как один из парней шутит, а другой ржет, толкая локтем того, который пошутил. Два дегенерата.
Но я ничего из этого не делаю. Вместо этого, мне интересно, как долго они будут разговаривать с девушками. Интересно, во вкусе ли Пьюрити кто-то из них.
Один из них откидывается и опирается предплечьями на верхнюю часть сидения позади Пьюрити. Его близость с ней немедленно посылает прилив раздражения сквозь меня, которое я не могу рационально объяснить. Когда он наклоняется к ней и прикасается к ее плечу, говоря что-то, чего я не могу разобрать, мое раздражение быстро усиливается.
Я злюсь.
Я еще сильнее злюсь, когда она отклоняется в сторону, отодвигаясь от него. Ей явно некомфортно, и он виновен в этом. Мне не нравится то, что он стоит рядом с ней, мне не нравится то, как он наклоняется к ней, и мне определенно не нравится то, что он прикасается к ней.
Теперь я совсем в смятении.
Я встаю, прежде чем подумать о последствиях. Если бы я продумал последствия, то понял бы, что это был глупый, нелогичный, плохо продуманный выбор. Он включает в себя ненужное количество внимания к профессору, который вмешивается в личную жизнь одной из студенток очень сомнительным способом.
Очень сомнительным, учитывая те вещи, которые приходили ко мне в голову конкретно об этой студентке.
До того, как осознать ситуацию, я стою у их столика. К моему огромному облегчению, я физически ничего не делаю этому придурку и не мешаю ему прикасаться к Пьюрити, но только потому, что как только он видит, что я приближаюсь, то сам убирает руку.
- О, э… - заикается он, пытаясь прочистить горло. – Я не знал, что ты здесь со своим отцом.
Пьюрити заливается глубоким оттенком красного.
- Это не мой отец.
Ее подруга издает громкий хрюк, прикрывая рот ладонью. Потом она смотрит на меня, поднимая брови.
- Это не ее отец. Это известный профессор Райан.
Подруга чертовски пристально смотрит на меня, и это означает, что Пьюрити рассказала ей о моем отзыве. Но она не смотрит на меня как на извращенца, что означает – Пьюрити не рассказала ей о том, как я искоса наблюдал за ней.
То, как она скрещивает руки и кидает защитный взгляд на Пьюрити, заставляет меня почувствовать тепло. По крайней мере, у Пьюрити есть хоть кто-то, кто присмотрит за ней, кто, очевидно, может позаботиться и о себе тоже.
- Что ж, - говорит с сарказмом парень. – Мы будет за бильярдным столом. Если вы захотите потусоваться, приходите. Конечно же, если ваш отец даст вам разрешение. – Он делает жест рукой в сторону другого сопляка, будто они двое – самые умные люди в мире, прежде чем уйти в сторону бильярда.
Пьюрити с яростью смотрит на меня.
- Что вы здесь делаете?
- Да, профессор, - говорит подруга Пьюрити обвинительным голосом. – Это у вас привычка такая, прерывать всех ваших студенток, пока они пытаются познакомиться с парнями?
- С парнями? – я не могу сдержать удивление в своем голое. – Это то, что происходило здесь?
Подруга Пьюрити громко фыркает.
- С этими парнями? Да, верно, - она делает паузу. – Но они не в моем вкусе. Правда, может, они понравились Пьюрити. Без обид.
- Мне? Что? Нет, меня они не заинтересовали. Я имею в виду, связываться с ним – эм… нет, спасибо, - она останавливается, делая глубокий вдох, пока ее щеки приобретают более яркий оттенок красного. – Вообще-то… мне нужно в туалет. Увидимся в классе, профессор Райан.
Она пододвигается к краю сидения и встает, но теряет равновесие. Я оборачиваюсь к ней, и она спотыкается.
Прямо об меня.
Она падает на мою грудь, громко охая, когда ее тело прижимается к моему. Мои руки автоматически хватают Пьюрити, и на секунду я держу ее тело напротив своего, пока она смотрит на меня.
Все замирает.
Кажется, что время замедлилось, по крайней мере, окружающий мир. Я держу ее, и она смотрит на меня широко распахнутыми глазами, волосы струятся по плечам.
В тот момент, когда моя кожа прикасается к ее, словно разряд тока проходит между нами, возбуждение мгновенно охватывает нас. Это худшее клише в мире, но это единственный способ описать то, что происходит между мной и Пьюрити. Я без сомнения знаю, что она тоже чувствует то же самое, потому что вижу это в ее глазах.
Почти непреодолимое желание поцеловать ее, здесь и сейчас, посреди кафе, заполненное не пойми кем, вспыхивает во мне. И как будто она умеет читать мысли, ее голова слегка поднимается к моим губам.
Я почти это делаю.
Я почти что, блядь, целую эту девушку.
Затем я быстро прихожу в себя, потому что ни за что не должен целовать эту девушку.
Девушка – ключевое слово.
Студентка – другое слово.
Я не могу поцеловать ее посреди общественного места, как обычную женщину, которая не является моей студенткой или дочерью моего бывшего друга.
Я отпускаю ее, и она просто стоит там какое-то мгновение, моргая несколько раз, прежде чем прочищает горло и, поворачиваясь, практически бежит в сторону задней части кафе.
Подруга Пьюрити бросает на меня взгляд, она поднимает брови и делает глоток содовой.
- Ну и дерьмо, - говорит она. – После этого, думаю, что мне нужна сигарета.
Нам обоим.
10
Пьюрити
Я бегу в туалет, двигаясь настолько быстро, что сбиваю женщину. Не останавливаюсь, бормочу извинения.
Все как в тумане.
Все размыто из-за того, что произошло между мной и мистером Гейбом.
Ничего страшного, говорю я себе. Ничего. Я просто слишком резко подскочила, у меня закружилась голова, и я наткнулась на него.
Я наткнулась на его грудь, на его очень твердую, очень мускулистую грудь, и чуть было не протянула руку, чтобы дотронуться до него.
Затем он положил руки на мои предплечья и крепко прижал меня к себе, так, что никакого пространства не осталось между нами, что заставило меня еще больше пошатнуться.
Все это длилось недолго, не больше пары секунд, поэтому ресторан не оказался в шоке и в ужасе скандала, но мне показалось, будто он держал меня целую вечность. Я находилась в его руках, мое тело прижималось к его телу, и у меня было странное ощущение принадлежности этому человеку.
На мгновение я была полностью уверена в этом.
Затем я быстро пришла в себя, потому как поняла всю нелепость моих мыслей. Это просто смешно.
Но на самом деле мне не смешно. Я задыхаюсь, вдыхая воздух маленькими глотками, из-за чего мне даже приходится остановиться в задней части коридора и отдышаться. Пульсация между ног настолько сильна, что я не могу сосредоточиться на чем-то другом.
Под платьем мои трусики мокрые.
Такого никогда не случалось.
Я никогда не допускала такого раньше. Меня учили, что грязные мысли, те, которые посылают тепло между ног, те, которые возникают у меня при мысли о мистере Гейбе – это грех. Я не могу остановить фантазии о том, как глажу торс мистера Гейба и опускаю свою руку к низу его живота. Да помогут мне небеса, Господи.
Образ моего отца за кафедрой мелькает в голове: «Берегите свои умы от грязных мыслей. Они от дьявола, он просто является в соблазнительном обличии».
Вот что сказал бы он. Точнее то, что говорил.
Я не могу представить себе более соблазнительную и заманчивую форму дьявола, чем мистер Гейб. Его лицо красивое и точеное, словно у кинозвезды. То, как он смотрит на меня – самодовольно и хитро, будто знает все мои тайны, заставляет мурашки бегать по моим рукам. Его губы…
Нет.
Хватит. Возьми себя в руки, Пьюрити. Тебе не нужно думать о губах мистера Райана.
Губы мистера Райана.
Я повторяю это снова и снова: профессор Райан, профессор Райан, будто если я повторю его имя достаточное количество раз, то забуду о нем.
- Ты следила за мной, Пьюрити?
Я вздрагиваю, отчасти потому, что голос, исходящий из ниоткуда меня пугает, но и потому, что его голос – будто из моих мыслей.
Моих не очень невинных мыслей.
Поворачиваюсь к нему лицом. Мое сердце учащенно бьется, словно я только что пробежала марафон. Кажется, я не могу дышать, не в тот момент, когда он стоит в этом коридоре, глядя на меня так, как он это делает.
Выражение его лица посылает дрожь по всему моему позвоночнику, но не от страха. Жар мчится сквозь меня, когда он рядом. Я переминаюсь с ноги на ногу, сжимаю бедра вместе и молюсь о том, чтобы чувства, происходящие внутри меня, остановились.
Проблема в том, что я не уверена, хочу ли я, чтобы эти ощущения прекратились.
Думаю, мне это нравится.
- Пьюрити?
- Эм… что? – заикаюсь. Я слышала, как он задал вопрос, но не могу осмыслить, что он сказал. Потому как мои уши хоть и слышали что-то, мой разум направлен на его губы, которые говорят со мной.
Я не могу перестать думать о том, как могли бы ощущаться его губы и щетина на моей коже.
Профессор Райан оглядывается через плечо, а затем идет ближе ко мне по коридору. Инстинктивно я делаю несколько шагов назад, но останавливаюсь, когда понимаю, что стою почти у стены.
Почему мысль о том, что он прижимает меня к стене, только усиливает пульсацию между ног?
- Ты следила за мной, Пьюрити? – повторяет мистер Райан. Он стоит так близко, что это почти непрофессионально. По крайней мере, я так думаю, потому что мои веки невольно трепещут, когда вдыхаю его аромат. Он воспользовался лосьоном после бриться, и запах едва ощущается. Он мужской, но не настолько сильный, как одеколон. Я чувствую намек на запах пиццы, доносящийся из ресторана, и это меня настолько пьянит, что я едва могу думать.