– Возьми себя в руки наконец! Жизнь еще не кончилась. Они всегда останутся с нами, понимаешь, всегда! Никто не забыл и никогда не забудет. Но это еще не конец, понимаешь?
Олег только вчера прилетел из Астрахани специально, чтобы поговорить с братом. Они сидели в маленьком автовокзальном кафе, выпив по две чашки кофе, но ему никак не удавалось растормошить Сергея и вытянуть его на откровенный разговор. За окном, как будто мстя за упущенный дождливый май, ярко светило и переливалось солнце. Сергей молчал, без особого интереса наблюдая, как рядом за столик усаживалась молодая семья. Жена о чем-то раздраженно выговаривала мужу, почему-то злясь и часто повторяя восклицание «Ты!»; муж вполголоса огрызался, потихоньку начиная закипать. Сынишка – мальчуган лет семи, видимо, давно привыкший к подобному, спокойно «ерзал» глазками по сторонам.
– Ты думаешь, Ленка бы обрадовалась, глядя, как ты себя пытаешься загнать в гроб? Я видел многое, Сергей, в море тоже случаются трагедии, но мужик просто обязан стиснуть зубы…
Олег в отличие от некогда уволившегося из армии брата-танкиста служил в бригаде морской пехоты, был подполковником и изредка бороздил Каспий на учебно-боевых выходах.
– Ты не хочешь открыть рот и сказать мне пару слов? Ау, Сергей! Ты дома? – Олег помахал перед глазами брата рукой. Сергей вздохнул и перевел взгляд в окно.
– Слушай, – Олег хлопнул брата по руке, – а давай ко мне, а? Галка будет очень рада – когда ты был у нас последний раз? Сейчас самое время – лето, солнце! У нас лучше, чем в Крыму, – пальмы, кокосы, лианы! Возьми отпуск за свой счет – я оплачу. Ну? Море, пляж, гориллы, по требованию – крокодилы и негритянки!
Сергей молча смотрел в окно. От остановки, лязгнув закрывшимися дверцами, отъехал очередной автобус. Часть Олега располагалась хоть и у моря, но далеко за Астраханью, и, кроме каменистой гальки, мешаного суглинка да поросшей полынью степи, там ничего не было.
Олег вздохнул и перевел взгляд в окно. Город, уставший от долгой череды промозглых дней, теперь, казалось, разомлел и сонно «щурился», всеми фибрами парков, аллей и переулков впитывая в себя летнее тепло и солнечный свет. Улицы пестрели от тут и там разбросанных палаток с овощами и фруктами, напитками фанта и кока-кола, шоколадками «Баунти» или «Сникерс», мороженым, гриль-печками, шашлычницами, лотками для продажи книг и журналов. Деревья «пылали» во всей красе зеленеющей листвой, еще не успевшей покрыться городской пылью и копотью от смога бесчисленных машин. Частыми снежинками, нарочито стараясь попасть в рот, нос или глаза, плавно вздымаясь и опускаясь, кружился тополиный пух.
– Что-то с нами происходит, Олег, – наконец тихо проговорил Сергей, не отрываясь от окна. – Мы все здорово что-то теряем…
– О чем ты? – Олег с надеждой посмотрел на брата.
– Не знаю. Любовь в семье. Не страсть. Не секс. Любовь.
Олег промолчал.
– Мы ведь были другими раньше. Пусть даже сотни лет назад… Это разве прогресс нас так изменил? Куда ушло то, чем мы были знамениты, – терпение, милосердие и сострадание? Когда-то любой уставший путник был гостем в наших домах… Где теперь берет начало наш так расхваленный Западом дух?
Вопрос был риторический, да Сергей и не просил ответа.
– Мы совсем разучились принимать друг друга такими, какие мы есть. Мы постоянно упрекаем, стараемся переделать и воспитать друг друга, как именно нам, с нашей точки зрения кажется лучше. Мы хотим по-большому своего счастья, а не счастья другого. Где наша терпимость к недостаткам? И плюс к этому – ненасытная жажда зарабатывать больше, погоня за деньгами совсем увели покой и добродушие из наших домов. Не так?
Олег почесал голову. Вот так задвинул, ну и тема…
– По статистике, сегодня больше половины семей распадаются в первые годы супружества, а из оставшихся многие живут, просто привыкнув и притершись друг к другу. – Сергей кивнул в сторону молодой четы с мальчуганом. – Ты сам только вчера жаловался Лукинцу: «Моя грымза тоже пилит – куда тебе с твоими копейками. Вот Парченко – он директор фирмы…»
Олег усмехнулся:
– Философ… Где ты видел всегда довольных жен?
Сергей опустил голову. Олег запнулся – да, Ленка. Она старалась быть всегда довольной…
– Не сгущай краски, братишка, есть еще отзывчивые люди. И счастливые семьи тоже. Хотя, конечно, в чем-то ты и прав, время другое…
Сергей поднял глаза:
– В этом и проблема нашего времени. Где-то там есть. Другие. Почему не мы?
Олег задумчиво смотрел на брата. А он молодец. Смотрит в корень. А думал, что помрачен… Потом отодвинул чашки из-под кофе в сторону и положил руку Сергею на плечо:
– Не терзай себя. Не мучай снова и снова свою голову и душу. Смирись с этим. Ленка была отличной женой, и поверь, Сергей, там, где она сейчас, ей наверняка намного лучше. И детям тоже. Ты только верь в это.
– Только не надо про Бога, Олег. Не надо. Тогда скажи, почему это произошло? Кому там, наверху, это было нужно? Чем мешала Ленка и маленькие Саша с Машей этому миру? Кого обидели, над кем надругались? Ленка, кстати, тоже верила… Зачем все это случилось?
Сергей поставил локти на стол и сжал руками опущенную голову. Сердце защемило, отдавая тяжестью в груди и пустотой тоски в голове…
– Быть может, затем, чтобы ты это понял? – тихо проговорил Олег. – И научился сам?
– Я и так понимал. И многому учился… Ладно, пойдем отсюда. Я пока покурю на улице.
Олег задумчиво смотрел на ссутулившуюся спину Сергея – открылась и закрылась, громко хлопнув, стеклянная дверь.
– Тогда, может, затем, чтобы научил этому других… – тихо проговорил он вслед.
Часть 1
Глава 1
Автобус, оставив за собой завесу пыли, прогрохотал по деревянному настилу мостика и скрылся за деревенской церквушкой. Запыхавшийся Сергей сплюнул с досады и погрозил вслед кулаком, как будто водитель «пазика» мог его увидеть. Опоздал… Сергей вздохнул и огляделся. Раздольное…
Небольшой, местами асфальтированный деревенский центр, каких многие и многие тысячи, «спорящие» друг с другом неторопливостью и умеренностью сельского уклада жизни. Слева, под огромным раскидистым вязом, примостился поселковый магазинчик, поблескивая на солнце зарешеченными окнами и закрытой дверью с большим навесным замком. Продавщица явно выскочила на несколько минут выгнать корову или что-нибудь в этом роде. Справа, за небольшим деревянным мостиком, блестела крытая новой нержавейкой маленькая приходская церковь.
В тени автобусной остановки, выложив нехитрый домашний скарб на табуретки и прислонив мешок с семечками, на него с любопытством поглядывали пара сельских старушек.
– Не скоро следующий? – Сергей посмотрел на часы и с надеждой перевел взгляд на бабушек.
– Часа через три, не раньше. Нынче они редко ходят. Не хочешь творожку? Свеженький. И сметанка своя, да ты попробуй. – Словоохотливые бабули не прочь были и просто поболтать о том о сем.
Сергей вздохнул и посмотрел на небо – из-за магазина надвигалась тяжелая темная пелена – явно быть хорошему ливню. Недаром в воздухе такая духота… Издалека, из-за видневшегося за домами в перспективе леса, донесся гудок далекой электрички.
– Далеко до станции?
– Да нет. Через мостик направо, по проселку через поле, потом лес, прямо по тропке. Дорога хоженая, километра три с гаком…
– Спасибо.
Сергей еще раз поглядел на хмурившееся небо и, подавив вздох, зашагал к мостику.
Раздольное. Последний год он часто бывал здесь, правда, не задерживаясь в самой деревеньке. Здесь, к северу за крайними домами на взгорке, скрытое развесистыми вязами и путаной ольхой, примостилось деревенское кладбище. Земля, давшая приют трем мал мала меньше ухоженным могилкам, не раз принимала слова скорби и давала хоть какое-никакое утешение тосковавшему сердцу. Здесь можно было сказать все, что волнует и беспокоит, о чем думается и мечтается, здесь создавался родной уголок – маленькая тень напоминания о былой дружной и сплоченной семье. Здесь была родная, близкая Ленка и малюсики-дочки, и это место порой казалось больше домом, чем пустая квартира, терзавшая пустотой и безголосостью. Три маленькие могилки, обнесенные железной оградкой, принимали вздохи и «слова» молчания, вместе вздыхая и согласно молча, согласно понимая и согласно соглашаясь, создавая иллюзию нерушимости и единения. Здесь легче, «советуясь», думалось и размышлялось.
Сергей бывал тут каждые выходные, но ему еще не приходилось опаздывать на автобус и добираться до города на электричке. Так началась та цепочка случайностей, которая круто изменила его и без того круто измененную жизнь, заставляя задуматься о первопричине и «случайности» случайностей. Или это началось еще раньше, когда он познакомился с Ленкой?
Накатанная колея деревенского проселка плавно изгибалась, охватывая поле с начавшей подниматься рожью. С другой стороны шумел мешаный березово-осиновый лесок, больше похожий на кустарник. В глубине в просвете между деревьями мелькнули низкий забор и окна стоявшего на отшибе хуторка. Впереди, над еще далеким лесом, в быстро потемневшем небе ярко полыхнула молния, и над головой прокатился раскатистый перекат грозного летнего грома.
Сергей с опаской посмотрел вверх и ускорил шаги. До станции явно не успеть, хотя бы добраться до леса… Не успел. Через несколько шагов упали первые и сразу крупные капли дождя, и вдруг неожиданно ударил град, больно стегая открытые руки и голову. Сергей выругался и, не выбирая дороги, напрямую через лесок, рванул к видневшемуся среди деревьев хуторку. Град усилился, по листьям березняка били крупные, размером с хорошую фасолину, градины. Сергей перемахнул через забор и навалился на дверь небольшого приземистого домика, крытая старым шифером крыша которого гремела от отскакивающих льдинок. Незапертая дверь легко поддалась, в темных сенях он остановился и отдышался.
Перед ним темнела обитая войлоком и деревянными планками крест-накрест дверь с обычным в деревнях язычковым замком. Сергей зябко передернул мокрыми от дождя плечами, постучался и вошел внутрь:
– Здравствуйте…
Двое мужчин, что-то рассматривающих на столе у окна, обернулись и удивленно уставились на него:
– Здоров…
– Дождь и даже град. Можно переждать?
– Проходи…
Крепкий на вид, с широкой бородой старик многозначительно посмотрел на второго, помоложе:
– Вот примерно об этом я и говорил.
Второй, со светлыми волосами и не такой крепкий на вид, глянул на Сергея и равнодушно махнул рукой.
Сергей огляделся – обычная деревенская изба, разделенная надвое – напротив виднелась закрытая дверь на вторую половину. Слева, у большой печи, суетилась хозяйка в почти сдвинутом на затылок платке. Справа, под окнами, тянулась широкая лавка, наполовину уставленная пустыми чугунками, крынками с молоком и сливками или сметаной, пакетами с творогом, марлей с твердеющим сыром «под спудом» и тазом с нагретой для мытья посуды водой. В углу над столом – задернутый узорчатой занавеской скромный иконостас.
Старик и молодой у стола разглядывали широкую, потемневшую от времени доску, поворачивая ее разными ракурсами на свет от окна.
– Садись к столу, не стесняйся.
Сергей присел на лавку, пригладив рукой мокрые волосы и продолжая оглядываться. Широкобородый, прищурившись, отводил доску на вытянутую руку и тихо причмокивал языком, усиленно стараясь что-то рассмотреть, потом подносил почти к самым глазам и, надев очки, трогал ногтем темную краску. Светлый заглядывал ему через плечо и беззвучно шевелил губами. Наконец старик положил доску на стол и, сняв очки, наклонился к окну:
– М-м-мда, погодка…
Молодой ухмыльнулся, глядя на Сергея:
– С проселка? По дороге не забило?
Сергей вежливо усмехнулся и тут только заметил третьего, который полулежал на широкой деревянной кровати напротив, за печкой. От двери его видно не было. У него было волевое лицо немолодого, битого жизнью человека, какой-то странный с прищуром взгляд и густые черные, чуть подернутые сединой брови. И он внимательно разглядывал Сергея. Сергей слегка поежился.
– Почти…
Доска лежала посреди стола, привлекая внимание древностью и уважением, с которым к ней относились. Сергей издали любопытства ради попытался рассмотреть изображение. Нет. Плохо видно. Похожа на икону, проступали неясные линии, но почему-то казалось, что это не изображение святого лика… Почему?
Старик присел за стол напротив:
– Издалека?
– Из города. А это икона?
Широкобородый осторожно провел пальцами по краю:
– Икона… Можешь посмотреть. Если хочешь.
Сергей наклонился над столом. Темное лицо, чуть видимые глаза… Он присмотрелся. Глаза казались какими-то тревожными, словно кто-то хотел о чем-то сказать, а ему не дали… Это не святой лик, всегда умиротворяющий своим спокойствием и тихой бесстрастной любовью, здесь присутствовало чувство – и чувство, далекое от умиротворения. Глаза призывали…
– Смотри, как обновилась. Раньше вообще ничего не было видно…
Сергей оторвался от доски и удивленно глянул на старика:
– Сама?
– Сама…
Он не раз слышал про чудесные обновления, отражения изображений на стекле, слезы и разные чудеса православных икон. Но одно дело слышать, другое – видеть, к тому же здесь присутствовало нечто совсем другое. «Иконопись» пугала своей не бросающейся в глаза и не ярко видимой, но хорошо чувствуемой реальностью.
– Существует легенда, что эта икона полностью обновится и станет как новая к концу времен.
«Икона» вызывала чувство какой-то неудовлетворенности и беспокойства. Изображение притягивало взгляд, удивляя древностью, легендой и чем-то еще непонятным и как будто зовущим, заставляя стучать сердце и вызывая в душе тревогу…
– Для чего она вам? Ведь не для молитв же…
Старик усмехнулся:
– Любопытный. Тебе дело? Это вы, молодые, только на зеленый доллар сейчас и молитесь.
Сергей не ответил. Очень распространенное теперь мнение, да вправду и не очень далекое от действительности.
– Ладно, дед. У каждого свой путь.
Это сказал молодой, поглядывая на Сергея дружелюбным взглядом. Старик неожиданно встрепенулся:
– Путь? Какой путь? К пьянству и дебошам? К разврату и лентяйству? Каждый хочет иметь сразу все и при этом ничего не делать! Вот ты скажи, мил человек, жизнь твоя для чего тебе? Чтобы прожить покомфортней?
Резкая смена темы разговора немного удивляла. Но он не у себя дома. Сергей посмотрел в окно – дождь и град одновременно выстукивали по подоконнику непрекращающуюся дробь. Ему стало не по себе:
– Я не хочу спорить. Я просто забежал от дождя.
Широкобородый тяжело вздохнул и замолчал. В комнате повисла неловкая пауза. Было слышно, как по крыше на чердаке и по подоконникам барабанит дождь. У печи возилась занятая своим делом хозяйка, открыв заслонку и что-то поправляя внутри рогатым ухватом. Чернобровый, по виду оставшийся равнодушным к словам старика, не сводил с Сергея неприятно изучающего взгляда.
– Ничего в мире не происходит просто, парень, – наконец сказал старик. – И в маленьком, и в большом. Землетрясения и в Армении, и в Индонезии, и во всем мире не случаются просто. Чернобыль на Украине тоже не просто. И теракты повсюду, и злость людская, и равнодушие к бедам… Ты не слышал о том, что, по статистике, за последние сорок лет в мире землетрясений произошло в четыре раза больше, чем за последние девятьсот лет? И резко увеличившиеся войны на Ближнем Востоке, и нескончаемые революции – «цветные» или еще какие… Везде кровь. В одних местах – с жиру, в других – с голоду. А ты говоришь, просто…
С этим Сергей был почти согласен. Только при чем здесь он? Сам же говорит, что все не просто так… Сергей перевел взгляд на «икону»:
– «Ибо восстанет народ на народ, и Царство на Царство; и будут глады, моры, и землетрясения по местам… И по причине умножения беззакония во многих охладеет любовь». Ясно. Армагеддон. И вы туда же…
Старик удивился:
– Начитанный… Но до ума еще не добрался. Хоть и не зелен уже.
Молодой благодушно вступился:
– Ладно, дед. Парень просто не там стоит. Не знает, что все вокруг – химера. И есть другая, настоящая жизнь.
Ого. С подтекстом. Сергей нахмурился:
– А смерть?
– У Бога нет смерти…
Сергей закрыл глаза. Искромсанные стены, изрезанные бороздами глубоких царапин, изрешеченные мебель и стулья, покрывающее пол сплошным покрывалом битое стекло, и много, много крови. В ушах на самой высокой ноте застыл пронзительный от ужаса женский крик… Там просто не могло остаться ничего живого. Или благодарного… Он видел это место. И это – переход в жизнь вечную? Он открыл глаза: