Довольно быстро после того, как умер ее муж, Мэри-Ребекка завела себе первого любовника. Вообще-то ее брак с лордом Толбот был по любви. Мэри-Ребекка когда-то была обычной деревенской девушкой, с которой лорд Толбот познакомился, покупая чистокровных лошадей на ферме ее отца в Ирландии. Теперь она говорила, что, познав удовольствия супружеского ложа, уже больше не может жить без любовных ласк.
Грасиэла же такого о себе сказать не могла.
Ей, честно говоря, ее муж поначалу нравился. Он в ней тогда души не чаял. Он был симпатичным мужчиной, хотя и значительно старше ее. Тем не менее супружеское ложе не доставляло ей удовольствия. Оно принесло ей разочарование. И в этом отношении она сама стала разочарованием для своего супруга. Ничуть не стесняясь, он сказал ей об этом уже в их первую брачную ночь. «Исходя из того, что ты обладаешь горячим темпераментом, Грасиэла, я раньше полагал, что ты будешь в постели поинтереснее, чем ты оказалась на самом деле», – пробурчал он, поднявшись с постели. Надев халат, герцог подпоясал его резким движением и смерил ее таким взглядом, от которого Грасиэле стало не по себе. В ту ночь он оставил ее одну. В их брачную ночь. Одну. Ее, переставшую быть девушкой, в холодной постели, жаждущую утешения. Это была первая из многих ночей, когда она подавляла в себе разочарование и довольствовалась удовлетворением капризов своего мужа, относящегося к ней, как к своей собственности.
Открытое разочарование в ней со стороны Отенберри сделало ее скованной и несколько замкнутой. А еще отбило у нее желание совершенствоваться в искусстве любви. Она знала, что ее муж довольствуется не одним лишь их брачным ложем. В последние годы их брака он проводил больше времени в постелях других женщин, чем в ее постели. Однако это уязвляло ее не очень сильно. В большей степени это было для нее даже облегчением. А еще Грасиэла осознавала, что это являлось явным свидетельством плачевного состояния ее брака.
Возможно, пришло время наконец-таки сделать шаг вперед и выяснить, каково это – переспать с другим мужчиной. Думая, что это действо не может доставлять какого-либо удовольствия, она задавалась вопросом, почему же так много женщин проявляют к нему столь большой интерес?
Внезапно почувствовав сухость во рту, она сглотнула.
– Мэри-Ребекка… Расскажи мне еще про «Содом». Как этот клуб выглядит внутри? – Грасиэла никогда не пыталась узнать об этом месте что-нибудь сверх того, что рассказывала ей о нем по своей инициативе Мэри-Ребекка (а рассказывала она вообще-то довольно много), но теперь ей вдруг стало интересно, ей захотелось узнать побольше… – Если туда зайти, это ведь еще не означает, что тебе придется…
– О-о нет! – Мэри-Ребекка поспешно замахала руками. – Твое присутствие само по себе отнюдь не обязывает тебя делать что-то зазорное. – Она захихикала. – Поверь мне, там полно тех, кто пришел просто поглазеть. А еще там полно тех, кто только пьет и играет в карты. Они не принимают участия ни в чем из того, что происходит на втором этаже. – Мэри-Ребекка подмигнула. – А жаль. Именно там и происходит все самое интересное.
– Хм, – только и произнесла Грасиэла, все еще не решаясь согласиться.
– Ты можешь зайти туда просто поиграть, наслаждаясь тем, как тебя пожирают взглядами… Никто не говорит, что ты должна с кем-то переспать. Нет ничего более волнующего и лестного, чем привлечение к себе мужского внимания. Даже если это всего лишь легкий флирт, он тешит самолюбие женщины и дает ей возможность почувствовать себя… живой.
Грасиэла, вздрогнув, осознала, что она уже много лет не чувствовала себя «живой». А может, и никогда не чувствовала. Ведь между ней и ее мужем никогда не проскакивало даже искры настоящего чувства. Почти сразу же после того, как они поженились, она воздвигла вокруг себя оборонительные стены. Внешне она казалась счастливой, послушной женой. Однако внутри она ощущала пустоту, заставляя себя подавлять все свои желания, мечты о любви и страсти и жить реалиями.
Грасиэла посмотрела на подругу долгим задумчивым взглядом.
– Да уж… – прошептала она. – Было бы очень интересно почувствовать себя живой. Снова.
Она добавила последнее слово ради того, чтобы ее подруга вдруг не догадалась, насколько обделенной была в этом смысле она, Грасиэла. Мэри-Ребекка стала бы ее жалеть, если бы она узнала, что ее, Грасиэлы, сердце и тело были лишены всякого удовольствия не только в те годы, которые прошли после смерти ее мужа, но и в течение тех лет, когда она была замужем. А Грасиэле не хотелось, чтобы Мэри-Ребекка ее жалела.
– Мы можем надеть маски, – предложила Мэри-Ребекка и добавила: – Многие так делают.
Грасиэла насмешливо фыркнула:
– Это с моим-то акцентом? И моим цветом кожи? Они там сразу же поймут, что это я.
Она уже не раз слышала краем уха, как та или иная светская дама шептала другой светской даме, что она, Грасиэла, смуглая, как какая-нибудь крестьянка, работающая в поле. На этот счет у нее не имелось никаких иллюзий. Узнать ее было очень даже легко.
Мэри-Ребекка пожала плечами:
– Освещение там довольно тусклое. И кто сказал, что ты должна что-то говорить? – Она поиграла своими изящными бровями. – Ты сможешь сделать своим ртом нечто совсем другое. Если захочешь.
– Вы порочная женщина, леди Толбот. – Грасиэла укоризненно покачала головой и засмеялась. – Так что ты там говорила про легкий флирт?
– Если хочешь легкого флирта, то тебе придется что-то говорить. Придется общаться с гостями. – Она пожала плечами. – Вообще-то, переживать совсем не стоит. Ни чуточки. Если кто-то и догадается, кто ты такая, то что из этого? Я хожу в клуб «Содом» уже годами, и все знают, что под вот этой маской – я. И никаких негативных последствий для меня не было. Мои дети никак не пострадали. Светские дамы смотрят на меня такими же взглядами, какими… какими они на меня всегда смотрели. Не имеет значения то, что я делаю в свое свободное время. Отношение ко мне никогда не изменится. Я всегда буду ирландской выскочкой, которая подцепила себе графа Толбота. Мы – вдовы, Эла. И поэтому нам дозволяется вести себя гораздо более раскованно. – Она наклонилась к подруге и схватила Грасиэлу за руку. – Прошло уже целых десять лет. Тебе давно пора найти для себя в жизни какие-то удовольствия. Время для этого пришло. – Мэри-Ребекка слегка сжала руку Грасиэлы, как будто хотела придать ей побольше уверенности в себе. – Поживи немножко.
Поживи немножко.
Грасиэла опустила взгляд на свое черное траурное платье, и оно напомнило ей об Эванджелин – холодной и мертвой в ее гробу.
Она приподняла подбородок:
– В какое время мы отправимся туда?
Глава 2
– Что-то ты сегодня вечером аж присосался к бокалу, не так ли, Отенберри? Что, решил хорошенько напиться, да?
Граф Стрикленд уставился на своего давнишнего друга, сидящего по другую сторону стола.
– Возможно, – пробурчал герцог Отенберри, пожимая плечами. – А ты что, решил этого не делать?
Колин шумно вздохнул:
– Так ведь упоминались карты и женщины. Есть какая-то вероятность, что мы доберемся до них сегодня вечером?
Судя по скорости, с которой Отенберри поглощал бренди, он вскоре сможет добраться разве что до пола рядом со своим стулом, и тогда поднимать его и везти домой придется ему, Колину.
Ответом Отенберри было то, что он опять приложился к бокалу.
– Это все из-за твоего брата? Он тебя все еще раздражает?
Отенберри бросил недовольный взгляд на Колина.
– Сводного брата, – сердито сказал он. – Он мне не брат. И никогда не будет моим братом.
Колин медленно кивнул. «Раздражает» – это, пожалуй, еще слабо сказано.
– Вовсе он меня не раздражает, – продолжал Отенберри. – Мне, наверное, пришлось бы очень сильно на него разозлиться, чтобы он вдруг стал меня раздражать. – Он обхватил кончиками пальцев верхний край бокала. – Этот шотландский ублюдок не вызывает у меня вообще никаких эмоций. Струан Маккензи для меня – ничто.
Произнеся эти слова, Отенберри сердито поджал губы.
Колин, хотя он и не поверил сейчас своему другу, решил попридержать язык и лишь коротко кивнул.
Незаконнорожденный сводный брат Отенберри сумел завоевать симпатии всех своих ближайших родственников и их близких знакомых, и было очевидно, что последняя из этой серии побед Струана Маккензи разозлила Отенберри, что бы он сейчас ни заявлял.
Еще бы, ведь Струан Маккензи завоевал симпатии даже Поппи Фейрчерч. Более того, он, можно сказать, похитил эту юную соблазнительную продавщицу буквально из-под носа у Отенберри. Не имело значения, что Отенберри даже и не знал, что они начали встречаться, поскольку он в то время находился в коме. Поппи теперь была замужем за Струаном Маккензи, и этот факт отнюдь не радовал Отенберри.
– Очень хорошо. Тебя ничто не раздражает. Однако настроение у тебя сейчас мрачное, и поэтому мне скучно с тобой.
Колин оставил своего друга в покое и, подняв глаза, окинул взглядом комнату. Если Отенберри пребывал в скверном настроении, это еще не означало, что весь вечер должен быть испорчен.
Хотя почти все люди их круга разъехались на зиму по своим поместьям, в клубе «Содом» сегодня вечером было полно народу. В зале, где сидели Отенберри и Стрикленд, ходили туда-сюда несколько очень легко одетых женщин – и в масках, и без. Их наряд явно не соответствовал установившейся холодной погоде. Женщины эти были разных типов и, пожалуй, запросто смогли бы вывести любого мужчину даже из самого мрачного настроения.
– Тебе нравятся рыжеволосые, – сказал Колин, чувствуя себя взрослым человеком, который пытается уговорить ребенка съесть свой ужин. – Как насчет вон той птички?
Он показал рукой на женщину, направляющуюся вверх по широкой лестнице к отдельным помещениям на втором этаже. Она шла, изящно и соблазнительно покачивая бедрами.
Отенберри, отнюдь не прельстившись, лишь пожал плечами.
– Тогда, может, поднимемся наверх? – предложил Колин, надеясь оторвать Отенберри от бутылки. – Возможно, мы найдем там что-нибудь такое, что тебя заинтересует.
С того самого момента, как Отенберри вышел из комы, он частенько пьянствовал. Колин не терял надежды отучить его от этой привычки.
– Давай, иди. Я присоединюсь к тебе, как только закончу со своей выпивкой.
Колин вздохнул, сомневаясь, что Отенберри и в самом деле покинет свое место за столом.
Покачав головой, он оставил Отенберри топить себя в бренди. Ему не хотелось больше быть свидетелем того, как его друг все больше погружается в трясину опьянения.
Он знал, что пребывание на волосок от смерти может очень сильно повлиять на человека. Маркус Отенберри, выйдя недавно из комы, обнаружил, что его мир изменился. Это вполне может повлиять на то, как мужчина будет воспринимать все, что его окружает. Колин решил дать своему другу возможность самому во всем разобраться. Кроме того, у него имелись и собственные проблемы, мысли о которых сегодня вечером снова и снова лезли ему в голову.
Он пообещал своей бабушке, что в ближайшие месяцы обзаведется невестой.
Его бабушка, эдакая старая карга, игнорировала внука в течение большей части прожитой им жизни, но недавно она пригласила Колина к себе в гости и сообщила ему, что он должен позаботиться о продолжении их рода. С этим он поспорить не мог. Время уже пришло. Ведь ему уже исполнилось двадцать девять лет.
Похоже, его холостяцкая жизнь подошла к своему концу. Он всегда считал необходимым блюсти супружескую верность, и это означало, что такие ночи, как сегодняшняя (то есть ночи, в которые он мог смело волочиться за женщинами легкого поведения), станут большой редкостью. Конечно же, он надеялся, что его жена будет достаточно привлекательной для того, чтобы супружеская верность не стала для него тяжким испытанием. Однако пока что он не встретил ни одной девушки, которая показалась бы ему подходящей для него. Более того, он не испытывал в этом смысле даже и малейшей симпатии ни к одной из знакомых ему девушек. Правда, он еще и не пробовал искать что-то соответствующее его вкусам в салонах и гостиных, на светских приемах и балах надлежащего уровня. Он, наоборот, избегал мамочек, подыскивающих для своих дочек подходящую партию, и отдавал предпочтение игорным домам и таким клубам, как «Содом».
Конечно же, время приглядываться к подходящим молодым леди уже пришло. Или же, по крайней мере, прислушаться к наставлениям его бабушки, поскольку уж она-то уделяла много внимания таким вопросам. Она прислала ему список «кандидаток», которых изучила лично. Все они были из семей с безупречной репутацией. У всех у них матери были плодовитыми – а значит, будут плодовитыми и они. Это, как он узнал, было для его бабушки самым важным критерием.
Его мать умерла, когда рожала его, и бабушка презрительно обозвала ее «слабачкой». Сидя в кресле, эта старая дама, закутанная в кашемировые шали и окруженная своими кошками, заявила, что его покойная мать была «уж слишком хрупкой» и «совсем не плодовитой». Она выставила шишковатый палец по направлению к Колину и поучительно произнесла: «Твоему отцу следовало жениться на женщине покрепче. На такой, которая так легко бы не сломалась. А он, глупец, прельстился красотой. Но с тобой такого не произойдет, парень. Я об этом позабочусь. Ты будешь поумнее моего Чарльза. Ты женишься на крепкой и плодовитой девушке».
Хотя его бабушка говорила о его будущей невесте как о какой-нибудь свиноматке-рекордсменке, он не утруждал себя тем, чтобы возражать ей. Колин прекрасно понимал, что достигшую семидесятилетнего возраста женщину уже невозможно изменить.
Отец его умер, когда Колин был еще маленьким мальчиком, однако он все же помнил большую тень мужчины, который заходил в детскую комнату. Держа в руке бокал с алкоголем, импозантный граф таращился на Колина своими покрасневшими глазами. «Ты похож на нее, малыш». Затем – с таким видом, как будто он уже не мог больше этого выдерживать, – отец поворачивался и уходил, оставляя Колина наедине со своей нянькой.
Вот и все, что Колин помнил о своем родителе. Кончина графа Стрикленда отнюдь не стала в жизни Колина трагическим событием. Как-то утром экономка сообщила мальчику, что его отец умер, а затем, даже не вздохнув, поинтересовалась, хочет ли Колин, чтобы ему в кашу положили мед.
Он и дальше проводил свою жизнь преимущественно в одиночестве до тех пор, пока его не отправили в школу и пока он не встретил там Отенберри. Близкие родственники Маркуса в каком-то смысле стали для Колина заменой его ближайшего окружения. Он вдруг почувствовал, что ему уже не так одиноко, как раньше.
Несмотря на то, что у него не было крепких семейных уз, он все-таки чувствовал себя обязанным продолжить род Стриклендов. А может, как раз именно поэтому он это и чувствовал. Из-за того, что он не имел близких родственников. У него не было клана, который можно было бы назвать своим. Ему хотелось, чтобы у него были дети… То есть чтобы у него были какие-то близкие родственники. У него ведь их никогда не было. Он провел бóльшую часть уже прожитой жизни в обществе представителей рода Отенберри. Все то время, которое он находился не в школе, его можно было найти среди них. Это было для него лучше, чем коротать время в опустевшей школе или же томиться от скуки в своем родовом поместье, где можно было пообщаться разве что со слугами.
Его имение уже больше не будет пустым после того, как он женится и наполнит его своими отпрысками. Эта мысль немного утешала его, ведь именно этого он тайно желал в душе. Ему хотелось, чтобы у него было с десяток детей, не меньше. Он усмехнулся. Его бабушка, вдовствующая графиня, пришла бы в восторг, если бы узнала о таких его надеждах. Чтобы обзавестись отпрысками, ему оставалось только одно – найти девушку, которая бы ему их нарожала.
Найти ее. Но не сегодня вечером. Сегодня вечером он не потратит уже больше и одной секунды на размышления о браке и о том, как бы обзавестись наследниками.
Колин поднялся по лестнице на второй этаж. Там было тише и темнее, чем на первом, и сама обстановка наводила на мысли об интимных встречах. У него таких встреч в «Содоме» за последние годы было отнюдь не мало. Сегодняшний вечер казался ему идеальным для еще одной такой встречи.