406
Крестьянин вколачивается в гроб старой Россией.
407
Если несомненно, что победоносная буржуазная революция в России невозможна без национализации земли, то ещё более несомненно, что последующий поворот к разделу невозможен без некоторой «реставрации», без поворота крестьянства (вернее, с точки зрения предполагаемых отношений: фермерства) на сторону контрреволюции. Пролетариат будет отстаивать революционную традицию против всех таких стремлений, а не помогать им.
Было бы во всяком случае глубоко ошибочно думать, что национализация в том случае, если новое фермерство повернёт к разделу, останется мимолетным, не имеющим серьезного значения, явлением. Она имела бы во всяком случае гигантское значение, и материальное и моральное. Материальное – в том отношении, что ничто не в состоянии так полно смести остатки средневековья в России, так полно обновить полусгнившую в азиатчине деревню, так быстро двинуть вперед агрикультурный прогресс, как национализация.
408
Когда Плеханов говорит, он острит, шутит, шумит, трещит, вертится и блестит, как колесо в фейерверке. Но беда, если такой оратор точно запишет свою речь и её подвергнут потом логическому разбору.
409
У Плеханова в «Новых письмах о тактике и бестактности» шум по поводу того, что большевики-де не понимают буржуазного характера происходящей революции, прямо комичен. Грозных слов, брани против большевиков и кривлянья бездна, мысли – ни капли.
410
У невежественных или неумных людей теперь очень распространено смешение большевизма с бойкотизмом, боевизмом и т. п.
(То же)
411
Плеханов и меньшевики <…> не понимают контрреволюционности буржуазии в крестьянской буржуазной революции.
412
Нас интересует свобода для борьбы, а не свобода для мещанского счастья.
413
Если либералы нередко изображают черносотенцев шутами и глупцами, то надо сказать, что такая характеристика гораздо более применима к кадетам.
414
Правый помещик, дворянин Ветчинин говорил в Думе: «Я думаю, что вопрос о принудительном отчуждении должен быть решён в отрицательном смысле с точки зрения правовой. Сторонники этого мнения забывают, что нарушение прав частных собственников присуще тем государствам, которые стоят на низкой ступени общественного и государственного развития. Стоит только нам вспомнить московский период, когда нередко отбирались земли у частных собственников на царя и передавались затем приближенным царя и монастырям. К чему привело такое отношение правительства? Последствия были ужасны». <…>
Вот Шульгин вопиет, что собственность неприкосновенна, что принудительное отчуждение – «могила культуры и цивилизации». Шульгин ссылается – не говорит только, не по «Дневнику» ли Плеханова – на Китай XII века, на печальный результат китайского эксперимента с национализацией. Вот Скирмунт в I Думе: собственником будет государство! «опять благодать для бюрократии Эльдорадо». Вот октябрист Танцов во II Думе восклицает: «с гораздо большим основанием эти упреки (упреки в крепостничестве) могут быть переброшены на левую сторону и в центр. Что же в самом деле готовят эти проекты для крестьян, как не порабощение их земле; как не то же самое крепостное право, только в ином виде, в котором помещики будут заменены ростовщиками и чиновниками».
Конечно, лицемерие этих воплей о бюрократизме бьёт в глаза, ибо именно крестьяне, требующие национализации, выдвинули замечательную идею местных земельных комитетов, выбранных всеобщим, прямым, равным и тайным голосованием. Но черносотенные помещики ВЫНУЖДЕНЫ хвататься за все и всяческие доводы против национализации. Классовое чутьё подсказывает им, что национализация в России Х Х века неразрывно связана с крестьянской республикой.
415
Оценка Кутлера, выражая скудоумие чинуши, всю жизнь гнувшего спину перед помещиками, полна лицемерия и затемняет сознание масс.
416
Когда читаешь такую речь «не занимающегося политикой» крестьянина53, то по осязательности ясно становится, что осуществление не только столыпинской, но и кадетской аграрной программы требует десятилетий систематического насилия над крестьянской массой, систематического избиения, истребления пытками, тюрьмой и ссылкой всех думающих и пытающихся свободно действовать крестьян. Столыпин это понимает и сообразно с этим действует. Кадеты этого частью не понимают, по свойственному либеральным чиновникам и профессорам тупоумию, частью лицемерно скрывают, «стыдливо умалчивают», – как о военных экзекуциях 1861 и следующих годов. Если же это систематическое и ни перед чем не останавливающееся насилие сорвётся о какие-нибудь внутренние или внешние препятствия, то беспартийный честный крестьянин, «не занимающийся политикой», создаст из России крестьянскую республику.
(декабрь)
5. В нафталине
(01.1908 – 06.1911)
От автора
С января по декабрь 1908 года Ленин живёт в Женеве, затем переезжает в Париж. Неправильная оценка ситуации привела социал-демократов к почти полному выключению из политической жизни России. Во второй эмиграции между различными социал-демократическими группировками разворачивается новая борьба, уже не столько за власть, сколько за распоряжение денежными средствами, полученными в предшествующий период. В условиях спада революции денежные вливания Запада резко сокращены. По особенностям характера и из-за неудачной деятельности в 1905—1907 годах Ленин утрачивает авторитет внутри большевистской фракции и фактически переходит на меньшевистские (т.е. более ортодоксальные) позиции. В России его влияние незначительно, однако ему удаётся закрепить своё участие в Международном социалистическом бюро – исполнительном органе II Интернационала. Таким образом, он входит в состав левого политического истеблишмента.
Психологически это наиболее тяжёлый период эмигрантской жизни Ленина, хотя после революции в его руках остаются значительные денежные суммы.
1908 год
(№№ отрывков: 417−534)
417
Грустно, чёрт побери, снова вернуться в проклятую Женеву, да ничего не поделаешь!
(Письмо Луначарскому, 13 января)
418
Мы уже несколько дней торчим в этой проклятой Женеве. Гнусная дыра, но ничего не поделаешь. Приспособимся.
(Письмо сестре Марии, 14 января)
419
Все интеллигентские, мещанские элементы бросают партию; отлив интеллигенции громадный. Остаются чистые пролетарии без возможности открытых сборов. Следовало бы объяснить это Фелзу, втолковать ему, что условия эпохи II Думы, когда заключался заём, были совсем иные, что партия, конечно, заплатит свои долги, но требовать их ТЕПЕРЬ невозможно, немыслимо, что это было бы ростовщичеством и т. д. Надо убедить англичанина. Денег он едва ли получить сможет. Скандал ни к чему не поведёт.
(Письмо Ф. Ротштейну, 29 января)
420
Наши швейцарские товарищи несомненно проявляют значительный интерес к аресту Семашко. Все русские товарищи, знающие его, твердо убеждены в том, что он ни в малейшей степени не причастен к тифлисской «экспроприации» и не мог быть причастен к ней. И не только лишь потому, что последний съезд (Лондонский) нашей партии решительно отверг это «средство борьбы», но и потому, что д-р Семашко с февраля 1907 г. непрерывно проживал в Женеве и занимался литературной деятельностью.
(Письмо в редакцию газеты «Berner Tagwacht», 2 февраля)
421
Ну и удружил! Дать адрес и связи меньшевику Мандельбергу. Это верх наивности. НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ Мандельберга Н Е подпускать на версту, а если уже сделали эту глупость, то отберите у него адрес и надуйте его.
(Письмо Алексинскому, 2 февраля)
422
Значение интеллигентской публики в нашей партии падает: отовсюду вести, что интеллигенция БЕЖИТ из партии. Туда и дорога этой сволочи. Партия очищается от мещанского сора. Рабочие больше берутся за дело. Усиливается роль профессионалов-рабочих. Это всё чудесно, и я уверен, что «пинки» Ваши в том же смысле разуметь надлежит.
(Письмо Горькому, 7 февраля)
423
Следующий сюжет философия. Я очень сознаю свою неподготовленность к этой области, мешающую мне выступать публично. Но, как рядовой марксист, я читаю внимательно наших партийных философов, читаю внимательно эмпириомониста Малиновского и эмпириокритиков Руднева, Луначарского и др. – и ВСЕ мои симпатии ОНИ толкают К ПЛЕХАНОВУ! Надо же иметь физическую силу, чтобы не давать себя увлечь настроению, как делает Плеханов! Тактика его – верх пошлости и низости. В философии он отстаивает правое дело. Я – за материализм против «эмпирио-» и т. п. Можно ли, должно ли связывать философию с направлением партийной работы? с большевизмом? Думаю, что теперь этого делать нельзя. Пусть наши партийные философы поработают ещё некое время над теорией, поспорят и… ДОговорятся. Я бы стоял пока за отделение ТАКИХ философских споров, как между материалистами и «эмпирио-», от цельной партийной работы.
(То же)
424
Шовинисты работают. <…> Усиливаются нападки российской печати на Германию, которая будто бы натравливает Турцию на Россию. Кампания ведётся не только в русской, но и во французской печати – о подкупе которой российским правительством так кстати напомнил недавно один социал-демократ в Думе.
(«Политические заметки», 13 февраля)
425
Особенность русской буржуазной революции состоит в том, что революционную политику в основном вопросе революции, в аграрном, ведут черносотенцы и крестьяне с рабочими. Либеральные же адвокаты и профессора защищают нечто самое безжизненное, нелепое и утопичное: примирение двух противоположных взаимоисключающих методов ЛОМКИ того, что отжило, и притом такое примирение, чтобы ломки вообще не было. Либо победа крестьянского восстания и полная ломка старого землевладения на пользу обновлённого революцией крестьянства, т. е. конфискация помещичьей земли и республика. Либо столыпинская ломка, которая тоже обновляет, на деле обновляет и приспособляет к капиталистическим отношениям старое землевладение, но только всецело в интересах помещиков, ценою безграничного разорения крестьянской массы, насильственного изгнания её из деревень, выселения, голодной смерти, истребления тюрьмой, ссылкой, расстрелами и пытками всего цвета крестьянской молодежи.
(То же)
426
В № 20 «Neue Zeit» в предисловии неизвестного нам переводчика статьи А. Малиновского об Эрнсте Махе мы прочитали следующее: «в русской социал-демократии обнаруживается, к сожалению, сильная тенденция сделать то или иное отношение к Маху вопросом фракционного деления в партии. Очень серьёзные тактические разногласия большевиков и меньшевиков обостряются спором по вопросу, совершенно, по нашему мнению, с этими разногласиями не связанному, именно: согласуется ли марксизм в теоретико-познавательном отношении с учением Спинозы и Гольбаха, или Маха и Авенариуса?».
До поводу этого редакция «Пролетария», как идейная представительница большевистского течения, считает необходимым заявить следующее. В действительности этот философский спор фракционным не является и, по мнению редакции, быть не должен; всякая попытка представить эти разногласия, как фракционные, ошибочна в корне. В среде той и другой фракции есть сторонники обоих философских направлений.
(Заявление редакции «Пролетария», 13 февраля)
427
Я думаю, что кое-что из возбуждённых Вами вопросов о наших разногласиях – прямо недоразумение. Уж, конечно, я не думал «гнать интеллигенцию», как делают глупенькие синдикалисты, или отрицать её необходимость для рабочего движения. По всем ЭТИМ вопросам у нас НЕ МОЖЕТ быть расхождения.
(Письмо Горькому, 13 февраля)
428
Летом и осенью 1904 г. мы окончательно сошлись с Малиновским, как БЕКИ, и заключили тот молчаливый и молчаливо устраняющий философию, как нейтральную область, блок, который просуществовал всё время революции и дал нам возможность совместно провести в революцию ту тактику революционной социал-демократии (= большевизма), которая, по моему глубочайшему убеждению, была единственно правильной.
Философией заниматься в горячке революции приходилось мало. В тюрьме в начале 1906 г. Малиновский написал ещё одну вещь, – кажется, III выпуск «Эмпириомонизма». Летом 1906 г. он мне презентовал её и я засел внимательно за неё. Прочитав, озлился и взбесился необычайно: для меня ещё яснее стало, что он идёт архиневерным путём, не марксистским. Я написал ему тогда «объяснение в любви», письмецо по философии в размере трёх тетрадок. Выяснял я там ему, что я, конечно, РЯДОВОЙ МАРКСИСТ в философии, но что именно его ясные, популярные, превосходно написанные работы убеждают меня окончательно в его неправоте по существу и в правоте Плеханова. Сии тетрадочки показал я некоторым друзьям (Луначарскому в том числе) и подумывал было напечатать под заглавием: «Заметки рядового марксиста о философии», но не собрался. Теперь жалею о том, что тогда тотчас не напечатал. Написал на днях в Питер с просьбой разыскать и прислать мне эти тетрадки.
Теперь вышли «Очерки философии марксизма». Я прочел все статьи, кроме суворовской (её читаю), и с каждой статьей прямо бесновался от негодования. Нет, это не марксизм! И лезут наши эмпириокритики, эмпириомонист и эмпириосимволист в болото. Уверять читателя, что «вера» в реальность внешнего мира есть «мистика» (Руднев), спутывать самым безобразным образом материализм и кантианство (Руднев и Малиновский), проповедовать разновидность агностицизма (эмпириокритицизм) и идеализма (эмпириомонизм), – учить рабочих «религиозному атеизму» и «обожанию» высших человеческих потенций (Луначарский), – объявлять мистикой энгельсовское учение о диалектике (Берман), – черпать из вонючего источника каких-то французских «позитивистов» – агностиков или метафизиков, чёрт их поберёт, с «символической теорией познания» (Юшкевич)! Нет, это уж чересчур. Конечно, мы, рядовые марксисты, люди в философии не начитанные, – но зачем уже так нас обижать, что подобную вещь нам преподносить как философию марксизма! Я себя дам скорее четвертовать, чем соглашусь участвовать в органе или в коллегии, подобные вещи проповедующей.
Меня опять потянуло к «Заметкам рядового марксиста о философии», и я их начал писать, а Малиновскому – в процессе моего чтения «Очерков» – я свои впечатления, конечно, излагал прямо и грубо.
– При чем же тут Ваша статья? – Вы спросите. – А при том, что как раз в такое время, когда сии расхождения среди беков грозили особенно обостриться, Вы явным образом начинаете излагать взгляды одного течения в своей работе для «ПРОЛЕТАРИЯ». Я не знаю, конечно, как и что у Вас вышло бы в целом. Кроме того, я считаю, что художник может почерпнуть для себя много полезного во всякой философии. Наконец, я вполне и безусловно согласен с тем, что в вопросах художественного творчества Вам все книги в руки и что, извлекая ЭТОГО рода воззрения и из своего художественного опыта И ИЗ ФИЛОСОФИИ ХОТЯ БЫ ИДЕАЛИСТИЧЕСКОЙ, Вы можете прийти к выводам, которые рабочей партии принесут огромную пользу. Всё это так. И тем не менее «Пролетарий» должен остаться абсолютно нейтрален ко всему нашему расхождению в философии, не давая читателям НИ ТЕНИ ПОВОДА связывать беков, как направление, как тактическую линию революционного крыла русских социал-демократов, с эмпириокритицизмом или эмпириомонизмом. <…> Моё мнение я считаю необходимым сказать Вам вполне прямо. Некую драку между беками по вопросу о философии я считаю теперь совершенно неизбежной. Но раскалываться из-за этого было бы, по-моему, глупо. <…> Мешать делу проведения в рабочей партии тактики революционной социал-демократии ради споров о том, материализм или махизм, было бы, по-моему, непростительной глупостью. Мы должны подраться из-за философии так, чтобы «Пролетарий» и беки, как фракция ПАРТИИ, НЕ БЫЛИ ЭТИМ ЗАДЕТЫ. И это вполне возможно.