Лиза вскочила, бросилась к потайной двери, ведущей в костюмерную, но тут увидела на столе пакет и бутылки. Нельзя это так оставлять! Всякому, а уж тем более Коготковой, станет ясно, что в гримерке побывал посторонний!
Она торопливо сунула бутылки в пакет, спрятала их в тайник и заперла ящик, стараясь при этом не слишком шуметь.
Тут она заметила, что оставила на столе фотографию незнакомки, и поспешно спрятала ее в карман.
Ключ уже поворачивался в замке…
У нее оставалось всего несколько секунд, до потайной двери было не добежать – и тогда Лиза юркнула в шкаф, туда, где недавно пряталась другая женщина.
И едва она с колотящимся сердцем, задыхаясь от волнения, успела закрыть дверцу шкафа, как входная дверь со скрипом открылась, и в гримерку кто-то вошел.
Лиза зарылась в платья Коготковой и затихла.
Ее сердце так громко колотилось, что его стук, наверное, можно было услышать снаружи. Хотя, конечно, это не более чем метафора. Разумеется, неизвестный, который вошел в гримерку, не мог услышать Лизу – но вот Лиза его хорошо слышала. Ей были слышны его тяжелые шаги и шумное дыхание.
Это была не Анна Коготкова и не майорша из полиции. Судя по шагам и по сопению, это был мужчина. Хотя, возможно, и женщина – но более плотная, с тяжелой мужской походкой.
Тут, ко всем прочим неприятностям, у Лизы от пыли зачесалось в носу, ей мучительно захотелось чихнуть.
Только не это!
Лиза потерла нос, сдавила ноздри пальцами…
Тем временем незнакомец сделал несколько шагов и остановился – наверное, оглядывался по сторонам. Может быть, почувствовал чье-то присутствие? Затем снова шагнул вперед. Лиза осторожно перевела дыхание.
После этого раздался характерный скрип.
Лиза поняла, что он выдвинул ящик стола. Тот самый ящик, который она сама только что выдвигала. Тот самый ящик, за которым был тайник. Значит, он тоже нашел ключ от этого ящика – или хорошо знал, где тот хранится. А может быть, у него был собственный ключ.
Потом раздался шорох, звяканье…
Ну да, он сделал то же самое, что она, – вытащил пакет из тайника, бутылки звякнули друг о друга.
Он не искал тайник – он сразу в него полез, значит, знал о его существовании.
И тут незнакомец вполголоса выругался. Видно, надеялся что-то найти в тайнике и не нашел.
Ну да, ясно что – фотографию, ту самую фотографию, которая сейчас лежит у Лизы в кармане.
Голос незнакомца показался Лизе знакомым, удивительно знакомым…
Вот если бы она могла его увидеть…
Лиза осторожно раздвинула пыльные платья, протиснулась к дверце шкафа.
Нет, дверца была плотно закрыта, не осталось даже узкой щелки, в которую можно было бы выглянуть.
Тем временем незнакомец прошел к двери, открыл ее и покинул гримерку.
Лиза вздохнула.
Это был вздох облегчения, но в то же время и разочарования.
Опасность миновала, но она не смогла узнать, кто же заходил в гримерку Коготковой.
В замке скрипнул ключ – незнакомец запер за собой дверь.
Лиза выждала еще несколько мучительно долгих секунд и наконец решилась – открыла дверцу и выбралась из шкафа.
В гримерке появился какой-то новый аромат. Очень знакомый аромат. Запах одеколона. Еще мгновение, и Лиза вспомнила бы, что это за одеколон, но аромат растаял, растворился в разнообразных запахах гримерки.
Лиза еще с полминуты постояла в комнате, прислушиваясь к своим ощущениям, и наконец решила покинуть ее.
Уйти тем же путем, каким проникла сюда, – через костюмерную.
Она зашла в дальний угол гримерки, раздвинула тяжелые шторы, проскользнула через темный чуланчик и сквозь платяной шкаф выбралась в костюмерную.
Здесь она наконец сделала то, чего ей давно хотелось – громко чихнула.
И только тогда Лиза осознала, что в костюмерной, кроме нее, никого нет.
Должно быть, Надежда Константиновна не дождалась ее и ушла домой.
Впрочем, это ничуть не расстроило Лизу. Дверь костюмерной изнутри открывалась без ключа, а запереть ее снаружи можно было, просто захлопнув.
Лиза вышла в коридор.
За то время, которое она провела в гримерке Коготковой, театр опустел. В нем не было ни души, ни один привычный звук не нарушал мертвую тишину. Свет в коридоре не горел, только в дальнем его конце тускло светилась надпись над запасным выходом.
Лиза почувствовала, как по ее спине пробежал колючий холодок страха.
Да что за ерунда, подумала она, это же ее театр, она знает здесь каждый закоулок, каждую трещину на паркете!
Это самое безопасное место на земле! Здесь никогда ничего не случается!
«Никогда? – насмешливо переспросил ее внутренний голос. – А как же убийство неизвестной женщины, которая подменила Коготкову? Это как – не в счет?»
Лиза решила не спорить с самой собой, а поскорее вернуться домой, выпить горячего чаю и лечь спать.
Завтра будет тяжелый день…
Она уверенно пошла по коридору в сторону репетиционного зала, откуда было рукой подать до служебного выхода из театра.
И как только Лиза отошла от двери костюмерной, она услышала позади едва слышные шаги.
Лиза остановилась, прислушалась – и шаги у нее за спиной тут же затихли.
Да ерунда, ей это послышалось.
Она снова двинулась вперед, невольно вслушиваясь в тишину пустого театра, и почти сразу услышала возобновившиеся шаги.
Лиза снова остановилась – и шаги затихли, но ей показалось, что они затихли не сразу, что неизвестный шагнул еще один раз, прежде чем остановиться.
Она обернулась, вгляделась в темный коридор – и, конечно, ничего не увидела.
Сердце у Лизы бешено колотилось, по лицу стекали струйки холодного пота.
Да что же это такое! Она никогда не была трусихой и вдруг так перепугалась неизвестно чего.
Лиза взяла себя в руки, сжала кулаки и снова пошла вперед.
И тут же услышала возобновившиеся шаги за спиной.
«Не буду реагировать на них! – подумала она. – Не буду прислушиваться! Сделаю вид, что ничего не слышу!»
Однако сказать себе такое куда легче, чем сделать.
Лиза невольно вслушивалась в шаги за спиной.
Чтобы не слышать эти страшные звуки, она вполголоса запела песенку из старого спектакля:
Какая-то у нее получилась невеселая песенка, и она не прибавила Лизе уверенности в себе.
И вдруг впереди нее в коридоре возникла сутулая фигура и раздался удивленный голос:
– Это кто здесь поет?
В первое мгновение Лиза чуть не упала в обморок от испуга, но потом она узнала театрального пожарного и кинулась к нему как к родному:
– Дядя Костя, это вы!
– Я, а кому же еще быть? – удивленно проговорил он. – А это ты, что ли, Лизавета? А я вот обхожу театр, проверяю насчет самовозгорания, вдруг слышу – кто-то поет! Что за чудеса, думаю, вроде уже все разошлись…
– Дядя Костя, я вас обожаю! – воскликнула Лиза и в порыве благодарности приобняла пожарного.
– Ну уж… – смутился тот.
– Проводите меня до выхода, а то я что-то заблудилась.
– Заблудилась? – Дядя Костя недоверчиво взглянул на Лизу. – Чего это ты вдруг заблудилась? Столько лет в театре работаешь, должна тут все знать, как свои приблизительно пять пальцев!
– От стресса, дядя Костя! Сегодня у нас у всех такой стресс был, когда на сцене покойницу нашли…
– Ну, если от стресса – тогда конечно. От стресса чего только не бывает… вот в деревне у нас как-то бык из загона вырвался, так бухгалтерша Марья Семеновна на дерево залезла. Тоже потом говорили – от стресса. А ей, между прочим, шестьдесят два года было. Так что потом снять не могли, пожарных вызывали.
– Так вы же сам пожарный?
– Не, мне тогда лет двенадцать всего было, я в школе учился, хотел в военное училище поступать, а потом генералом стать. А вот видишь, как жизнь обернулась, никакой я не генерал, а ответственный за пожарную безопасность в театре нашем.
– Тоже работа очень важная. – Лиза погладила старого пожарного по плечу.
За таким увлекательным разговором Лиза в сопровождении дяди Кости дошла до служебного выхода и наконец покинула театр.
Он запер за ней дверь и побрел к себе, иногда дядя Костя подрабатывал в театре еще и ночным сторожем. Лишние деньги никому не помешают.
Утром позвонили из театра и сказали, что все репетиции отменяются. Главный так распорядился, потому что все равно люди из полиции всюду ходят, носы свои суют и работать в любом случае не дадут. И спектакль, что идет вечером, тоже пришлось отменить, теперь зрителям деньги за билеты возвращать нужно.
В первый раз в жизни Лиза была рада, что не нужно идти в театр, не придется ловить на себе косые, неприязненные взгляды коллег, не придется прислушиваться к перешептыванию за спиной.
Надо же, вроде бы раньше была она со всеми в хороших отношениях, не сплетничала, не злопыхала, не старалась кого-то подсидеть, а как только бросила на нее та, из полиции, только тень подозрения, так коллектив театра сразу же принял эту версию. Надо же такое придумать – она убила Анну Коготкову для того, чтобы получить ее роли! То есть не Анну, а ту, другую, что ее заменяла.
Только у нее есть мотив, сказала та прожаренная в солярии майорша, и все согласились – да, мотив у нее действительно есть. И Лиза так растерялась, что даже не нашлась, что сказать в ответ на эти бредовые обвинения. Но ночью, лежа без сна, она несколько успокоилась и стала рассуждать.
Допустим, кто-то (не она, конечно) хотел убить Анну. Этот кто-то понятия не имел, что вместо нее Дездемону играет другая. Тут сыграло свою роль то, что все актеры были в масках. Убийца свою задачу выполнил и исчез.
Или же это был кто-то из актеров, но Лиза не станет никого подозревать. Анна, конечно, была не подарок, особенно в последнее время, могла на пустом месте сорваться и накричать, но убивать-то ее за что? Тем более, как оказалось, и не ее вовсе. И если все-таки эту девицу, что была на сцене вместо Анны, убили по ошибке, то где же тогда сама Коготкова? Куда она делась?
Ушла она из театра тайком, да так торопилась, что и мобильник забыла, полицейские в гримерке его нашли. И дома ее нету, звонили уж. И утром не явилась, а то бы известно стало. Ищет ее полиция и рано или поздно обязательно найдет, это их работа. Но пока что поиски не увенчались успехом. Майорша эта, в солярии пережаренная, сразу на Лизу напустилась.
А что, если все не так, что, если Коготкова нарочно эту девицу вместо себя подставила? Провела ее в свою гримерку, а в последнем акте и выпустила. Говорит же Радунский, что в антракте довел Коготкову только до двери, а в саму гримерку не входил.
Лиза долго ворочалась в постели и к утру поняла, что нужно выяснить, кто такая была эта молодая женщина, которую убили вместо Коготковой. Якобы.
Она, несомненно, актриса, причем неплохая, потому что даже костюмерша прошептала Лизе, когда поправляла ей воротник, что Коготкова в ударе, играет сегодня удивительно хорошо, как давно уже не играла. И роль та актриса знала хорошо, и реплики подавала в такт, Седов бы заметил, если бы что было не так. То есть мало того что текст знала, она эту роль репетировала.
Но никто ее в лицо не знает, даже помреж Гиацинтова, а у нее уж память профессиональная.
Лиза подумала немного и сообразила, что нужно делать. Надо идти в кастинговое агентство. Да не в любое, а в совершенно определенное, то, которое держит Лаврентий. Как он сам говорит, у него в базе данных есть все актеры, которые когда-либо играли в театрах России. И в кинофильмах тоже. И в сериалах.
Лиза вздохнула. Лаврентий – тот еще тип, жуткий бабник, просто фантастический. Надо, говорит, имени своему соответствовать. Ни одной актрисы не пропустит, что помоложе да поприглядней, прилюдно под юбку залезть может.
Ну да ладно, если повезет, она с Лаврентием и не пересечется.
Есть у Лизы в том агентстве свой человек – Ленка Завирушкина. Учились когда-то вместе в Театральном, а на третьем курсе Ленка сдуру залетела от своего парня. И решила рожать, его родители уговорили. Они надеялись, что парень перестанет таскаться по ночным клубам и нюхать кокс, когда станет отцом.
Ленка всегда была девкой практичной, так и тут не слишком-то верила, что ее Лешик изменится к лучшему, и ни о какой свадьбе и слышать не хотела. Но ее напугали врачи тяжелыми последствиями раннего аборта, так что Ленка все-таки вышла замуж и родила аж сразу двойняшек.
И случилось чудо. Взяв на руки двух совершенно одинаковых новорожденных девочек, Лешик тут же перевоспитался, пошел работать к отцу в фирму, и все наладилось.
Ленка просидела с девчонками три года дома, да к тому же ее разнесло после родов, так что о театральной карьере можно было забыть, и она устроилась в агентство к Лаврентию.
– Что там у вас стряслось, кого убили-то? – спросила Ленка по телефону, она все всегда знала.
Лиза обещала прийти и рассказать подробности.
Агентство называлось «Лавровый венок», таким образом Лаврентий увековечивал свое имя, а также намекал обратившимся к нему актерам на будущие славу и почести.
В приемной у Лаврентия, как всегда, роились какие-то девицы и неуловимо пахло лавровым листом, как будто неподалеку варили уху. Лиза хотела незаметно проскочить к Ленке, но не повезло, в приемную вышел сам Лаврентий.
– Лизочек! – Он устремился к ней, раскинув руки для жарких объятий. – Тебя из театра уволили?
Лиза была начеку и умудрилась увернуться.
– Слышал, слышал, что у вас там творится! – Лаврентий положил руки ей на плечи.
Он был небольшого роста, но в плечах широк, и руки имел длинные, так что хоть Лиза и была выше его почти на голову, ему не понадобилось вставать на цыпочки.
– Дорогая… – он потянулся к ней пухлыми губами, – ты же знаешь, как я к тебе отношусь!
«Понятия не имею», – подумала Лиза.
– Ты всегда можешь на меня рассчитывать. – Лаврентий коснулся губами ее щеки, и Лизу едва не передернуло, потому что губы были липкими.
Она хотела отстраниться, но Лаврентий держал крепко. Надо же, а с виду не такой сильный.
Лаврентий правильно понял ее непроизвольное движение и недовольно блеснул глазами из-под очков. Все знали, что он носит очки с простыми стеклами, похожие на пенсне, чтобы, как он сам говорил, соответствовать своему имени.
– Что это ты выдумал, – заговорила Лиза, – вовсе меня не уволили из театра.
– Ну да, ну да, – закивал он, – теперь все роли будут твои, раз Анны нету.
– Да почему же, Лаврентий? – Лизе наконец удалось сбросить его руки со своих плеч и отстраниться. – Не навсегда же Анна пропала, найдется…
– Зови меня Лавриком… – промурлыкал он ей на ухо и добавил совсем тихо: – Не соглашайся на Дездемону, вдруг тебя тоже придушат. И что у вас там намечается еще – «Гамлет»? И на Офелию тоже не соглашайся, утопишься.
Развернулся круто на каблуках и хлопнул в ладоши, призывая к вниманию.
– Ну, мои душечки, сейчас с вами папочка разберется! Кто первый, красавицы?
Девицы тут же бросились к нему, и Лиза свернула к Ленкиной конуре, которую подруга гордо именовала кабинетом.
– Ух! – Она уселась на стул и схватила бутылку воды, что стояла у Ленки на столе рядом с компьютером. – Ну, еле вырвалась от Лаврентия! Ну, какой же он все-таки бабник!
– Не обращай внимания, – Ленка отобрала у нее бутылку, – это все так, для имиджа.
– Да брось ты!
– Что брось, что подними, – упрямо возразила Ленка, – третий год тут работаю, все вижу, и ни разу не видела ни одну бабу, с которой он реально спал.
– Как это? – удивилась Лиза.
– А вот так. Целоваться, руки распускать – это он всегда готов, а что касается остального…
– Он что… – Лиза помедлила… – этот самый?
– Никто не знает, – ответила Ленка, – однако что он с девками из агентства не спит – это точно. Они бы и рады, да ему нафиг не нужны. Ну ладно, рассказывай, что там у вас в театре.