Он улыбнулся в свете камина.
– Странник. Пилигрим.
– Замечательная компания, – одобрительно произнес Люк. – Мы просто не можем не подружиться. Гетера, пилигрим, принцесса и тореадор. Хилл-хаус точно никогда не видел подобного общества.
– Отдам должное Хилл-хаусу, – сказала Теодора. – Я никогда не видела подобного дома. – Она встала и, держа в руке бокал, подошла к вазе со стеклянными цветами, чтобы получше их рассмотреть. – Как, по-вашему, называется эта комната?
– Салон, наверное, – ответил доктор Монтегю. – Или будуар. Я решил, что здесь нам будет удобнее. Кстати, предлагаю считать эту комнату нашим штабом. Может быть, она не слишком радостная…
– Конечно, она радостная! – твердо возразила Теодора. – Нет ничего веселее бордовой обивки, дубовых панелей и… что это там в углу? Портшез?
– Завтра вы увидите остальные комнаты, – напомнил ей доктор.
– Если это будет наша игровая, – сказал Люк, – предлагаю занести сюда что-нибудь, на чем можно устроиться. Тут я ни на чем усидеть не могу – соскальзываю, – доверительно сообщил он Элинор.
– Завтра, – ответил доктор. – Кстати, завтра мы осмотрим весь дом и устроим тут все, как захотим. А сейчас, если все допили, предлагаю выяснить, что там миссис Дадли приготовила на обед.
Теодора сорвалась с места и тут же замерла в нерешительности.
– Кому-нибудь придется меня вести. Я не знаю, где столовая. – Она указала рукой. – Это дверь в длинный коридор к вестибюлю.
Доктор хохотнул.
– Ошибаетесь, дорогая. Эта дверь ведет в оранжерею. – Он встал, указывая дорогу, и добавил самодовольно: – Я изучил план дома. Думаю, надо пройти по коридору в вестибюль и через бильярдную в дальнем его конце в столовую. Ничего сложного, – добавил он, – как только привыкнете.
– Зачем они так себя путали? – спросила Теодора. – Зачем столько нелепых комнатушек?
– Может, они друг от друга прятались, – предположил Люк.
– И еще я не понимаю, зачем тут все такое темное, – сказала Теодора.
Они с Элинор шли за доктором Монтегю по коридору. Люк, немного отстав от них, заглянул в ящик узкого стола и вслух подивился деревянной резьбе по верху стенных панелей: ее составляли головки купидонов, перемежающиеся пучками лент.
– Многие комнаты и вовсе без окон, – сообщил доктор, шагая впереди всех, – и не соприкасаются с наружными стенами. Впрочем, в домах этого периода наличие темных комнат совсем не удивительно, особенно если вспомнить, что окна, даже там где они были, закрывались изнутри тяжелыми шторами, а снаружи – кустами. Ну вот. – Он распахнул дверь, и они вступили в вестибюль. – А теперь… – Доктор оглядел двери напротив: большую двустворчатую и две маленькие по бокам – и выбрал ближайшую. – Все-таки дом и впрямь очень странный, – заметил он, пропуская спутников в темное помещение. – Люк, подержите дверь, чтобы я смог отыскать столовую.
Доктор Монтегю осторожно пересек комнату и открыл следующую дверь. Вслед за ним они прошли в самое приятное из здешних помещений – тем более приятное, что внутри было светло и пахло едой.
– Я себя поздравляю, – объявил доктор, потирая руки. – Я вывел вас к цивилизации через неведомые дебри Хилл-хауса.
– Следует завести привычку оставлять все двери открытыми. – Теодора нервно глянула через плечо. – Мне ужасно не нравится бродить в потемках.
– Тогда надо их чем-нибудь подпирать, – заметила Элинор. – Все двери тут захлопываются, как только их отпустишь.
– Завтра, – сказал доктор Монтегю. – Я запишу себе для памяти: дверные ограничители.
Он весело направился к буфету, где миссис Дадли поставила электропечку и внушительный ряд блюд под крышками. Стол был накрыт на четверых: плотная белая скатерть, свечи в подсвечниках и тяжелое столовое серебро.
– Без обмана, – промолвил Люк, беря вилку жестом, который, безусловно, подтвердил бы худшие подозрения его тетушки. – Нам подали серебро.
– Думаю, миссис Дадли гордится домом, – заметила Элинор.
– Уж точно с готовкой она не ударила в грязь лицом, – сказал доктор, заглядывая в электропечку. – Все складывается как нельзя лучше. Миссис Дадли уходит до темноты и не портит нам настроение своим постным видом.
– Возможно, – заметил Люк, щедрой рукой наполняя свою тарелку, – возможно, я несправедлив к добрейшей миссис Дадли – кстати, почему я, вопреки всему, называю ее про себя «добрейшей»? Она сказала, что надеется застать меня утром живым и что обед в печке. Теперь я понял, что она прочила мне смерть от обжорства!
– А что ее здесь удерживает? – спросила Элинор у доктора Монтегю. – Почему они с мужем согласны оставаться в доме одни?
– Насколько я знаю, Дадли присматривают за Хилл-хаусом с незапамятных времен, и Сандерсонов это вполне устраивает. Но завтра…
Теодора хихикнула.
– Наверняка миссис Дадли – последний потомок истинных владельцев Хилл-хауса. Она дожидается, когда последний Сандерсон – то есть вы, Люк, – умрет страшной смертью. Тогда она получит дом и закопанные в подвале драгоценности. А может, они с Дадли хранят в потайной комнате золото. Или под домом есть нефть.
– В Хилл-хаусе нет потайных комнат, – твердо возразил доктор Монтегю. – Естественно, такая возможность предполагалась и раньше, и я могу со всей определенностью заявить, что никаких таких романтических укрытий в доме не имеется. Но завтра…
– Так или иначе, нефть уже не в моде – ее в старых замках больше не ищут, – сказал Люк Теодоре. – Если миссис Дадли и укокошит меня, то по меньшей мере за уран.
– Или просто для собственного удовольствия, – заметила Теодора.
– Да, – сказала Элинор, – но зачем мы здесь?
Целую минуту все трое смотрели на нее; Люк и Теодора с любопытством, доктор – серьезно. Потом Теодора промолвила:
– Я как раз собиралась задать тот же вопрос. Зачем мы здесь? Что не так с Хилл-хаусом? Что должно произойти?
– Завтра…
– Нет, – ответила Теодора почти сварливо. – Мы взрослые умные люди. Мы проделали долгий путь, доктор Монтегю, чтобы встретиться с вами в Хилл-хаусе. Элинор хочет знать зачем, и я тоже.
– И я, – сказал Люк.
– Зачем вы собрали нас здесь, доктор? Зачем сами сюда приехали? Как вы прослышали о Хилл-хаусе? Почему у него такая репутация и что тут на самом деле происходит? Что должно случиться?
Доктор огорченно нахмурился.
– Не знаю, – ответил он и, когда Теодора досадливо встряхнула рукой, добавил: – Мне известно о доме немногим больше вашего; разумеется, все эти сведения я вам сообщу. Однако о том, что случится, я узнаю одновременно с вами. Завтра и поговорим, при свете дня.
– Я не могу ждать, – объявила Теодора.
– Уверяю вас, – сказал доктор, – сегодня ночью в Хилл-хаусе будет тихо. В такого рода явлениях есть закономерности, как если бы паранормальные феномены подчинялись определенного рода правилам.
– А я считаю, что все-таки надо поговорить сегодня, – сказал Люк.
– Мы не боимся, – добавила Элинор.
Доктор снова вздохнул и медленно заговорил:
– Допустим, вы услышите историю Хилл-хауса и не захотите тут оставаться. Как вы уедете ночью? – Он быстро обвел их взглядом. – Ворота заперты. Хилл-хаус известен своим назойливым гостеприимством – не любит отпускать посетителей. Последний, кто вздумал покинуть Хилл-хаус в темноте – восемнадцать лет назад, – погиб, ударившись о дерево, когда его лошадь понесла на повороте аллеи. Допустим, я расскажу про Хилл-хаус и кто-нибудь из вас решит уехать. Завтра, по крайней мере, мы сможем проводить его до поселка.
– Но мы не сбежим, – сказала Теодора. – Я точно, и Элинор тоже, и Люк.
– Твердо будем стоять на крепостных валах, – подтвердил Люк.
– Какие своевольные ассистенты!.. Ладно, тогда после обеда. Мы вернемся в наш маленький будуар выпить немного кофе с отличным бренди, которое у Люка в чемодане. Там я расскажу вам все, что знаю о Хилл-хаусе. А пока давайте говорить о музыке, о живописи, на худой конец о политике.
4
– Я не придумал, – сказал доктор Монтегю, покачивая бокал с бренди, – как лучше подготовить вас троих к Хилл-хаусу. Я определенно не мог написать об этом в письме и сейчас опасаюсь, что мой рассказ повлияет на ваши впечатления до того, как вы сами осмотрите дом, чего мне очень бы не хотелось.
Они снова были в маленькой гостиной, теплой и почти дремотной. Теодора сидела по-турецки на коврике у камина, сонная и разомлевшая. Элинор не сообразила сесть рядом с ней сразу, а теперь стеснялась неловко устраиваться на полу, привлекая к себе излишнее внимание, поэтому мучилась на скользком сиденье, чего так благоразумно избежала Теодора. После обильного вкусного обеда, приготовленного миссис Дадли, и часовой тихой беседы всякое чувство нереальности и скованности улетучилось: они начали узнавать друг друга ближе – голоса и мелкие привычки, лица и смех. Элинор с легким изумлением вспомнила, что пробыла в Хилл-хаусе не больше пяти часов, и тихонько улыбнулась. Она чувствовала ножку бокала в руке, жесткое кресло за спиной, слабые движения воздуха, еле ощутимые по колыханию бахромы и бисерных нитей. По углам лежала темнота, круглощекий купидон весело улыбался с каминной полки.
– Самое время для истории о привидениях, – сказала Теодора.
– Если позволите, – сухо произнес доктор, – мы не дети, которые собрались друг друга пугать.
– Простите, – улыбнулась Теодора. – Я просто стараюсь к этому привыкнуть.
– Давайте возьмем себе за правило очень тщательно выбирать слова. Предрассудки, связанные с духами и привидениями…
– Кровавая рука, – подсказал Люк.
– Мой дорогой мальчик, я очень вас попрошу. Наша цель – научно-исследовательская работа, и нельзя допустить, чтобы на нее влияли полузабытые обрывки историй, место которым – как бы выразиться помягче – в школьном походе у костра. – Очень довольный собой, доктор оглядел слушателей, проверяя, оценили ли те шутку. – Исследования прошлых лет позволили мне сформулировать некие гипотезы касательно паранормальных явлений, которые я теперь впервые могу проверить на практике. В идеале, конечно, вам ничего не следует знать о Хилл-хаусе. Вы должны быть чисты и восприимчивы.
– И вести записи, – вполголоса добавила Теодора.
– Записи. Да, конечно. Записи. Впрочем, я понимаю, что непрактично полностью лишать вас базовых сведений, главным образом потому, что вы не привыкли без подготовки встречаться с явлениями подобного рода. – Он хитренько улыбнулся. – Вы, все трое, – испорченные, своевольные дети, намеренные вытянуть из меня страшную сказку перед сном.
Теодора хихикнула, и доктор кивнул в ее сторону, словно говоря: «Ну вот, сами видите». Он встал, подошел к огню и принял безошибочно узнаваемую позу лектора. Чувствовалось, что ему не хватает доски за спиной, потому что раз или два он полуобернулся, как будто ища мел, чтобы проиллюстрировать важную мысль.
– Итак, – сказал доктор, – рассмотрим историю Хилл-хауса.
Жаль, что у меня нет тетрадки и ручки, подумала Элинор, ему было бы привычнее. Она покосилась на Люка и Теодору, чьи лица как по команде приняли внимательно-заинтересованное выражение школьников, готовых ловить каждое слово любимого учителя. Ну вот, начался следующий этап нашего приключения, мысленно отметила Элинор.
– Вы припомните, – начал доктор, – то место в Книге Левит, где говорится о домах, пораженных проказой, цара'ат, или название потусторонней области у Гомера – дом Аида. Думаю, нет надобности повторять вам, что представление о некоторых домах как о нечистых или запретных – возможно, священных – появилось одновременно с человеком. Безусловно, есть места, которые привлекают к себе атмосферой святости и блага; в таком случае не будет чрезмерной смелостью допустить существование изначально нехороших домов. Хилл-хаус, какова бы ни была этому причина, непригоден для жизни вот уже двадцать лет. Сформировали ли его характер здешние обитатели либо их поступки, или эти качества присутствовали в нем изначально – вопросы, на которые я ответить не могу. Разумеется, я надеюсь, что все мы за время нашего здесь пребывания узнаем о Хилл-хаусе гораздо больше. Пока неизвестно даже, почему некоторые дома называют проклятыми.
– А как еще можно назвать Хилл-хаус? – вопросил Люк.
– Ну… скажем, нездоровым. Прокаженным. Больным. Подойдет любой распространенный эвфемизм для психического расстройства. «Невменяемый дом» – удачная метафора. Впрочем, существуют популярные теории, которые отбрасывают загадочное, мистическое; есть люди, которые станут вас уверять, будто явления, которые я называю паранормальными, имеют своей причиной подземные воды, или электрические токи, или галлюцинации, вызванные отравленным воздухом. Атмосферное давление, солнечные пятна, сейсмические толчки – у каждого из этих объяснений есть свои защитники из числа скептиков. Люди, – печально продолжал доктор, – всегда стремятся вытащить загадку на свет и дать ей название, сколь угодно бессмысленное, лишь бы оно звучало по-научному. – Он вздохнул, успокаиваясь, и лукаво улыбнулся слушателям. – Дом с привидениями. Все смеются. Коллегам в университете мне пришлось сказать, что я отправляюсь летом в поход.
– Я сообщила всем, что участвую в научном эксперименте, – вставила Теодора. – Не объясняя, конечно, в каком и где.
– Вероятно, ваши друзья относятся к научным экспериментам иначе, чем мои. – Доктор снова вздохнул. – В поход. В мои-то годы. И тем не менее в это они поверили. Да. – Он расправил плечи и пошарил рукой, словно что-то ища – возможно, указку. – Впервые я услышал про Хилл-хаус год назад от бывшего съемщика. Для начала он заверил меня, что съехал отсюда, поскольку его семья не хотела жить в такой глуши, а закончил тем, что, по его мнению, дом надо сжечь, а само место засыпать солью. Я навел справки о других арендаторах и выяснил, что никто из них не прожил в Хилл-хаусе дольше нескольких дней, и уж точно – никто не оставался здесь до конца оговоренного срока. Причины назывались самые разные, например сырость – что, кстати, неправда, в доме очень сухо – или необходимость срочно перебраться в другое место по причинам делового характера. Так или иначе, всякий съемщик, покинувший Хилл-хаус, торопливо выдумывал вполне рациональный предлог, и тем не менее все они отсюда сбежали. Разумеется, я пытался добыть сведения из первых рук, однако все опрошенные мною жильцы крайне неохотно делились информацией и всячески избегали вспоминать частности своего здесь пребывания. В одном они были единодушны. Каждый, хоть сколько-нибудь пробывший в Хилл-хаусе, убеждал меня держаться отсюда подальше. Никто из бывших арендаторов не нашел в себе смелости назвать Хилл-хаус домом с привидениями, однако когда я посетил Хиллсдейл и заглянул в газетные архивы…
– Газетные? – переспросила Теодора. – Тут был скандал?
– О да, – ответил доктор. – Грандиозный скандал с безумием, самоубийством и тяжбами. Тогда-то я и выяснил, что у местных жителей мнение о доме однозначное. Разумеется, я выслушал десятки противоречивых версий – вы не поверите, как трудно получить точную информацию о доме с привидениями и каких трудов стоило добыть даже те немногие сведения, которыми я на данное время располагаю. В итоге я отправился к миссис Сандерсон – тетушке Люка – и договорился об аренде Хилл-хауса. Она не скрывала своего отношения…
– Дом сжечь куда труднее, чем думают, – вставил Люк.
– … но согласилась на короткое время пустить меня сюда для научных исследований, при условии что к нам присоединится один из членов семьи.
– Она надеется, – торжественно произнес Люк, – что я уговорю вас не вытаскивать на свет божий очаровательные старые скандалы.
– Итак, я объяснил, как сам оказался здесь и почему с нами Люк. Что до вас, дамы, как всем нам уже известно, вы здесь, потому что я вам написал, а вы приняли мое приглашение. Я надеялся, что каждая из вас сможет по-своему стать своего рода резонатором для действующих в доме сил: в прошлом Теодора демонстрировала способности к телепатии, а Элинор стала непосредственной свидетельницей и участницей полтергейста…
– Я?!
– Конечно. – Доктор наградил ее удивленным взглядом. – Много лет назад, в детстве. Камни…
Элинор нахмурилась и помотала головой. Пальцы, сжимающие ножку бокала, дрожали. Наконец она проговорила: